Как-то Борис Кожин сказал мне: «Знаешь, что нам мешает? Сейчас я тебе скажу, что нам мешает. Нам мешает зима, весна, лето и осень. Если бы не они, у нас бы все было хорошо».
Давая задание написать о Кожине, мой редактор добавил: «Очень хочется, чтобы это были не только восторги». Надо признать, редактор знал, о чем говорил, ведь рассказать про Бориса Александровича без восторгов — задача, прямо скажем, фантастическая. Поэтому, дорогой читатель, давайте договоримся между собой, пока никто не видит. Я в угоду редактору постараюсь обойтись без восторгов, а вы после каждого абзаца будете сами представлять масштаб моего восхищения человеком, о котором пойдет речь.
6 декабря в СамАРТе в рамках проекта областной библиотеки «Кафедра», посвященного 160-летию Самарской губернии, прошла публичная лекция главного редактора Самарской студии кинохроники Бориса Кожина. Лекция называлась «Самарский характер». Но, надо сказать, это была вовсе не лекция. Каждым своим рассказом Кожин творит Вселенную.
И этот акт творения никак не назовешь официальным словом «лекция». Это театр одного актера, а точнее, одного рассказчика. Это космос, создающийся здесь и сейчас. И всегда, беседуя с Кожиным или слушая его в какой-нибудь аудитории, мне грустно. Потому что я знаю — это никогда не повторится. Потому что мир, заключенный в Борисе Александровиче и его неповторимых рассказах о неповторимых людях, мне самой уже никогда не воспроизвести, не рассказать о нем другим людям, не передать.
Хотя есть человек, который попытался это сделать. Это Светлана Внукова журналист «Волжской коммуны». Она в прямом смысле дала вторую жизнь устным рассказам Кожина. Жизнь — письменную, печатную. В 2008 году тиражом 500 экземпляров появилась на свет «нерукотворная» книга с говорящим названием «Рассказывает Борис Кожин». Он и вправду целый 2005-2006 учебный год как бы «говорил» эту книгу, рассказывал ее студентам-журналистам, а Светлана Внукова, не будучи студентом отделения журналистики, но зато как никто из них, салаг, понимая, при каком событии она присутствует, сидела на первой парте с диктофоном и все-все записывала. А потом, ничего не редактируя, потому что речь Бориса Александровича редактировать не надо — каждому бы так писать, как он говорит! — так вот, потом эти рассказы публиковались в «Волжской коммуне», каждую неделю. И вся Самара ждала эти рассказы и плакала, читая их. Потому что о ком или о чем бы ни рассказывал Кожин — о Пушкине, о Самаре, о Чикатило, о музыке, о Блоке, о кино, — все-все это было прежде всего о любви и о человеке. И это совсем не значит, что Борис Александрович вполне себе обходится без критического взгляда на вещи. Вовсе нет. Просто критика без любви пуста… И вот в 2008 году, выиграв грант, «Волжская коммуна» опубликовала книгу кожинских устных рассказов, которую, по-хорошему, самарцам в школах нужно проходить. Но которая, к сожалению, стала библиографической редкостью. Да и что такое для хорошей книги 500 экземпляров?.. По счастью, у меня эта книга есть. Но только у меня ее при этом никогда нет. Помните, как говаривал Винни-Пух — «Мед если есть, то его сразу нет». Так и книга эта постоянно гостит то у одного, то у другого моего знакомого или знакомого моего знакомого. И каждый, прочитав ее, влюбляется в Самару, узнает и ее, и себя снова.
Кто-то назовет Бориса Кожина коренным самарцем и настоящим гражданином. Кто-то назовет его самарским последователем знаменитого своими устными рассказами советского писателя и литературоведа Ираклия Андроникова. А мне кажется, Борис Кожин — это человек, который вот сейчас, в это самое мгновение, поднимается в гору с Волги по Красноармейскому спуску, оглядывается на эту реку и идет дальше в город, который он любит взаимно и нежно, всю свою жизнь. Любит деятельно, заражая своей любовью всех, с кем разговаривает.
Когда Борис Александрович рассказывает о Самаре, я всегда думаю — где теперь эта Самара, те люди, о которых рассказывает Кожин? Есть ли они сегодня? Ну вот например, Кожин говорит на встрече в СамАРТе о том, что стеснительность — одна из главных черт самарцев. Самарцы все время стесняются. Они не выпячивают, не пиарят себя. Это Иванушки-дурачки на коньках-горбунках, но в конце сказки именно они становятся царями. Самарцы — волжские Коломбо, Питеры Фальки в потертых плащиках. «Где уж нам уж выйти замуж, мы уж так уж как-нибудь» — это еще одна иллюстрация к кожинскому образу самарца. «Мы никогда не достроим станцию метро «Алабинская». Самара будет строить эту станцию вечно! Где уж нам уж…»
Помимо стеснительности одна из основных черт кожинского самарца — «антиснобизм», открытость человека миру и всему, что в нем есть, в том числе и себе самому. Помню, мне было интересно мнение Бориса Александровича о сериале «Школа». Этот фильм вызвал бурю эмоций у людей, работающих в системе образования, тогда все кругом ругались: «Что за детей показывают в этом фильме! Все тупые, ограниченные, испорченные!» А Кожин ответил так: «Это очень хороший фильм! Это очень добрый фильм. И все дети в нем замечательные». А про Гай-Германику сказал цитатой из Шекспира: «Чтоб добрым быть, нужна мне беспощадность». Еще он сказал, что художник — это «боль, а не учитель». По-моему, это слова настоящего «антисноба».
«О, это удивительный человек… Это был прекрасный, великий человек… Это великое стихотворение… Это талант огромный…» — такие слова от Кожина слышишь постоянно. Но это совсем не надоедает. Это придает пикантности устному рассказу, в котором и быль, и присказка, и сказка — все слито воедино, и не знаешь, где кончается одно, а начинается другое.
Кожинские самарцы никогда не смеются над человеческими недостатками, ведь в жизни так много по-настоящему смешного. Поэтому юмор самарцев схож с юмором одесситов. Когда по стране появились первые универсамы, в Самаре их сразу же окрестили «самохватами». А в Одессе, чтобы из «самохватов» продукты не исчезали, где-то наверху, откуда был хороший обзор, поставили специальную будку. И больших объемов женщину, призванную из этой будки следить за покупателями, одесситы прозвали «глядищща». Так и самарцы любят придумывать настоящие, неофициальные имена для всего подряд. Паниковского с гусем самарцы сначала окрестили «галочкой», потом «студентом с зачеткой» и уже после этого придумали ему имя, на которое этот памятник откликается и по сей день.
Мы то равняемся на Запад, то мечтательно вглядываемся в Восток. Мы уезжаем в Питер и в Москву, покоряем новые пространства и другие города. Нам некогда вглядеться в то место, для которого нас выбрала жизнь. В тот город, который нам кажется простым и понятным, постольку поскольку мы тут живем. Слушая Кожина, понимаешь, что Самара вовсе не хочет быть столицей Поволжья или третьей столицей России. У нее своя жизнь, свое дыхание, к которому надо прислушиваться. Которое просто необходимо почувствовать и полюбить.
