Как все было: самарчанка Елена Корнева в сентябре находилась со своим ребенком на лечении в инфекционном отделении больницы им. Семашко. Выписавшись, она написала в Росздравнадзор заявление, где сообщила о событиях, свидетельницей которых оказалась.
Одновременно с Еленой в отделении находился двухлетний сирота Ваня, воспитанник детского дома. Сироту Ваню держали одного в закрытой палате, для верности подперев дверь шваброй. Когда обитателей всех боксов переселили в противоположное крыло (в связи с ремонтом), Ваня был оставлен в опустевшей части здания один, где и провел целую ночь, вплоть до выписки. «Чтобы не доставал своим ревом», — пояснили медицинские сестры свои действия.
В середине сентября корпуса больницы еще не отапливались, погода испортилась, задувал ветер. «Ребенок мочился на пол от холода, — говорит Елена. — Малыш, одетый в короткие шортики и футболку (и это притом что мы, взрослые, спали в теплых спортивных костюмах и под двумя одеялами), постоянно истошно кричал».
На крики никто из медперсонала не реагировал. «Я слышала, как ребенок бился головой о дверь, плакал без остановки и звал маму. На наши многочисленные просьбы посмотреть, что там с малышом, нам в грубой форме отвечали, что это сирота и заниматься им некому, да и некогда, так как нужно ставить капельницы «нормальным детям». Ваня от безысходности выбил окошко в боксе. Персонал завесил выбитое окно простыней», — говорит Корнева. Копию заявления она направила в ГУ МВД по Самарской области, а также уполномоченному при Президенте РФ по правам ребенка Павлу Астахову.
Далее события развивались быстро. 23 октября советник уполномоченного по правам ребенка Максим Ладзин посетил больницу. Его встречал главный врач больницы Максим Карпухин. Главврач рассказывал о своих успехах и достижениях в сфере улучшения медицинского обслуживания населения. Действия работников инфекционного отделения прокомментировал умеренно: «Мы не белые и пушистые, но не надо делать из нас фашистов. Определенные замечания к работе персонала у меня есть, но то, что опубликовала Елена Корнева, очень и очень гипертрофированно. Можно было избежать закрывания двери шваброй, — согласился главврач, — но это было сделано всего на 10 минут, и по той причине, что врачу, работающему на два крыла, нужно было отлучиться за анализами и снимками. А ребенок очень активный, уже несколько раз убегал, и мы ловили его на лестнице. Его вынужденно оставили за закрытой дверью, чтобы он сам не причинил себе травм».
По словам Максима Карпухина, имел место обыкновенный конфликт между Еленой Корневой и медсестрами отделения, в результате которого женщина решилась на месть и составила заявление в Росздравнадзор. Этой же версии в чем-то решил придерживаться и министр здравоохранения области Геннадий Гридасов: «Тот факт, что медицинские сестры испытывали дополнительную нагрузку в связи с исполнением не свойственных им функций, не может быть оправданием для жестокого обращения с детьми. Так же как и межличностный конфликт медицинских сестер с Е.В.Корневой…».
Новостные программы страны ли, региона ли захлебываются радостной информацией о том, насколько все модернизировалось в сфере здравоохранения, какие инновации введены еще, во сколько именно раз увеличилась заработная плата медицинских работников. И это совершенно не соотносится, например, с тем фактом, что в отдельно взятом отделении больницы Семашко нет санитаров, чтобы кормить-обихаживать «государственных детей».
«Документально не урегулирован вопрос, должны ли дети, приезжающие из госучреждений, ложиться в больницу с сопровождающим из детдома, необходимо ли выделять в больнице для него отдельного ухаживающего, — сказал главный врач Максим Карпухин. — Но в то время, когда ребенок лежал у нас, мы выдавали по два одеяла всем пациентам, чтобы они не мерзли».
Дети приезжают из госучреждений без сопровождения. В два года они далеки от самостоятельности. Сирота Ваня вряд ли утешился вторым одеялом, сидя на грязном от нечистот полу холодной палаты.
После визита советника омбудсмена решением вице-губернатора Дмитрия Овчинникова главного врача Максима Карпухина отстранили от должности, и завотделением Тамару Жилякову отстранили, и двух специалистов областного миндзрава, курирующих больницу, и двух медицинских сестер из отделения. Остальные продолжают работать. Хочется им что-нибудь сказать. Пожалуйста, не обижайте детей, не запирайте на швабру, не позволяйте охрипнуть от крика и боли. Ведь мы кто? Мы взрослые люди, минимум пятьдесят килограммов, а кто и сто, у нас кожаные портфели, губная помада, любовник-электрик и банковская карта. Нам положен слишком маленький оклад, говорят сейчас медсестры друг другу. У сироты Вани нет ничего вообще, кроме диагноза «хронический врожденный гепатит С».
Вице-губернатор Овчинников пообещал, что межведомственная комиссия подробно разберется с нарушениями и в понедельник, 28 октября, представит доклад председателю областного правительства Александру Нефедову.
Но случай не единичен. И проблема не нова.
В Самаре все боятся попасть в детское инфекционное отделение горбольницы им. Семашко. Не стоит сейчас о старых стенах, ржавых унитазах и чудовищных этих горшках с номерами на боку (ночная ваза), тем более сегодня сам министр здравоохранения приказал быстрее заканчивать, наконец, ремонт. В инфекционном отделении лежат сироты. Ваня, Лиза, Коля и другие. Их привозят на казенных автомобилях, оставляют одних; соседствующие по боксу мамочки часто стараются быть полезными и помочь, но когда на руках собственный больной и несчастный младенец, то помощь эта сугубо факультативна. Мамочкам стыдно, да чего уж там, я сама такая, сколько раз лежала, с сыном и дочкой, столько раз и прятала глаза, чтобы не ловить взгляд — недетский, страдающий. Это все касается не только «Семашки», конечно. «Семашка» попала под раздачу. Остальные детские отделения государственных больниц шепчут: «Пронесло», и ниже пригибают головы к партам.
P.S. Новости в Самаре пугающе закручены вокруг материнства и детства: депутаты губернской думы голосуют за отмену бесплатных абортов по полису ОМС, юная мать из Октябрьска убивает своего малолетнего сына двадцатью ударами ножа, 12-летний мальчик кончает с жизнью в петле, и вот истязания сирот в больнице.
