Защита Чикова

Павел Чиков — руководитель ассоциации «Агора», которая защищает тех, кто столкнулся с властным произволом и беспределом. Он защищает людей от госмашины. А это очень непросто в России. Но Паша при этом очень светлый и веселый человек. И к своей работе относится с юмором. Умеет найти хорошее и защищает его. Правда, в нашу редакцию Павел пришел с перевязанным плечом.

— Скажи, травма твоя — шпионская пуля или ты неаккуратный водитель?

— Да нет, на самом деле это несчастный случай.

— Исходя из теории заговора, они же не бывают несчастными или счастливыми…

— Нет, ребенок сидел на велосипеде и я его катил. У него попала нога в переднее колесо, и он перевернулся. Вот и все. У ребенка перелом голени, у меня перелом ключицы.

— То есть ты по нынешним временам за такое реально мог лишиться родительских прав?

— Нет, оснований для лишения там нет.

— Ну я ж фантазирую…

— А я думаю, что эти оперативные мероприятия — они отслеживают все, что происходит. … Я вот поразился, насколько отлажена система милицейской фиксации — все проходит через них. То есть я точно знаю, что на основных игроков моей команды стоят флажки, фамилии забиты по системе ИЦ (информационного центра) и если с ними что-то происходит и они проходят по милицейской статистике, то у них идет автоматически сообщение, которое попадает в пресс-центр МВД.

Есть у нас психолог, который у нас никогда не работал, просто психолог, недавно ушедший из ФСИН, человек 15 лет проработал в системе. Мы время от времени с ним общаемся, он что-то по психологии делает нам иногда. Ему дали права, два месяца прошло и он по пьяни въехал в две машины. Суд его лишил прав и тут же везде пошла информация, что психолог ассоциации «Агора» в нетрезвом виде совершил… Вот так…

— То есть, история «Большого брата» реализуется?

— Она уже давно реализована. Слышали, может быть, про уголовное дело по запрету искусства? На знаменитую теперь выставку «Осторожно, религия» организаторы собирали работы от разных художников, за очень большой период времени брали, прежде всего, то, что, по их мнению, критическое по отношению к религии. Одна из картин была художника Савко из серии «Путешествие Микки Мауса по истории искусства».

-Где Микки Маус в образе Христа?

— Да, это репродукция гравюры с Нагорной проповеди, где вместо головы Христа изображен Микки Маус. Эта картина участвовала в выставке, и времени много прошло, а теперь прокуратура начинает выдергивать по одной картине из той выставки и пытаются признавать их экстремистскими произведениями. А эта картина была написана в 1993 году, тогда ни про какой экстремизм не говорили. Слова даже такого никто не знал. Статья появилась (и термин) в 2002 году, почти 10 лет спустя. А этот художник писал историю искусства, про религию там одна-единственная картина, все остальное не имеет никакого отношения к христианству – например, дельфин, а вместо головы у него – голова Микки Мауса. То есть замысел художника совершенно другой. Но заочным решением его признали виновным. Вот мы сейчас его защищаем, отменили заочное решение, сейчас будет новый процесс… Будем пытаться прокуратуре объяснить, что никакого экстремизма тут нет.

— А как это всё возникает? Эти фантастические истории? То есть там специальные люди в прокуратуре сидят, которые пытаются в этом разобраться? С одной стороны, не может не удивлять их последовательность и настойчивость в этом деле. С другой, может, я и ошибаюсь, потому что недостаточно за этой практикой слежу, все у них достаточно плоско…

— Общий смысл в том, что противодействие экстремизму — это один из основных показателей деятельности многих органов, в том числе и в прокуратуре. То есть они должны отчитаться определенным количеством реагирований.

— Все в отчетность упирается?

— Сверху сказано: ребята, вам нужны такие-то показатели. И вот они роют, вот эта вот дебильная история с Акуниным недавно была.

— А история Льва Толстого?

— Ну, это давно, еще в восьмом году было. У нас Вадим Коростелев есть, правозащитник из Краснодарского края, он защищал Дымовского. Он выходил на пикет, держа плакат, на котором было написано: «Свободу не дают — свободу берут». Это выражение, перефразированное из пьесы Горького «Мещане»: права не дают, права берут. Прокурор посчитал это экстремистской фразой и начался процесс… Мы Вадима начали защищать, отправили письмо с выдержкой из пьесы Горького «Мещане» и текстом: «Прошу в соответствии с федеральным законом по противодействию экстремистской деятельности признать пьесу «Мещане» А.М. Горького экстремистской литературой». Сработало! Из ответа прокурора читалось, что «я ваш юмор понял».

Только когда это распространяется на федеральные издания, доходит до СМИ, силовики начинают мозг включать. И это пока, слава Богу, срабатывает. Но иногда срабатывает только, когда ты вытащишь это на Би-Би-Си.

Вот самарская история с контрафактом — в 2006 году мы первый раз столкнулись с уголовным преследованием общественника по статье 146 (нелегальный софт), то, что потом использовали против Курт-Аджиева, Котова, Кузьминой… Мы об этом начали писать, вести дела, много было публикаций в российских СМИ, но ничего особо органы не останавливало. И только в прошлом году вышел большой материал в New York Times против Microsoft. О том, что в России силовики использовали программу Microsoft для оказания давления на журналистов и правозащитников. Microsoft мало не показалось, там такой был скандал! И у нас подобные дела прекратились, то есть получается, то что пишут здесь все крупные газеты — «Новая газета», «Ъ», «Ведомости» — меньше влияет на ситуацию.

-Это очень хорошо подтверждает конспирологическую теорию про «вашингтонский обком», когда в печатном органе этого «обкома» напечатали фельетон, и сразу здесь осознали, что так нельзя… И, возвращаясь к Акунину, собственно ему это особенно-то и не нужно. Хотя сейчас, я думаю, народ побежит покупать его книжки.

— А вы знаете, кто это инициировал ?

— Нет.

— Я вам сейчас расскажу, у вас улыбка до ушей будет. Заявление, о том, что в произведении Акунина «Весь мир — театр» содержится экстремистский текст, разжигающий вражду по отношению к русским, написал некто Воеводин. Кто такой Воеводин? Это ныне отбывающий пожизненное лишение свободы бывший неонацист из Петербурга, осужденный за серийные убийства. Вот он сидит там сидит, читает книжки и маркером подчеркивает, а потом прикола ради посылает заявление, а идиоты в прокуратуре воспринимают это как основание для проверки.

То есть у нас за последний год в Москве трем оппозиционерам во время акций менты сломали руки. Реально перелом «оскольчатый» получил журналист Артемьев Саша. И у Алексея Давыдова из «Правого дела», члена «Солидарности», тоже «оскольчатый» перелом, и зрение село после этого… Так вот, следственный комитет отвечает, что нет оснований даже для проведения следственной проверки, а по заявлению Воеводина – основания есть.

— Что за маразм! Как это соотнести? Мы ведь привыкли думать, что силовые ведомства — это все-таки система, а тут получается какое-то царство хаоса…

— Что касается экстремизма… В большинстве случаев в России, когда говоришь про юридические вещи, проблема не в законе, а в судебной практике, прежде всего. Написано все нормально, а на практике все реализуется по-другому – кто-то кому-то позвонил, устные инструкции, инструкции ДСП и т.д., которые очень сильно корректируют то, что написано в законе. А если мы говорим про экстремизм, то здесь и закон, извините, говно, нет четкого определения, нет понятия вообще. Это только в России ментов стали признавать социальной группой… И тех, кто скажет «Менты — козлы» судить за экстремизм — это бред… И пока по стране еще происходит. Да, нам удалось добиться позиции Верховного суда, и решение, которое в июне было, его общий смысл — это сигнал судам: надо прекращать признавать чиновников социальной группой и протаскивать эти дела через экстремизм. Но пока еще до низу не дошло и у нас до сих пор в некоторых регионах есть случаи (в Челябинске, например, там чувак написал в Интернете негатив про депутата Госдумы, и его сейчас судят по статье 282 Кодекса) удается некоторым доказать, что депутаты Госдумы – это отдельная социальная группа.

— Ну вот у нас Верховный суд принял решение, дал сигнал, а как оно у нас доходит до низу? Механизм есть какой-то или это на уровне инструкций ДСП и все прочее? Условно говоря, можно ли быть уверенным, что некий сигнал, посланный Верховным судом, в конечном итоге дойдет до всех этих субъектов, пусть и не сразу, пусть через какое-то время… Или вот у них фильтр стоит в Челябинской области и до них не доходит?

— Информация доходит, если ты донесешь ее туда. Ведь суды — это очень странный институт: с одной стороны, они все негласно подчиняются вышестоящим, когда надо, а когда не надо — у нас каждый судья независимый, самостоятельный и принимает решения на основе собственного только суждения. Особенно если защитник не в курсе, что есть постановление или решение Верховного суда. Когда мы начинаем работать, то у нас часто схема бывает такая: в отношении кого-то возбудили уголовное дело, скажем, по экстремизму, а нашим адвокатам, которые сидят в Москве, Петербурге, Казани, Новороссийске, ехать в Сибирь накладно. Очень тяжело мне там обеспечить защиту нашими адвокатами. Поэтому находится адвокат на месте и они работают вдвоем. Наш адвокат, который имеет много практики по экстремистским делам, и адвокат, который выполняет поручения, и тактические задачи на месте решает. Так вот, когда мы спрашиваем, местный адвокат никогда не имеет опыта работы, то есть для него это ВСЕГДА первое дело по экстремизму.

— Значит ли это, что дел не так много?

— Хитрость заключается в том, что много не надо. То есть эти дела — они не призваны, это не наркоманские дела, грубо говоря, когда есть большая политика и «всех торчков на зону», здесь другая штука, когда через дела, связанные с экстремизмом, власть пытается контролировать общество. Грубо говоря, нужно всего несколько знаковых уголовных дел в отношении известных персонажей. То есть в чем пакость с историей с Акуниным? В том, что да – смех-смехом, но при этом, когда ты пишешь текст, внутренний цензор все равно включается, и думаешь, так лучше не писать, эту фразу лучше перефразировать… И всё! То есть в какой-то степени задача уже решена!

— А вот в ситуации с той же самой педофилией — не буду называть человека, но известный и небедный. Идет с ребенком гулять, дочке 10 лет, подходит милиционер и спрашивает: «Ваш ребенок?», и так далее… Ребенок, естественно, уже напуган. «Предъявите документы!»… Ивсе такое. Нормально так на улице среди бела дня? Все там становится настолько нелепо и мерзко, что гражданин милиционер быстро уходит. Какая задача с этой кампанией? Я ее не понимаю, при том, что налицо явная надуманность обвинений, и явная абсурдность на уровне средневековья…

— Так и есть. Никаких двойных «дон», днищ там нет… Как правило, в уголовной политике, и я просто за другую не готов ручаться, но почти уверен, что везде так, искать какую-то подковырку не нужно. Все абсолютно примитивно, примерно как в средневековье. То есть я думаю, что история с педофилами, истерия с педофилами, которая сейчас в России есть, это абсолютно сконструированная реальность. То, что в пиаре описывает очень известная формула – тема милицейского произвола, тема дедовщины, тема педофилии – это все сконструированная реальность. И создавали ее искусственно и манипулятивно. Но сейчас почему это вылезло – потому что это безу-словный образ внутреннего врага, который очень необходим власти.

— Это такие политические шумы?

— Абсолютно. Вы будете защищать педофилов? Нет. Педофил ассоциирует собой абсолютное зло, то есть это — как и ведьма в средневековье. Это сегодняшняя ведьма.

То, что там есть какое-то количество людей, занимающихся черной магией – наверняка есть, вовсе не оправдывает и не объясняет охоту на ведьм. И вообще, педофил — это неправильное слово, потому что педофилия — это диагноз психиатрический. Это болезнь. А то, про что нам все время «втюхивают» СМИ, называется «развращение малолетних». Это подмена понятий, потому что любой психиатр скажет, что педофилов среди тех людей, которых судят за развращение или изнасилование, очень мало. Опять же, вопрос об изнасиловании — это совсем другая история. Изнасилование предполагает насильственные действия, подтвержденные: удерживание, несогласие, а то, что нам пытаются продать как педофилию, — это совсем другие вещи… Я уверен, что тема педофилии пришла на смену темы экстремизма.

И само появление темы педофилии говорит о провале кампании по борьбе с экстремизмом.

Цели экстремистского законодательства оказались абсолютно извращены. Экстремист до педофила был главный внутренний враг общества. Который наверняка есть, но его не видно. До этого был шпионаж… Абсолютно классическая история. До этого были «спидушники». Сегодня «Агора» — главная ассоциация в России по защите людей, живущих с ВИЧ. То есть мы стали их защищать, когда повсюду говорилось, «спидушники» — это зло, это опасно и все такое… А будем ли мы защищать необоснованно обвиненных в педофилии? Это сложный вопрос. У меня пока нет готового ответа. К нам пока никто не обращался с этой проблемой.

Но возвращаясь опять же к тому, что армия учителей очень большая и она должна пойти получить справки — это явный бред, явные перегибы на местах. Во-первых, презумпцию невиновности нарушает, потому что как это так: ты должен принести справку из милиции о том, что «ты не верблюд». У нас как всегда – здравое зерно есть, но оно обрастает таким количеством бреда и шелухой, что теряет всякий смысл. Конечно, люди, которые ранее были судимы, не должны ни в коей мере участвовать в воспитании несовершеннолетних.

С другой стороны в последнее время трудовой кодекс жестче, чем уголовный. Потому что если человек совершил преступление, он был осужден, он понес уголовное наказание, у него какой-то период еще есть судимость, после этого судимость у него гасится, и он считается юридически не судимым. Он уже отбыл срок. А у нас пытаются поставить клеймо пожизненно… И у нас депутаты Госдумы… посмотрите по базе МВД, сколько у них там судимостей и по «малолетке», и по прочим. По списку ЛДПР кого-нибудь посмотреть, там будет «мама не горюй»… Или всем известный Вася Якименко, который проходил по учету, а он, между прочим Росмолодежь, если чё…

— А что будет следующее, если говорить про кампанейщину. Какая будет следующая инициатива и какие инициативы рождаются? Ну, экстремизм — понятно. Но что первичное для этого? Какая-то инициатива сверху или какой-то набор реальных дел?

— Набор реальных дел никакого значения не имеет. Опять же — с точки зрения той же сконструированной реальности.

— Реперные точки вообще не нужны?

-Точки они найдут. Но сначала там есть мысль. Если проанализировать ту же тему педофилии, откуда она возникла – тема детей началась, если вы помните, с серии больших громких историй, где американцы мучили наших российских детей, приемных. Потом «оказалось», что наши детские дома продают их туда за бабки, на органы и вообще… Появление Астахова — это был один из первых шагов в существующей кампании с педофилией. Потом с американцами тему прокачали, а дальше начали смотреть внутри. А тема детей, любая детская тема – она идеальна с точки зрения ее эксплуатации. И кто на самом деле детей эксплуатирует? На самом деле — власти.

— Мы не можем обеспечить два миллиона мест в детских садах, но можем напугать родителей так, что они в детский сад их вообще не поведут. Потому что педофилы везде.

— Это к детским садам отношения не имеет. Цель общая – наличие некой «бабайки» для дремучего россиянина и наличие некоего страха и через этот страх идет манипуляция массовым сознанием…

— Чтобы всем сидеть дома. У тебя есть мисочка, ты никуда не выходишь. Потом у тебя включается мысль, что ты жив, и это уже счастье.

— Надо ведь найти такую тему, за которую никто не впишется. Попробуй сейчас наехать на геев! Не, лучше бы вы этого не делали, потому что премьер-министр Дэвид Камерон заявил, что «я хочу предложить британскому правительству запретить взаимодействие со странами, где ущемляются права секс-меньшинств». И на фоне этого нельзя затевать никаких репрессий. На уровне, когда права конкретной группы находятся на международной повестке дня прав человека. А за тех же педофилов правозащитники впишутся? Ой, вопрос. Журналисты впишутся за педофилов? Ой, вопрос. Опасно мусульман эксплуатировать против радикального ислама. Вот Америка это пыталась сделать – у нее ни фига не получилось, потому что это дорога в тупик. Здесь трудно провести черту – вот это радикальный ислам, а это еще не радикальный. Вот ты — радикальный исламист, а ты еще нет… А педофилы — это все. Клеймо на всю жизнь и до свидания. С экстремистами мы по кругу ходим. Это уже не прошло.

— Мы говорили уже, что эти акции устрашения очень плохо действуют на обстановку в обществе, на мироощущение людей. Что ты скажешь про внутреннюю цензуру?

— Сейчас очень интересная штука, на мой взгляд, происходит. Раньше это работало лучше. Сейчас ты должен. Ты должен сделать что-то экстремистское, чтобы привлечь к себе внимание. Сейчас же это стало модно. «Гражданин и поэт» — это же чистая гражданская провокация. Для меня очень важным моментом, точкой экстремума, была история с Собчак, которая записывала на видео Якеменко в ресторане. И для меня это очень большое значение. Я объясню почему – Собчак очень чувствительна к вопросу конъюнктуры. Она ее формирует, но в какой-то момент ловит тренд: что нужно сформировать. И вот этот стиль провокационный, демонстративно негативный по отношению к этим прокремлевским молодежкам.. Она же, по сути, гражданская журналистка… Взяв вот этот гаджет и подойдя к Якеменко, и начав задавать провокационные вопросы, она оформила новый тренд. Сейчас это абсолютно точно пойдет дальше. Сейчас у Якименко земля под ногами гореть будет. И очень интересно посмотреть, куда эта тенденция нас приведет.

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.