День знаний

Первое сентября текущего года было пасмурным. Ранним утром вообще накрапывал дождь, и ночью накрапывал, и в предшествующие дни, поэтому торжественную линейку, помпезно назначенную на десять утра на площадке близ бассейна СКА, решили перенести в клуб имени Дзержинского. Об этом накануне по телефону сообщила главная уполномоченная родительница, претендующая на звание представителя класса в попечительском совете гимназии. Представлять класс в попечительском совете гимназии — большая человеческая ответственность и счастье. Для этого нужно, чтобы твою кандидатуру выдвинули, проголосовали и большинством голосов одобрили, и почему-то считается, что добиться этого не просто. В любом случае, уполномоченная родительница и соискательница поста позвонила и сказала, что детей ждут в клубе Дзержинского ровно в девять, и что зеркальце приносить не нужно, а вот печенье — пожалуйста.

— Какое зеркальце, — удивилась я. – Какое печенье?

— Я испекла овсяное, — оживленно откомментировала родительница, — с дроблеными семенами подсолнечника. Я сама выращиваю подсолнечник. Это – удивительные растения! Такие чуткие. Когда мы разошлись с мужем, я выходила утром, и вставала в гряду, впитывая их живительную энергию. Вкусовые качества — выше всяких похвал. Я даже их добавляю в соус сациви, вместо грецких орехов. Считаю, это максимально соответствует концепции блюда. Грецкий орех представляется мне слишком агрессивным

— Возможно, — ничего другого в ответ я не придумала, — грецкий орех и агрессивен, но зачем печенье?

— В подарок педагогам, — сказала родительница. – Желательно оформить подношение оригинально. Не имею права говорить, но будет проводиться конкурс на лучшее изделие.

Она так и сказала: подношение. И еще: лучшее изделие. Мне бы замолчать. Но оставались зеркальца! Их судьба волновала.

— А почему зеркальца не надо? – проблеяла я.

— О чем вы говорите! – непонятно возмутилась родительница, — мы с вами живем в эпоху постмодернизма.

И повесила трубку. Фразу про постмодернизм я слышала и раньше, но никогда толком не понимала, что именно она должна означать, особенно в плане подготовки к линейке.

Впрочем, линейки, как таковой, и не случилось, а предполагалась торжественная часть в зрительном зале клуба Дзержинского, куда в итоге не помещались дети из двух объединенных учебных заведений. Нас же объединили, да! Третью гимназию с первой школой, что на Хлебной площади. На итоговых собраниях в конце прошлого учебного года грозили: а вот кто плохо помогает попечительскому совету, те дети будут учиться в первой школе, и не говорите потом, что там одни таджики, это хорошие, мирные ребята, это с русскими всегда неприятности. Неприятности уже были на то момент, такого рода, что трое десятиклассников сильно подрались из-за учительницы английского языка, и вовсе не потому, что она курила с ними на переменах за углом.

Новость об объединении занимала первые места в рейтинге тем для бесед, как учеников, так и родителей. На крыльце перебирали ногами гимназические ученики в форменных костюмах и ученики первой школы во всем модном.

— Физически мы учимся раздельно! – провозгласила одна из учителей, окруженная взволнованными мамашами, — но морально мы – одно учебное заведение!

По всей видимости, она ждала поддержки аплодисментами, но не получила ее, напротив, чрезвычайно высокий отец в пышных усах скептически сказал:

— Оно и видно.

Толкаясь плечами и уворачиваясь от уколов розами в фойе славного клуба им. Дзержинского, я только и хотела, что познакомиться с учительницей английского, женщиной вамп, но за углом никто не курил, зато мне показали свирепого в мире педагога Антона Олеговича.

— Смотри, вот он, с портфелем! — хищно сказали про него, и я посмотрела.

Антон Олегович не выглядел свирепым, а выглядел ровесником моего сына. К слову сказать, свирепый Антон Олегович тоже преподает английский. Появилась соискательница места в попечительском совете, в руках она держала плетеную корзину, полную печенья. На тёмном тесте выделялись анонсированные семена подсолнечника.

— Где ваши изделия? – спросила она строго, я спрятала за спиной купленный в кулинарии шоколадный рулет.

Девочка-шестиклассница в солдатских ботинках до колена и куртке с заклепками обняла свою подругу и громко спросила ее: ну что, сегодня заторчим у оперы? Волосы ее были красные и немного синие.

— Это вот первая школа, полюбуйтесь, — шипели мамаши третьей гимназии, — заторчим!

Они так закатывали глаза, что сверкали одни белки, и если бы требовалось написать портрет этого Первого сентября, это была бы такая белоглазая женщина. С другой стороны – так увидела первое сентября я. А как увидел его свирепый Антон Олегович, или бывшая первая школа, или соискательница места в попечительском совете – неизвестно.

Прочитала недавно у Дениса Драгунского, который тот самый Дениска из «Денискиных рассказов», но еще и журналист, и писатель: «Дело было в начале 1980-х. Обсуждали пьесу одной молодой писательницы. Пьеса была про партизан. Жесткая, драматичная, динамичная. Даже, я бы сказал, слишком драматургичная. Но это даже хорошо, наверное. Как всегда бывает на таких обсуждениях, нашлось два-три человека, которые прицепились не к художественным качествам пьесы, а именно что к реальности. Проще говоря, «так бывает» или «так не бывает». Ну, а такой спор быстро переходит в плоскость «брито-стрижено». Но в зале присутствовал один сценарист, ветеран войны. Полковник, орденоносец. Вот мы и задали ему вопрос: дескать, дорогой Николай Николаевич, вы среди нас единственный участник войны, так скажите – правдоподобна ли ситуация в этой пьесе, или это, с вашей точки зрения, скорее вымысел?

— Видите ли, — сказал он. – Я прошел всю войну. От Минска до Волги, и от Волги до Берлина. В пехоте. Примерно в тех самых местах, о которых тут говорится. Но я вам клянусь – во время войны я не только не встречал партизан, я даже ни разу не слышал, что такие есть. О партизанах я впервые узнал из книг, которые выходили после войны. И был, прямо скажу, поражен».

И Денис Драгунский делает вывод, что у каждого – своя история. У кого-то – про партизан. У кого-то – с полным их отсутствием.