Супруги Александр и Ольга Чечины посвятили космосу большую часть жизни. Александр Васильевич – лауреат Ленинской премии, бывший первый заместитель генерального конструктора ЦСКБ Д.И. Козлова, Ольга Павловна много лет занималась подрывными зарядами, работала в поисковой группе. На ее счету свыше 500 найденных приземлившихся объектов и ни одного потерянного. Чета Чечиных – блестящие рассказчики. Мы задали несколько вопросов, и оставалось лишь внимательно слушать и записывать эмоциональный рассказ супругов, дополняющих друг друга.
— Александр Васильевич, чем занималось Ваше отделение? Как складывалась Ваша работа на предприятии?
А.В.: Такого отделения первоначально не было. Сначала мы получили в наследство от Сергея Павловича Королева ракеты в 1958 году. Вышло постановление о передаче изготовления ракет с завода №88 в Подлипках на завод «Прогресс», потому что тот завод был маленький, а наш был крупнейшим авиационным заводом Советского Союза. Причем самым передовым, и во время войны он тут прославился. 17 февраля 1959 года уже полетела первая ракета, изготовленная заводом «Прогресс». Вот какие были темпы, меньше года понадобилось. Правда, нужно сказать, что многие комплектующие получили с 88-го завода. Сергей Павлович был человек очень широких взглядов, любил работать и других умел заставлять. В это время у него уже шли проекты космических аппаратов для интересов министерства обороны. Велась работа по проектированию и пилотируемых аппаратов для нужд дальнего космоса. Дальнего по тем временам – освоение Луны, Марса, Венеры. У него хоть и было мощное КБ, но он видел, что оно уже не справляется. Есть люди, которые все под себя гребут, но он не был таким. Нам он дал ракету, Решетнёвской фирме в Красноярске он дал спутники связи, Янгелю он отдал Днепропетровское КБ и т.д.
Ракету наш завод освоил с помощью Дмитрия Ильича и маленького на тот момент отдела, и через год-два вышло постановление отдать нам «Зенит» — первый отечественный спутник наблюдения в интересах министерства обороны. Когда мы получали все эти работы, Сергей Павлович через Дмитрия Ильича заставлял нас всему учиться в Москве, у себя.
Вначале я по ошибке попал на завод «Прогресс» и не хотел оттуда уходить. Я попал в сборочный цех. Когда нас распределяли, зачитали: «Чечин А.В.», а мы услышали «Чечина», и я попал в ракетный сборочный цех, а Ольга в КБ. Я блаженствовал — там стояли ракеты, мы же их раньше никогда не видели.
О.П.: Представляешь, пять минут бежишь вдоль ракеты.
— А вы с самого начала на заводе?
А.В.: Мы пришли туда 8 января 1960 года.
В 1959 году пришли Фомин, Солдатенков. Они и старше нас на 10-12 лет. Поэтому, когда мы пришли, отдел Дмитрия Ильича уже был сформирован. В общем, нас распределили. Через несколько дней встречает меня начальник отдела кадров и говорит: «Вы почему на работу не ходите?» — «Kак же, — говорю, — я как раз с работы». Он говорит: «Нет, вы должны быть в КБ, произошла ошибка». А я даже не знаю, к кому туда идти, и продолжаю ходить на работу. Через некоторое время он опять меня встречает и говорит: «Мы вас отчислим, если вы не придете». Пришлось идти в КБ.
Когда нам передали только ракеты, нас отправили на учебу в ОКБ-1. Это была моя первая поездка туда. Я попал в отделение Калашникова и изучал рулевые машины. Потом нам передали спутники, и начался подбор молодых людей, которые хорошо себя проявили во время поездки в Москву. Я попал в их число, в группу, которая была направлена на учебу уже на другое производство – у ОКБ два производства по разные стороны от Мытищинской дороги. Я провел в Москве в общей сложности 9 месяцев. Попал я в отдел Рошенбаха, ставшего потом академиком. Он создавал первые системы ориентации спутников. У него было три направления: теоретики динамики, электроники и систем исполнительных органов – двигателей малой тяги. Я попал на двигатели малой тяги. Потом я много ездил, участвовал в пусках. Когда я стал начальником сектора, меня перестали туда брать, тут надо было заниматься.
Тогда у меня стало формироваться впечатление, что там рулевые машины для привода рулями или двигателями, здесь, по спутникам, по сути, рулевые органы, только реактивные. Плюс все, что относится к энергетике: двигатели, системы электропитания. У меня сформировалось мнение, что это нужно объединить, а у нас все было разбросано по разным отделениям. Через некоторое время, когда я был начальником отдела, я выдвинул Дмитрию Ильичу Козлову предложение собрать все в одном месте. Он эту идею одобрил.
Таким образом, мы сформировали комплекс «энергетическая установка». В него входили: рулевые приводы к ракетам, двигатели, системы исполнительных органов ориентации космических аппаратов, системы электропитания космических аппаратов, двигатели установки космических аппаратов – 5 или 6 отделов. Потом коллектив вырос человек до 300. Я долго работал начальником комплекса, потом его преобразовали в отделение.
Когда в 1996 году Дмитрий Ильич решил объединить ЦСКБ с заводом в одну фирму, Козлов стал гендиректором завода и генконструктором, Аншаков продвинулся на ступеньку и стал его первым замом, а меня продвинули на место Геннадия Петровича, и с 1996 года я стал первым заместителем генконструктора ЦСКБ и заместителем начальника ЦСКБ. В этой должности я проработал до ухода на пенсию в 2007 году.
— Александр Васильевич, расскажите, пожалуйста, о 1961-м годе.
О.П.: Я разговаривала с Гагариным, когда прилетел Титов. Мы собрались в цехе, и я спросила: «А среди вас женщин нет?», на что он ответил: «Клянусь, что мы мужики!». Все так засмеялись. А я спросила про команду, Терешковой-то не было еще.
А.В.: Про впечатления. Тогда режим секретности был очень строгий. Много народу работало в КБ, но мы ничего не знали, когда полетит человек, хотя догадывались, что человечество готовится к полету. До этого Сергей Павлович Королев, в честь которого позднее назвали наукоград Королев, создал Р-1, Р-2, Р-5. Дмитрий Ильич Козлов был ведущим конструктором пятой ракеты. Она запускалась из Капустина Яра, а полигон был в Семипалатинске, там падала головная часть.
Две ступени ракеты, на которой улетел Гагарин, сделал завод «Прогресс». Первое, с чего начали, – была двухступенчатая ракета Р-7 для вывода ядерной боеголовки. Там хватало двух ступеней. Когда встала задача достичь первой космической скорости, стало ясно, что Р-7 никогда ее не достигнет, нужно добавить третью ступень. Т.е. идея Циолковского: первая отработала — сбросила с себя лишнюю обузу, вторая отработала — сбросила, начинает третья работать. Таким образом достигается нужная скорость. Стало ясно, что нужно делать третью ступень. Первая третья ступень была короче нынешней, ракета называлась «Восток». Идея Королева была хорошей, потому что Р-7 бралась за основу. Две ступени были готовы, надо было только сделать третью, хотя к третьей ступени надо было создать двигатель, который запускался бы в невесомости, здесь-то все запускалось на земле. А попробуй отработать это в наземных условиях… В Воронеже было КБ химавтоматики. Там был начальник Косберг, которому удалось создать такой двигатель. Они до сих пор нам поставляют такие двигатели.
Я как сейчас помню этот день. Старшая дочь у нас родилась 4 апреля.
О.П.: Я в роддоме как раз была. Одной женщине в тот день надо было рожать, и врач ей во время обхода говорит: «Иди туда, ложись на стол, акушерка тебе поможет». А ей было любопытно. Если она пойдет, то прослушает — по радио важное такое сообщение передавали. Она схватилась за батарею и родила. Когда ее ругали, она сказала: «Ну должна же я была дослушать».
А.В.: А я как сейчас помню, мы сидели в конструкторском зале, никаких корпусов ЦСКБ тогда еще не было. Мы сидели во флигеле заводоуправления на третьем этаже, работали, как обычно, и вдруг сообщение по радио. Что тут началось! Кто-то сказал – включите радио, а там голос Левитана объявил. А потом Гагарин объехал всю планету практически. Я всегда любил наблюдать. Вот, казалось бы, какая-то отсталая страна, Бразилия там или Мексика, и как его всегда встречали люди, далекие от космоса. Я вот как-то размышлял и не удержался от этих воспоминаний… лучше я вам стих прочту, я написал его к 50-летию полета Гагарина:
Как вчера это было.
Есть ли чему-то предел?
Все событья затмило —
Наш Гагарин взлетел.
Труд великий народа
Старт Гагарину дал.
Одолели невзгоды,
Звездный час наш настал.
Показала Держава
Всем великий пример,
Рождена была слава
В мощи СССР!
Ликовала планета —
Ключ к движению вперед
Утро раннее это
Всему миру несет.
Дерзновенье свершенья
Мир людей оценил,
Понял: не завершенье –
Проба первая сил.
Следом многие старты,
Безусловно, грядут,
В них не спор, нет азарта —
В них громаднейший труд.
Как вчера это было,
Хоть полвека прошло,
И на старт вдохновило
Нас мечты торжество!
О.П.: И все остальные старты всегда проходили как праздник. Простите, я даже плачу.
А.В.: Ольга рассказывала про встречу с Гагариным во время приезда Титова, а тут нас собрали. Гагарин жил в домике на Поляне им. Фрунзе. Через два дня они улетали, и кому-то удалось организовать в 15-м ракетном цехе встречу. Выдвинули высокую стремянку для обслуживания ракет. Народ начал толпиться, места хватило далеко не всем. Вот по этой стремянке легко взбежали два или три лейтенанта, красивые, энергичные. Среди них как раз был Гагарин. Мы хлопали, что-то там сказали даже.
О.П.: Гагарин все время улыбался. Я не помню его лица, чтобы он не улыбался. Он всегда улыбался. А здесь у него была эпопея. Женщин он обожал. Жил он здесь в санатории. Его помели там с какой-то медсестрой, и он спрыгнул со второго этажа, попав себе коленкой в лоб. У него шрам был – это вот у нас в Куйбышеве.
А.В.: А Титов как женщин любил? Ты же была на празднике?
О.П.: На празднование 25-летия ЦСКБ приезжал Титов. Я привезла поисковые ракеты. Мы поставили один стул ровно, а второй перевернули. Запускали с ножки ракеты. И тут у нас одна ракета не сработала. Титов вдруг становится на колени и лезет в кусты. Я говорю: «Ты куда?». Он говорит: «Ты знаешь, у нас в Красноармейске так было, боевая часть от ракеты не взорвалась».
А.В.: Он поступил совершенно правильно, это инстинкт.
О.П.: А почему у меня такого инстинкта нет? И он рассказывает, как эта часть сначала не взорвалась, а потом она как громыхнет. У меня РЗ мощное, конечно, было, 40% гексогена. Сейчас вот говорят, 7 кг тротила. Тротил это как хозяйственное мыло, такие по форме и размеру пачки. Т.к. у нас не было дров и надо было кашу сварить в поиске, мы топили тротилом. Берем колесо, настругаем туда тротила и зажигаем. Тротил будет взрываться, только когда он в закрытом пространстве, как в Домодедово. А так он неопасен. Набросаем консервов, кашу гречневую в банках. Тротил горит обыкновенно, как и порох. Если порох не в закрытом объеме, то он будет просто гореть.
Все старты у нас проходили как праздник. Даже посадка – это такое событие. Вот сколько они садились, сколько я находила – столько у меня было радости, радости через край. Вы не представляете себе, как мы орали. Мы все орем сразу: «Ура! Нашли!». Однажды летим, такой плотный туман, что я даже бровку аэродрома не видела. Нас подхватили на вертолете, и только мы начали подниматься – появился сигнал. Мы летим, толщу облаков мы пробили, а там голубое-голубое небо. Летчик ко мне оборачивается, я ему показываю пять влево. Он берет пять влево, и тут капсула прямо перед нами пролетает, чуть по носу вертолета не прошла. Я как заорала: «Это моя капсула, я ее нашла!». Потом от генерала за это досталось, мы же на связи были.
А.В.: Вообще, пуск семерки любой модификации на фоне современных ракет представляет собой величественное зрелище по еще одной причине. Задница у нее как бы раздутая. Если туда заглянуть — там сплошные сопла. В каждом двигателе 4 сопла, умножить на пять – это 20 жерл, смотрящих на тебя. Это неспроста. Тогда в стране, да и в мире не было двигателей, способных сделать классическую ракету, такую гладенькую. Набирали несколько двигателей и энерговооруженность (есть такое понятие, отношение общей тяги двигателей к стартовому весу), она у нее небольшая, где-то 1-1,2. Современные ракеты, когда у них есть мощный двигатель, стартуют неинтересно, очень быстро уходят. О зенитных я уже и не говорю.
О.П.: Она нехотя уходит. Она пошла-пошла, а потом раз, и немножко назад, а потом набрала мощность и рванула. Вот Саша на запуске, например, а я в поиске с другим объектом. И взамен ему уже запускают следующий. Мы где-нибудь в Жезказгане. И я же переживаю. Он на запуске – там все может быть. Я же знала, как они взрываются, так бывает. Я обычно говорю: «Мужики, пошли». Мы выходим и видим в небе этот крест. Где-то в районе Жезказгана ракета поворачивает на орбиту. Мы видим этот крест и опять орем. Я живу до сих пор, потому что я испытала такое удовольствие.
А.В.: Некотрые впечатления о Байконуре у меня есть в стихах:
Я люблю эту землю —
Царство солнца, песка.
(край, конечно же, удивительный, особенно в ночное время)
Ее ширь я приемлю,
Ее даль мне близка.
А бездонное небо
И ночами, и днем,
Где бы в жизни я не был,
Помню всюду о нем.
Здесь неброски пейзажи,
Но вселенская мощь,
Осознаешь до дрожи,
Озарением поймешь.
Здесь уместны сюжеты
Гула, дыма, огня,
Что при пуске ракет
Восхищает меня.
Здесь людей коллективы
Проверяют огнем.
Нет светлее мотива –
Вдохновеньем живем.
О.П.: Это мой Казахстан. Я там выросла.
У меня дед и отец основатели города Кустанай. Я заканчиваю 10-й класс в Казахстане, еду сюда поступать в авиационный. И что вы думаете, жизнь все так перевернула, что у меня передовой поисковый пункт в Казахстане, в Кустанае. Там все мое абсолютно, и люди мои.
А.В.: А вот впечатления, когда ракета подготовлена к пуску, но надо принимать решение, заправлять ее или не заправлять, потому что слить такую массу жидкого кислорода… За 4 часа до взлета собирается заправочная комиссия, проверяет доклады всех боевых расчетов и дает разрешение, заправлять или нет.
До старта четыре часа,
Решается допуск к заправке.
Докладчиков голоса
В заверенном строгом порядке.
Затрачен немалый труд,
К заправке все готовы.
Четыре часа пройдут,
И старт состоится новый.
И снова все вздрогнет вокруг,
И, гулом окрест оглашая,
Из дыма поднимется вдруг
Ракета, огнем блистая.
И все ускоряя полет,
Рокотом все сотрясая,
Нам в небе прощально сверкнет,
Бесследно в нем исчезая.
И сколько бы лет ни прошло,
И сколько ни случилось бы пусков,
Запомнятся всем хорошо
Волнения светлые чувства.
Записав интервью, мы сели попить чай и отведать вкуснейших пирожных, приготовленных Ольгой Павловной. Пока мы наслаждались десертом, супруги рассказали нам о полете обезьян в космос, конструкции солнечных батарей, гигантских крабах на Филиппинах, о Французской Гвиане и многом другом. В тот день мы слышали заразительный смех, видели блеск в глазах и даже слезы. Рассказывая нам, Чечины будто бы вновь переживали «волнения светлые чувства», позволив нам мысленно стать свидетелями этих событий.
