Голая правда

По лестнице на второй этаж, еще один холл, деревянные столы, скамейки, за столами женщины соединяют кружки с пивом, перед ними на распластанных полиэтиленовых пакетах сушеная рыба.

— Забыла тапочки, — говорю я, внимательно разглядывая дорогу через лобовое стекло.

— Ну ты красотка, — реагирует подруга, — как же ты – в баню и без тапочек? Давай вернемся.

— Нет, — пугаюсь я, хочется быстрее начать банные приключения и быстрее закончить, я не поклонник бань.

— Нет-нет, — повторяю, — возвращаться – плохая примета. А я, допустим, пойду – в носках. Да, в носках. И очень удобно. У меня плотные носки. Махровые.

Подруга сомневается. Баня смотрит ветхим фасадом на трамвайную остановку. Три вывески: «Баня №1», «Магазин РОДНИК круглосуточно», «Прачечная самообслуживания СВЕЖЕСТЬ».

Очереди в кассу нет, билет стоит 155 рублей, над окошечком вывешен график женских-мужских дней, а также прейскурант цен, включая скромную позицию: «ванна-душ».

— А нет ли у вас случайно в продаже тапочек? – просто так спрашиваю кассиршу. Кассирша неожиданно кивает в сторону магазина РОДНИК.

В магазине РОДНИК, совмещенном с банным холлом, довольно оживленно. Мужчина приобретает несколько бутылок водки, пожилая женщина подробно интересуется копченым лещом. «Нет, мне 55 рублей за голову – дорого. Давайте взвесим что-то менее крупное. Да, вот этого. Нет, сорок два – это тоже дороговато…».

Одноразовые сланцы выглядят стельками для обуви визгливо-голубого цвета.

— Вы хоть сложить-то их сумеете? — свысока спрашивает продавщица в высоком кружевном колпаке.

Принимается складывать стельки в сланцы сама. «Следует вот здесь отогнуть, вот тут сделать отверстие. Потом вот эту штучку продеть, и по-о-верну-у-уть… И со вторым то же самое, отогнуть, отверстие, продеть и по-о-верну-у-уть…».

— А вот, к примеру, — спрашиваю я после слов благодарности, — не закроют ли баню в ближайшее время?

— Понятия не имею, — продавщица равнодушно меняет местами колбасу с рыбой в нарезке, — совершенно меня не касается.

По лестнице на второй этаж, еще один холл, деревянные столы, скамейки, за столами женщины соединяют кружки с пивом, перед ними на распластанных полиэтиленовых пакетах сушеная рыба. Смуглая, с прекрасным горбоносым профилем горячо говорит, жестикулируя фрагментом рыбы.

«Да ты ее знаешь, прекрасно знаешь – мою старшую золовку. Она в бане на Самарской работает, банщицей, я почему туда и ходить-то перестала – только из-за нее! Опасалась прямо смертоубийства. Или она бы меня в печке сожгла, или я бы ее полотенцем удавила. Все его сестры — урожденные змеи. У них даже имена змеиные: Сашшша, Машшша, Наташшша…».

Вспоминаю важное. Прыжками возвращаюсь к кассирше.

— А скажите, пожалуйста, ходят слухи, что вашу баню хотят закрыть.

— Не знаю, — удивляется кассирша, — не думаю. Как это — закрыть? Мы — старейшее банно-прачечное предприятие в городе. А с другой стороны – могут. Место-то золотое! Исторический, мать их, центр.

Раздевалка просторная. Довольно людно. Железные шкафчики с номерами, некоторые лишены ключей, мы отыскиваем функционирующий, номер восемнадцать. Ключ снабжен аптечной резинкой – удобно цеплять на руку. Некоторые женщины изобретательно цепляют на ногу, гордо ступают, чувствуя себя индианками.

Сидят на скамейках, свесивши мокрые волосы вперед, энергично растирают их полотенцами. Средний возраст подсчитать трудновато. Две девочки лет пяти прыгают с криками вокруг корпуса стиральной машинки «Фея», превращенной в мусорный бак. Вдруг одна резко останавливается и говорит: «Вот мы здесь сейчас просто время теряем, а могли бы магических лошадок покормить».

Разнообразные старухи. Пережившие многое женские тела. Перекрученными веревками вены на ногах, кожаными фартуками животы, часто справа шрамы от аппендиктомии. Наверное. Аппендикс вроде бы располагается там. Редкие волосы, среди морщин на лицах выделяется у кого нос, у кого – глаза, у кого — ничего не выделяется. Старухи бодры, веселы, натирают друг друга мочалками, парят «на брудершафт» березовыми вениками, отдуваются и пьют крепкий чай. Хвастаются детьми, внуками, правнуками, кто как преуспел или красавец.

«И я тебе скажу, моя Леночка – самая красивая девочка на курсе. И Артемушка – самый умненький мальчик в этой их модной детсадовской группе… Он вчера собрал из камней и песка модель мира!..»

Зрелые женщины чуть моложе серьезны и даже сердиты. По виду – рабочие уже научились промышленных предприятий. Звонят по телефонам и спрашивают, куплен ли хлеб и заплачено ли за кабельное телевидение, хотя многие уже научились смотреть онлайн ТВ бесплатно. Кисло обсуждают недостатки стареющих мужей, сумасшедших свекровей, неблагодарных детей. Недовольно пьют чай.

«Взяла и шваркнула ее тряпкой. Нет, вы подумайте: приходит когда хочет, в руке банка этого их коктейля, улыбается… За собой ни посуду помыть, ни крошки со стола, ни трусы постирать!..»

Трусы, вокруг множество трусов, розовые панталоны, стринги цвета бордо, черные плавки, белые в цветочек, кружевные бикини.

Кружевные бикини – у следующей возрастной категории, немногочисленной — тридцать-плюс-минус. Двадцатилетних прелестных купальщиц обнаружить не удалось вообще (общественные бани не их удел). Разговоры о работе, путешествиях, ситуациях на дорогах. Пьют чай из трав, пиво, минеральную воду без газа. «Заметила, когда зимой возвращаешься из лета, то от загара через две недели ничего не остается уже».

«Сегодня день какой-то сумасшедший. Побывала на трех совещаниях, общей продолжительностью пять часов двадцать минут. Гррррр! Причем все – бессмысленные, безрезультатные, просто – языками почесать».

На железных шкафчиках – темные от времени оцинкованные шайки. Перевернуты вверх дном. Некоторые – не перевернуты вверх дном. Банщица в веселеньком халате из ситца наводит порядок, переворачивает. На нее выплескивается вода, наверное, порядком остывшая.

«Женщины! Ну что же вы за женщины! Ну надо же женщинам быть такими женщинами!».

Не замолкает долго. Из ее узкого рта, формой напоминающего фигурную скобку, слово «женщины» выпадает площадной бранью. Но следует замотаться в полотенце и надеть войлочную шапку. (Одноразовые сланцы удивительно неудобны) Подруга более детально обдумала банный наряд – комплект цвета мятой травы из тюрбана и недлинной тоги.

Из раздевалки дверь в зал для купаний. Скользкий кафельный пол, ряды мраморных скамеек, как в католическом храме. Штук восемь душевых открытых кабин, вода льется постоянно, отрегулировать температуру вполне возможно. На мраморных скамьях замочены веники, густой травяной дух, не только дуб или можжевельник, но и откуда-то мята.

Эпизодично так же густ запах пота, дегтярного мыла и хозяйственного тоже. Величественная старуха возлежит лицом вниз, над ее спиной трудятся две женщины помоложе – невестки? Растирают мочалками, смывают сероватые клочки пены, обмазывают чем-то бурым, похожим на болотную жижу. Лечебная грязь.

Молодая женщина замерла, вытянувшись навзничь, взгляд устремлен на потолок из панелей. Ее тело украшено цветными татуировками, рассматривать неприлично, но обязательную розу я успеваю заметить. Роза с шипами на предплечье, рядом витиеватая надпись. Иероглифы на голени.

На двери в парную красным и от руки написано: ПАРНАЯ, один из сегментов двери тоже закрашен красным зачем-то. В парной жарко, очень жарко, белесые плотные облака, взобраться наощупь, постелить на нижнюю из полок полотенце, сесть и дышать.

Бывалые взбираются выше, машут вениками, на головах стандартные шапки из войлока, вязаные лыжные, платки, апофеозом — колпак Деда Мороза.

Худая до прозрачности девушка объявляет: «Ну, все, я поддаю без ничего». Плещет на огромную печку водой из объемистой кружки, похожей на ночную вазу. Сначала вроде бы ничего не происходит, потом ударная волна достигает и накрывает с головой. Схватиться за горло и бежать.

После позорного отступления долго плещусь в прохладном душе, потом жадно хлебаю холодное пиво в предбаннике. Банщица протирает пол влажной тряпкой. Отвечает на поставленный вопрос:

«О закрытии бани? В смысле, вот этой? Да вы что, женщина! Чего говорите-то! Да вы плюньте три раза! Хотя, знаете, а пусть бы ее и закрыли! А то замучилась здесь за вами подтирать!».

Уходит, гневно шаркая туфлями без задников. Что-то вспоминает на полпути.

«Ты, может, про рыбалку имеешь в виду? Вон, мужики повесили объявление, митинг. Митинг протеста какой-то, против платной рыбалки на Волге. Ты об этом, может?».

Нет, об этом – не я. Я – о бане.