Так иногда бывает: то, что могло бы стать материалом, оказывается всего- лишь постом на Фейсбуке. А потом тебе звонит знакомая, вы общаетесь уже давно. Одна из тех женщин, глядя на которых тебе остается только вздыхать и любоваться, и сокрушаться, рассматривая ее безупречную прическу: «Могут же люди», совершая жалкие попытки хоть как-то привести в порядок воронье гнездо на своей голове. И вот она звонит, и предлагает поговорить, и ты идешь с ребенком в парк, так до конца не понимая, что собственно тебе хотят поведать.
Вы гуляете вдоль озера, рассматриваете уток, и немногочисленные посетители парка постоянно оглядываются вам вслед. И ты понимаешь, что эти взгляды к тебе не имеют никакого отношения, хоть «воронье гнездо» на твоей голове и старательно прикрыто шапочкой. И ты слушаешь красивую женщину, а слышишь одинокую затравленную девочку, которую и через столько лет мучительно жаль.
«Мы с тобой почти ровесницы, -говорит красивая женщина –росли в то время, которое многим сейчас кажется благословенным. У всех была одинаковая школьная форма, и вообще все было одинаковое, и все дети были добры друг к другу. Так вот, к тому моменту, когда я пошла в школу, моя мама успела второй раз развестись, вернее оба ее мужа просто сбежали от нее, и нас с братом помогала воспитывать бабушка. Мы не бедствовали, но ты сама знаешь, в то время для того, чтобы ребенок был одет – обут и счастлив, приходилось «крутиться» и что-то вечно доставать. Но у нас в семье – все это было объявлено моветоном. Особенно для меня. Брата Лешку баловали больше, особенно если учесть, что его отец как бы сейчас сказали «принимал участие в жизни сына», доставал ему какие-то шмотки, давал деньги и водил его иногда развлекаться. Мой папа, исчезнув из семьи, просто забыл о моем существовании, и ограничивался небольшими алиментами, которые по разумению мамы и бабушки, должны были тратиться разумно. Кроме того, я росла под двумя девизами: «Скромность украшает девочку» и «Коса-девичья краса».
Коса, кстати, у меня всегда была знатная и я ее просто ненавидела. Мыть волосы, особенно во времена, когда стало совсем плохо с шампунями – было вечной проблемой. Да и соорудить из длинных-длинных волос что-то другое, кроме надоедливой косы было невозможно. А ходить с распущенными волосами мне не позволялось. Мало того, что в детстве я была страшненькой, правда, очень страшненькой, так еще в первый класс я пошла в форме большой не по размеру (не покупать же мне каждый год новое платье, решили на семейном совете) и с ранцем моего брата, который в то время благодаря отцу обзавелся модным «дипломатом».
У нас всегда подчеркивалось, что Лешка старший брат, а значит ему можно больше и он мальчик, а это обязывает. А я была девочкой, нелепой, некрасивой девочкой, как я сейчас понимаю –изрядно задерганной и запуганной. Особенно той «подготовкой» которая, собственно школе предшествовала. Мне так часто говорили, что от меня ждут только отличных оценок, что с моими далеко не выдающимися способностями, получать их мне удастся только проявив исключительные упорство и усидчивость, и первого сентября я была скорее похожа на запуганного зверька, чем на радостную первоклассницу. И как оказалось – мои страхи были не напрасны. Впрочем, училась я хорошо, и это не требовало от меня особых усилий. Хотя и тряслась постоянно, боясь разочаровать всех.
Одноклассники меня невзлюбили. Не сразу, конечно, но так получилось, что именно я превратилась в изгоя и существо для всеобщей травли. Какими только кличками не награждал меня мой класс! Когда в моду вошла книжка «Волшебник Изумрудного города», и в библиотеке на нее даже была очередь, ко мне прилепилось прозвище «Страшило», вот именно так, в среднем роде. Даже знаешь, «Страшилло» с двумя отчетливыми буквами «л». Иногда мне казалось, что одноклассники даже не помнят моего имени…Я не скажу, что учителя старались вмешаться в ситуацию, я была хорошей девочкой, не создавала проблем, не жаловалась, писала хорошие контрольные и даже как-то умудрялась давать внятные ответы у доски.
Сейчас я думаю: почему ничего не замечали дома? Я прихожу с заплаканными глазами, на мой день рождения в гости не является никто из класса, когда я болею — ни один человек не отправляется меня навещать? Но меня расспрашивали только про оценки и продолжали наряжать меня в нелепые вещи, повторяя, что главное достоинство одежды — ее аккуратность. Сейчас я понимаю, что мы не бедствовали: хорошо питались, ходили в театр, летом ездили в небольшие путешествия по стране. Больше того, в классе были те, кому жилось намного труднее- у нас например, была девочка из многодетной семьи, и папа там умер. Но она была хорошенькая и улыбчивая, а ее мама умудрялась завязывать ей яркие банты и что-то там вязать и придумывать, и девочку любили, и гурьбой бегали к ней в гости на чай с домашними пирогами. Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что мои одноклассники не были злыми, я больше скажу, когда та самая девочка заболела, кто-то придумал сброситься по несколько копеек с денег, которые родители давали на буфет, и прийти к ней в гости с выпечкой из столовой. В тот раз, кстати, никому даже не пришло в голову обратиться ко мне с просьбой — сдать мелочь. Даже в этой ситуации –меня не существовало. Про меня вспоминали, когда становилось скучно. Когда в раздевалке можно было отобрать мое нелепое пальто и устроить издевательский показ мод, когда можно было украсть мой мешок со второй обувью или даже портфель и во время урока тихонько пинать его под партами по рядам, когда можно было в конце перемены закрыть меня в кабинке туалета и убежать всем в класс, или тихонько привязать во время урока мою косу к спинке стула или насыпать соли в мой компот в школьной столовой.
Со мной никто никогда не хотел сидеть за одной партой, и когда учителя рассаживали нас, мои соседи протестовали, и я видела как мальчик –поглядывая на меня изображал ужас и испуг и класс тихонечко хихикал несмотря на присутствие педагога. Разумеется, школу я ненавидела. Радовалась каникулам, радовалась дням, когда болела. Уже в августе начинала зачеркивать в календаре оставшиеся дни свободы и плакала по ночам. Но училась, и училась неплохо. Больше того, классе в шестом у меня появилась подружка из параллельного класса — по большому счету тоже изгой в своем коллективе. Но мне стало намного легче. И знаешь, самое странное, меня никогда не преследовали мысли о самоубийстве. Но я твердила себе: «Повзрослею – и уеду». Кстати, с подругой мы расстались, когда я влюбилась. Разумеется в красивого мальчика. Зачем я ей рассказала, ума не приложу, но она разболтала мою тайну. Сейчас я понимаю, ей просто хотелось так подружиться с девочками, но тогда для меня это было сильнейшее предательство. Мальчик, кстати, оскорбился и сказал мне, чтобы я и не думала по нему вздыхать. Но поток насмешек только увеличился. Это было в то время, когда девочки уже делали себе прически, мазали ресницы и даже появлялись в школе не по уставу в юбках и блузках. Я все еще носила косу, коричневое платье и нелепые пальто.
Разумеется, я не пошла на выпускной вечер, хоть мама с бабушкой и настаивали. Я очень хорошо закончила школу, и они хотели в этот день гордиться мной. Я сослалась на болезнь, лежала в постели и скрывала ликование: ад закончился. Выбрала ВУЗ в другом городе, и несмотря на протесты мамы и бабушки уехала учиться. Первое что я сделала – обрезала косу, а на выданные мне деньги купила косметику и короткую юбку. А потом голодала месяц, изредка меня подкармливали подруги по общежитию. Зато, как оказалось, я нравилась мальчикам. Для меня это превратилось в цель, соблазнять и бросать. Мой первый мужчина не был моей любовью. Сколько потом их было — вспоминать противно и не хочется. Мне казалось, что почти королева, мне нравилось когда по мне страдали, но больше всего на свете я боялась, что страдать заставят меня. Сейчас я понимаю, что судьба отнеслась ко мне бережно, с моей тогдашней легкомысленностью все могло бы закончиться куда печальнее. А так я даже встретила своего нынешнего мужа, и он просто завоевал меня. Уже потом я рассказала ему о моем детстве. Он очень мудрый мужчина, он меня любит и бережет. Было время, когда мы были стеснены в средствах, но он закрывал глаза на то, что последние деньги я могла истратить на новую стрижку или маникюр. Он и сейчас на многое закрывает глаза: я постоянно кокетничаю и флиртую. Потом мне становится стыдно, я понимаю, что ставлю в неловкое положение мужчину, которого люблю, теряю подруг, позволяю людям сплетничать обо мне. Да что там, смешно, но мне 35 лет, а я до сих пор выставляю кучу фотографий в социальных сетях, и могу не спать по ночам, считая «лайки» и читая комплименты. И да, мы вернулись в Самару, так получилось. Бабушки уже нет в живых, но с мамой у нас очень прохладные отношения. Я все хочу, но не решаюсь спросить: неужели она не замечала, что со мной происходило в детстве. И да, я балую сына и дочь, покупая им гораздо больше необходимого. Так, что иногда даже у моего терпеливого мужа сдают нервы и он срывается на скандал. И когда дочка пошла в первый класс — у меня не просто была истерика, мне вызывали «скорую» и врачи пичкали меня лекарствами, и я очень злилась на супруга, что он не согласился на домашнее обучение. Девочка, кстати, любимица класса, а мне все равно страшно. А еще я не могу себе позволить просто выйти из дома ненакрашеной, растрепанной, в джинсах и кедах. И завидую тем, кто может. Я вот думаю, что в день, когда я так сделаю, я смогу праздновать окончательную победу над прошлым.
