Квартальный план Стадникова

Виталий Стадников – кандидат архитектуры. Один из знатоков и пропагандистов русского модернизма. Архитектор, работающий в знаменитом бюро «Остоженка». Страстный защитник памятников архитектуры. Привлек внимание ЮНЕСКО к спасению Фабрики-кухни. Автор и вдохновитель двух книг по памятникам Самары. Стадников – это энергия в чистом виде. Нашему редактору он рассказал, как спасти старую Самару, а также все регулярные города России. На самом деле он Бэтмен? Ну а начали мы с обсуждения конфликта между министром Азаровым и городским правительством относительно генплана Самары. — Тебе не кажется, что критиковать генплан Самары само по себе выглядит странно? Вообще странно к этому документу серьезно относиться.

— Генплан – это отписка, безусловно. Потому что без генплана городские власти, да и регион вообще совсем бы выглядели отстойно. Поэтому он сделан для того, чтобы не особо доставали сверху. Но сделан он как отписка. Стратегия там написана как отписка. Она везде так пишется. У 90% городов стратегия надергана с разных сайтов, копируют абзацами друг у друга из Интернета. Никто не задумывался, в чем суть, в чем уникальность Самары как города и как она должна развиваться. Соответственно, что ты можешь сочинить в генплане, если ты в стратегии не можешь ничего сочинить? Только ограничения. И везде напланированы эти транспортные развязки на разных уровнях. Их никто еще не построил ни в одном городе. Потому что они стоят пипец каких огромных денег, и одна такая стройка обходится как полная реконструкция нескольких исторических кварталов. Никаких проблем эти развязки не решают, их в Европе уже с 60-х годов в более-менее значительных городах не строят. Везде уже разработаны стратегии, как освободить центр от транспортных потоков. Как сделать город неудобным для автомобилистов. Намеренно. Как в Париже мэр выступил на выборах под лозунгом: «Я сделаю Париж неудобным для автомобилей». И победил. В Париже выделили две полосы под общественный транспорт и только одну — под личные автомобили. И люди стараются ехать в центр на общественном транспорте.

— Я смотрю, наши люди постепенно приходят к власти.

— В Париже. Ну, это ладно, хрен с ним, про генплан можно потом поговорить. Проблема Самары в том, что все рукава власти: имущество, земля, охрана памятников — они представления не имеют, кто что делает. Великолепный пример — дом Маштакова. Я разговаривал с заместителем мэра, Горбуновой. Типа как нам быть? Мы, в принципе, готовы аукцион проводить в Лондоне, собирать деньги с англичан, SAVE Europe’s Heritage готово денег дать, небольших, безусловно, но достаточно, чтобы привезти пару-тройку плотников, которые умеют работать с деревом, из Томска, которые все смогут сделать. Нет, говорит Горбунова, я должна узнать, что там с участком. Надо посмотреть, Лиманский мог эту землю продать.

— А что, четыре года находясь у власти, они не успели это выяснить?

— Все власти, и городские, и областные, в голос говорят, что памятник надо переносить. Аксарин это мотивирует тем, что там будет выход из метро. У него ведомство вообще другим занимается. Он говорит мне о выходе из метро, хотя сам отлично знает, что никакого выхода там ближайшие пятнадцать лет не будет. А может, и вообще не будет, потому что финансирование метро перекинули на муниципальные власти. И ведь метро у нас не могут так построить, чтобы не разбить весь город, ведь это только за границей метро является наиболее щадящим историческую среду транспортом, а тут если раскопают улицу Галактионовскую или Самарскую… И все, на этой улице больше не будет ни одного старого здания. Потому что никак не могут наши строители влезть в эти «красные линии». А ведь строят его не закрытым способом, а открытым. И кроме того, там вообще не согласована прокладка метро с инженерными коммуникациями. У нас ведь в центре города под всеми улицами идут коммуникации. И надо либо метро как-то в обход пускать, либо перекладывать все коммуникации. А это дорого стоит.

— Ну, коммуникации в любом случае перекладывать придется. Износ труб в старом городе такой, что этот вопрос придется решать поневоле.

— Суть в том, что никто не захотел пока ехать учиться к Глазычеву, чтобы потом инициировать корректировку генплана. Хотя в Казани это происходит. И я так понимаю, что он содействовал раскрутке этого региона. Есть заслуга его центра в том, что раскрутили Казань как исторический мегацентр, туристический, как «третью столицу России». И есть абсолютно четкая позиция администрации Татарстана, связанная с перспективой долгосрочного развития республики. А у нас, создается впечатление, все временщики, приходят, чтобы украсть и убежать на Дальний Восток. Крабов ловить и ламинарию кушать. В результате я понял, что я замучился с этими памятниками и они уже начали мне мешать в моей основной работе. И решил, что как-то их нужно связывать. И разговоры с разными людьми о том, какой можно взять элемент среды за основу, и что это будет за стратегия – это я, в частности, с Малаховым обсуждал. В результате я просто уговорил свое начальство, что нам нужно сделать к «Архмоскве» вот этой, 27 мая нынешнего года, экспозицию в рамках раздела «Урбанизм» — модернизация, посвященную Самаре, посвященную стратегии действий в исторической среде. Какие и как можно структуры внедрять, так чтобы не разрушать, а, наоборот, восстанавливать историческую среду. Можно ли сделать вставки в рамках и размерах дореволюционного домовладения? И мы сейчас эту программу разработали и продолжаем готовить макеты, и с ней мы решили ознакомить городские власти, потому было предложение встречаться с Арсентьевым, чтобы его проинформировать о том, что такая работа ведется, а там уж они пусть сами думают. Потому что эта работа касается не столько Самары, сколько любого регулярного города России. А их больше двухсот штук.

— То есть это будет программа для реновации, ведущейся поквартально?

— Нет. Это программа, по которой можно будет пилить кварталы и раздавать их по частям инвесторам. По сути, в основе лежит восстановление системы домовладений, которая до революции существовала. И которая свойственна городам капиталистическим. Проблема разрушения этих кварталов заключается в том, что приходят люди, инвесторы, строить «жилой фонд» по нормативам, которые созданы в советское время и в этих нормативах нет уважения к частному владению. Эти нормативы зиждятся на санитарных нормах, пожарных нормах, а дореволюционные уставы владений заключались в том, чтобы не мешать друг другу. Чтобы быть максимально отгороженным друг от друга и владеть тем, что у тебя есть, и чтобы никто не мешал. Ты не можешь выводить окна на чужую территорию, и поэтому брандмауэры с окнами с трех сторон, ты не можешь сливать воду на чужую территорию, и поэтому весь слив или к себе, или на улицу, к тебе приезжает пожарная карета, но с улицы, а не через какие-то чужие дворы. Ты был подключен к улице. И в этом была суть работы, которая велась на Остоженке двадцать лет назад, когда реконструкцию вели архитекторы Бюро. И мы попробовали осмыслить этот опыт, но уже применимо к нынешним реалиям. И ориентироваться не на Москву, которая нерегулярна, а на регулярный город. Потому что это будет универсальная работа, которая применима к Перми, к Астрахани, к Самаре. Везде, где есть эти модульные домовладения. Самара вся состоит из модульных домовладений. Размеры которых были еще при Екатерине определены: 30 на 15 саженей – это 64 на 31 метр. И все кварталы глубиной в два домовладения. Это шестьдесят саженей – ширина квартала. А по длине это два квадрата. И эта величина домовладения, она была одинакова для всех городов России. И по ширине кварталы были везде одинаковы. А по длине их везде сложили неодинаково. На Васильевском острове кварталы длинней – не два, а три квадрата составляют. В любом случае – это повторение секций похожих. Конечно, они дробились, кто передавал часть в наследство, делил, кто-то продавал. Но все равно все эти дворы самарские по глубине – 30 саженей, 64 метра, и шириной от 5 до 30 саженей, но в основном 10-15-20. Мы просто разработали такие модули-вставки, которые можно вставить в размер землевладения, чтобы использовать его полностью, никому не мешать вокруг, и при этом чтобы периметр был не больше четырех этажей, а внутриквартальный – не более шести. Чтобы соблюсти исторический масштаб застройки. И максимально независимо, чтобы ты никому не мешал. Получилось несколько типовых модулей, используя которые, мы провели исследования: какие технико-экономические показатели мы можем получить в рамках исторических кварталов, исторической среды. Мы сначала проанализировали структуру кварталов вдоль улицы Молодогвардейской, где хотят сделать пешеходную зону – восемь кварталов. Исследовали типы домовладений, какими они бывают по геометрическим параметрам, и выработали усредненную схему, которую можно как имплантат, как зубы: гнилой вынул – этот новый вставил. И в принципе, эти имплантаты можно вставлять, даже там, где есть памятники, потому что они позволяют сохранять периметры кварталов, а все памятники почему-то по периметру обнаружены. Крайне редко, когда что-то внутри есть. В результате это будет экспозиция, в ЦДХ, на «Архмоскве». Программа-минимум – сделать экспозицию, которую мы будем пиарить и давить через масс-медиа. В любом случае, мы об этой программе проинформируем и городские, и областные власти. Будем давить через общественную палату, через союз архитекторов. Потому что в городе п….ц, есть вот такая программа, а власти ничего делать не хотят. Потому что это регион-двоечник. А это так, и репутация у Самары – регион- двоечник, ну, троечник. В то же время есть Пермь – это регион-отличник, или Казань.

— То есть ты решил спасти все памятники сразу, скопом?

-А меньше не получается. Потому что от одного памятника отдачи мало. И непонятно, что с ним делать, как с этим Маштаковым. А взять какой-нибудь один деревянный дом на незаметной улице… Главное, решить вопрос с домовладельцами. Я же тебе самого главного не сказал!!! Главная задача этой программы, ее суть – чтобы понять, насколько технико-экономические показатели такой модернизации эффективны. Насколько они схожи с тем, что возникает сейчас, при нынешней структуре застройки. Оказалось, что такая система 4-6-этажной застройки дает плотность застройки и выход площадей не меньше, чем в «Европейском квартале». Высокие здания, если рассматривать площадь только под ними, дают большую плотность. Но плотность застройки «Европейского квартала» ниже, чем историческая застройка Санкт-Петербурга с 4-5 этажными зданиями или Парижа, где 6 этажей и мансарда. Мы просто поняли, что можем удовлетворить абсолютно всем нормативам, вплоть до паркингов. Не заглубляя, а делая их на уровне земли крытыми с благоустроенными эксплуатируемыми кровлями. Поэтому, если смотреть на это с экономической точки зрения, то, что происходит в Самаре – это бесхозяйственность, отсутствие цивилизованного отношения. И это ни экономически, и никак по другому не оправдано…

«Остоженка». Руководитель: А.А. Скокан.

История создания

Бюро основано в 1989 году, вначале в составе Научно-проектного центра МАРХИ, с 1992 года стало независимым частным Бюро, образованным шестью сотрудниками Бюро.

Первой работой коллектива, состоявшего из четырех архитекторов, был проект реконструкции территории микрорайона «Остоженка» — фрагмента исторического ядра Москвы. Отсюда и название Бюро, которое в течение первых лет занималось, в основном проектированием объектов в этом микрорайоне.

В это же время Бюро выполнило еще один проект — реконструкция нескольких кварталов для другой исторической территории – Замоскворечья.

Первой значительной постройкой, выполненной по проекту Бюро, было здание Международного Московского Банка, отмеченное в 1996 году Государственной премией по архитектуре и в 1997 году по результатам независимого рейтинга признанного лучшей постройкой десятилетия.

Дом М. Д. Маштакова (ул. Самарская, 207) построен по проекту самарского архитектора А. А. Щербачёва. В течение нескольких последних лет он обнесён забором, а вокруг построены новые дома. Но снести здание не даёт его охранный статус. К счастью, пока никто не решился и на поджог – традиционный метод самарских застройщиков. Дом Маштакова чаще всего вспоминают в качестве символа старой Самары, застрявшего в подвешенном состоянии, за забором на фоне новостроек.

В 2002-2009 гг. у городских властей существовали планы по переносу части исторической застройки. Дом Маштакова назывался первым кандидатом по переносу сначала на Ленинскую, а потом на Коровий остров.

И вот теперь именно с дома Маштакова предлагается начать работу по реставрации хотя бы части самарского архитектурного наследия. Тем более что даже в России имеются многочисленные примеры успешной реабилитации деревянной застройки (Томск).

В декабре 2009 министру культуры Самарской области г-же Рыбаковой и Главе городского округа Самара г-ну Тархову были направлены письма от лица SAVE Europe’s Heritage и MAPS. В письмах выражается заинтересованность английской стороны в инициировании работ по реставрации дома Маштакова.

Здание находится в заброшенном состоянии на Самарской площади и давно уже служит символом безразличия властей к уникальной деревянной архитектуре Самары.

Реставрация и приспособление этого объекта может показать населению города изменение отношения административных органов к культурному наследию, а главное, что ситуация не так безнадежна.

Наша помощь может заключаться в следующем:

— Разработка и проведение публичной кампании по привлечению будущего собственника;

— Содействие в разработке условий обременения будущего собственника;

оптимизация режима проектных и реставрационных работ, привлечение организаций, имеющих опыт работы с подобными объектами;

— Издание и распространение пособия, пропагандирующего достоинства деревянной архитектуры на примере реабилитации дома Маштакова, а также примерах из современной отечественной практики;

— Частичное софинансирование.

http://samaralife.wordpress.com/2010/01/23/1429/