Девушек я приметила сразу, мы вместе толпились в роскошном вестибюле оперного театра: я ожидала, когда мне вынесут пригласительный билет из пресс-службы, а девушки хихикали у большого зеркала. Зеркало размещено довольно высоко, поэтому одна девушка отражалась в нем до пояса, а другая – только головой, даже без плеч. Невысокая девушка.
— Еще раз повторяю, — громко и властно говорила невысокая, — план таков: встречаемся, прохладно здороваемся, и даем понять, что таких, как они, у нас пруд пруди. Разговариваем неохотно. Иногда переходим на английский.
— А может, не будем так резко, — сомневалась высокая. – Я насчет английского. Обидятся еще!
— Не обидятся! – настаивала невысокая, — ключ к успеху – равнодушие и ледяное безразличие.
Высокая морщила лоб, запоминала. О мраморные колонны дробился яркий свет красивой люстры исполинских размеров. Мраморный пол благожелательно отражал нарядный потолок. Старушки — капельдинеры в темно-красной униформе предлагали программки и газеты на театральные темы. Ожидалась «Баядерка» — самый петербургский из всех балетов. Впервые его поставил Мариус Петипа в 1877 году, использовав собственное либретто, литературной основой которого стали драма индийского классика Калидасы «Шакунтала» и баллада Гете «Бог и баядерка». Музыка Людвига Минкуса, австрийского композитора, скрипача и дирижёра чешского происхождения, обо всем этом и говорилось в программке изумрудно-зеленого цвета с иллюстрациями на индийские темы.
Каждый капельдинер отрабатывал свой участок разряженного вестибюля: вот статная женщина с лицом гневным и породистым свысока предложила совершить покупку молодой паре прямо у металлоискателя, и ей сразу же поставили на вид. Менее статная товарка схватила за локоть нарушительницу конвенции и сказала сердито:
— Иди к лестнице, поняла?
Гневная женщина покорно потопала к лестнице и стала интеллигентно набрасываться на посетителей там; за мной тем временем спустилась пресс-служба и провела внутрь. Я отчаянно вертела головой, желаю все-таки посмотреть, кого ожидают равнодушные и безразличные девушки, не получилось.
Пошла в гардероб, где большие, во весь рост, зеркала сопровождались удобными мраморными скамеечками, на скамеечках пристраивались дамы и меняли сапоги на каблукастые туфли. Дамы щебетали; замечено, что в местах скопления культуры лица дам приобретают одинаковое, слегка неземное выражение. Например, в ГУМе – там все женщины будто бы парят над землей. В оперном театре тоже парят, но чуть пониже.
Колонный зал традиционно оказался застелен ковровыми дорожками, и ззнаменитый паркет был видень только фрагментарно, зато недалеко разбили буфет – мрамор, витражные стекла, инкрустации; веселые буфетчицы любезно разливают кофе, присовокупляя к чашечке мини-упаковку сливок. Рюмка коньяку стоит сто пятьдесят рублей, пирожное «театральное» в форме сердца — пятьдесят. Тут же оказываются давешние подруги, высокая и не очень, как раз купили себе по пирожному, плюс еще торт «пчелка» — очевидно, на меду. Девушки быстро и мрачно поглощают снедь, с какой-то даже ненавистью глотают черный кофе, они раздражены, и скоро становится понятно – чем.
— Это все специально подстроено, — с болью говорит высокая, — специально. Не могут же люди быть такие идиоты, чтобы не знать, что в театр нельзя с животными приходить.
— Могут, — скрипит зубами невысокая, — еще как могут, если они сами – хорошие животные!
— С другой стороны, — переживает высокая, — бывают же случаи. Вот моя бывшая одноклассница в Арабских Эмиратах работает, в салоне красоты. Так там вообще принято, чтобы с домашними питомцами всюду ходить. У нее клиентка была, богатая арабка — похудательные аппаратные процедуры принимала. Так сначала появлялась ее телохранительница, быстро оглядывала салон — убедиться, что нет посторонних, потом заходила сама богатая арабка. Приносила с собой белого кролика, такого огромного и толстого, что он не мог ходить, но полз на брюхе, и еще птичку, которая заливалась смехом – а-ха-ха, а-ха-ха.
— Что за птичка?
— Не помню. Или одноклассница не говорила. Птичка, и все. Тринадцать тысяч долларов такая стоит.
— Я что-то сомневаюсь, что их глупая псина стоит хоть рубль.
— Ну, рубль-то наверняка стоит. Все на свете стоит минимум рубль.
— А мне плевать! – неожиданно свирепеет невысокая, — пусть хоть сколько! Ты мне скажи, зачем надо было волочить эту шавку на балет? Они ее дрессируют? Готовят к танцам на льду?
— Может, ее дома нельзя одну оставлять. Может, она обувь грызет. Или электрическими проводами балуется.
— Похоже, этих ребят нельзя дома одних оставлять. И провода лучше попрятать, это ты права.
Подруги склоняют головы, и еще долго обсуждают безобразный поступок неизвестных молодых людей, с которыми была завязана переписка на популярном сайте знакомств, и назначена встреча повышенной интеллектуальности — в Самарском академическом театре оперы и балета. И как было унизительно объяснять служителям театра происхождение маленькой кривоногой собачки. И как молодые люди отказались решить вопрос в пользу спектакля, а решили – в пользу Ангела, так звали собачку. Удивительный случай, соглашаются друг с другом девушки, когда имя абсолютно не подходит его носителю.
Подполковник в парадной военной форме выпивает, не отходя от буфетной стойки, сто граммов коньяка. Буфетчицы смотрят на него с материнской любовью. Расстроенные подруги берут еще по пирожному, залитому шоколадом – правильно, есть случаи, когда серотонин необходим.
В поисках свободного места (приглашение со свободным размещением) разгуливаю по партеру, бельэтажу, и первому ярусу балкона. Всюду на страже порядка капельдинеры, наверное, у них перед каждым спектаклем проводится планерка с обязательным напоминанием Декларации Высшей Цели. Например, пять золотых правил капельдинера гласят: Взаимовыручка! Честность с коллегами! Стремление к наилучшим результатам! Забота о зрителях! Настрой на успех!
Или что-то такое. Остановившись у отделанного алым бархатом парапета балкона, кладу на него программку, ту самую, изумрудно-зеленую. Тут же налетает капельдинер и требует «поднять свои вещи».
— Знаете, ничего не разрешается сюда класть, ничего!
Испуганно подчиняюсь. Свободное место находится на втором ярусе балкона, сбоку. Не самое лучшее место, отмечу, но я ведь и не спектакль пришла смотреть. А зрителей видно и отсюда: нарядно одетая девочка лет двенадцати с торжественной бабушкой, мальчик лет трех в смешном костюмчике и даже при галстуке, женщина в платье с открытой спиной, старая дама с натуральным лорнетом на костяной рукоятке. Старая дама, придерживая лорнет одной рукой, набирает телефонный номер другой.
— Если деньги отвечают тебе взаимностью, — низким голосом говорит невидимому абоненту, — ты непобедим.
Ученицы хореографического училища с развернутыми бедренными суставами, прямыми плечами и характерными прическами – волосы закручены в тугой пучок. Ученицы тоже имеют пригласительные без мест, и стайкой ютятся вдоль стены. Капельдинер заботливо размещает их, куда-то отводит, берет за руки, девочки послушно следуют за ней.
Прелестные блондинки поочередно фотографирует друг друга на фоне театральных богатых интерьеров. Тут же постят фотографии в фейсбук. Получают комментарии, отвечают на комментарии.
Супруги переговариваются раздраженно, спорят, куда отправиться после премьеры, каждый лоббирует свои интересы, звучат названия модных ресторанов.
Музыканты в оркестровой яме подстраивают инструменты, отрывистые и тревожные звуки настигают зрителей, и гаснет свет, и звучит музыка Людвига Минкуса, он назван «плодовитым композитором» в той же программке, источнике знаний. (Балетмейстер-постановщик – Габриэла Комлева. Экранизация «Баядерки» с Комлевой была признана ВВС лучшим фильмом года.)
На сцене молодые воины охотятся на тигра, а потом начинается праздник поклонения огню. Огонь прекрасно изображают танцовщики, присев на корточки и взмахивая руками, подсвеченными красным. Жрицы, веера, попугаи, охотники, арапчата – артисты балета, студенты Самарского хореографического колледжа. Волнение в боковых рядах балкона – плоховато видно же, ну!.. Перегруппировки, перемещения, укоряющий возглас капельдинера, стук упавших номерков, шелест листаемых программок — надо узнать, из-за чего весь сыр-бор, что за танец с кувшином, и что за тени появляются в третьем акте.
Внезапно громкий шепот сзади:
— То есть, ты думаешь все-таки, что они нарочно? Давай им напишем все-таки…
Отчаянные девушки, бесстрашные авантюристки, все еще заняты «разбором полета», под классическую музыку это получается неплохо. Потому что балет балетом, и Людвиг Минкус – чудесный композитор, и Габриэла Комлева – знаменитый хореограф, но должна же быть и она – настоящая любовь.
фото с портала Самарского театра оперы и балета
