Игорь Григорьев – основатель и идеолог культового журнала «ОМ», — завершив свою блестящую журналистскую карьеру, в середине нулевых на несколько лет пропал из поля зрения медиатусовки. По слухам, поселился в Бразилии. На исходе нулевых с новыми силами и идеями он вернулся в Москву и запустил эпатажный музыкальный поп-проект. Из тех, кто смог воспринять творчество Григорьева, формируется новый социальный круг, своего рода антропологическая элита людей, способных подняться над косными культурными и социальными предрассудками. Игорь Григорьев пропагандирует культ стиля, диктатуру творчества, агрессию красоты и провозглашает себя террористом от искусства. В июне 2011 Григорьев дает первый открытый концерт в Москве, где, как в лучших традициях европейской сцены, официально презентует свой первый сингл «Сны моей весны» – и собирает тысячный клуб Discoteque. Эти события стали переломными в истории Григорьева-артиста, перенесшими его из исполнителей экспериментального инди-попа в герои глянцевой прессы, которую он сам некогда зарождал в этой стране. В 90-ых Игорь Григорьев создал новую, опережающую время культуру, а вместе с этим нагловатый «креативный класс». В интервью «Новой в Поволжье» он рассказал о своем отношении к поколению нулевых, среднему классу, а также описал современного «простого» человека.
Поколение нулевых очень скучное. Вся эта сомнительная молодежь разменялась на шмотье и глянец. На наркотики… У нас тоже были наркотики и выезды нарколога на дом. Но это далеко не самое страшное. Самое ужасное – это пустота. Новые герои абсолютно никакие. Божественная сперма брызгала везде, но им ни капли не досталось. С другой стороны, в Лондоне сейчас все то же самое. Но там, конечно, гораздо интереснее.
7 лет назад там царило настоящее безумие. На улице запросто можно было увидеть обдолбанного Маккуина. Повсюду разгуливали безумные фрики. Были потрясающие вечеринки, попасть на них было просто невозможно, но мне удавалось. А сейчас я вижу всех этих essex boys & girls, пьяных каждую пятницу. И это скучно. Но я могу все это объяснить. Средний класс стал очень хорошо жить, средний класс рулит. Все эти люди довольствуются мейнстримом, они слушают Бритни Спирс по радио. Бритни – преступница, ни больше ни меньше. Средний класс стал заправлять динамо-машину. Этого не было в 80-ые, безусловно, были аутсайдеры и отщепенцы. А сейчас я вижу всю эту мелкобуржуазную ху*ню, и мне тошно. Они бегают за последним Ланвин, стараются скупить всего Маккуина после его смерти. Они оценщики. Они могут на что-то посмотреть и сказать: «Оооо, как это круто!», но сами при этом ничего не производят. Все действительно интересное появилось в 90-ых. C одной стороны, это грустно. С другой стороны, крайне неприятно, когда тебе дышат в затылок, но меня это бодрит. Когда Джарвис Кокер сталкивает Майкла Джексона со сцены – это и есть колесо жизни. Это и есть закон. Это правильно. Я бы тоже хотел, чтобы меня кто-то сталкивал со сцены, но я не могу разглядеть лица этого человека!
Новых героев не появляется. Даже признанные лидеры и то лукавые. Все эти Усковы, Соколовы и так далее – замечательные люди, большинство из них мои бывшие коллеги. Но они лукавят. К примеру, бунт Ксении Анатольевны Собчак против собственного крестного отца… Как бы вы это назвали? Бунт лукавых. Все они сейчас лихорадочно ищут себе место под солнцем. Собчак нашла себя в роли оппозиционера.
Все они очень хорошо понимают, что те паттерны, которыми Россия жила в нулевых годах, явно отмирают. К примеру, глянец как победивший мейнстрим. И все устали от того, что ничего не происходит, что не появляется новых героев, от того, что нет центра притяжения, который существовал в 90ых. Все устали от этого тягостного безвременья. Наконец-то появилась жажда деятельности, потому что жить стало скучно.
С митингами и протестами все понятно. Мы видим нашу обнаглевшую власть и людей, которые не постеснялись сказать ей: «Вы наглые! Мы против». Больше ничего там нет. Куда мы пойдем дальше? Я не знаю. Говорят, что время героев прошло, что время пастырей прошло. Но мне в это не верится. В ночных клубах на меня кидаются толпы двадцатилетних, эти пионеры меня просто одолевают. Они подходят ко мне и признаются в любви к журналу ОМ. Как они могут его помнить? Безусловно, я с ними общаюсь. Они говорят мне, что сейчас наступило время простых людей, простых индивидуальностей. Любой человек может сочинять музыку, скачивать сэмплы, покупать всевозможные девайсы. Обычный человек запросто может стать крутым музыкантом, модным ди-джеем. Время кумиров прошло, но, тем не менее, в их айподах я вижу треки далеко не современного Джима Моррисона. Всегда есть пророк. Он мутит воды, он несет весть: «Вот так можно, а вот так нельзя». Я смотрю по сторонам – и не вижу его. Даже не чувствую его запаха. Большинство современных музыкальных исполнителей не Моррисоны и не Синатры. Они креативны, изобретательны. Но все это не тот масштаб.
Больше всего на свете я хочу заработать денег и свалить в Бразилию. Денег заработаю на концертах. С продажами альбома сейчас далеко не уедешь. Как только я пошлю мастер-копию своего альбома Армасу Викстрему в журнал Interview, все песни мгновенно окажутся в Сети. Своему рекорд-продюсеру я сказал, что скачал последний альбом Кейт Буш с торрентов, отчего он пришел в ужас. А меня это не удивляет. Я не понимаю, почему я должен платить, если альбом лежит на файлообменнике. Если музыкант талантлив, то он в любом случае сможет заработать денег. Я не верю в непризнанность, когда говорят, что в России «тяжелый музыкальный рынок». Даже я начал с клипа «Сны моей весны», и пошло-поехало.
Я задумал интересную коллаборацию. Мне очень нравится группа The Retuses, с Мишей из этой группы мы дружим, созваниваемся по Скайпу. У меня есть любимая украинская певица – Нина Матвиенко. Она инопланетянка, она исполняет самое настоящее украинское барокко. В своем проекте я хотел бы увидеть 3 поколения: Миша, который мог бы быть моим сыном, я и Нина Митрофановна, которая запросто могла бы быть моей мамой.
Все вокруг стремительно меняется. Меняется музыка, стремительно меняется журналистика. Будущее за малыми формами. Ни у кого нет времени дочитать книгу в 300 страниц до конца. Это реальность. Если ты ее не воспринимаешь, то она выбрасывает тебя из оборота. Я эту реальность принимаю. Такое время – время малых жанров. Сейчас я делаю сайт и постоянно прошу дизайнера сделать буквы побольше, вы понимаете? Я специально для этого завел twitter. Но я сломался, сейчас я ничего туда не пишу… Это безусловное поражение.
То же самое будет происходить и с кино.
У современного человека слишком много соблазнов и слишком мало времени. У меня дома куча пультов, иногда я даже не понимаю, что именно я смотрю. Рядом со мной в кровати всегда лежит ноутбук. Быть может, это плохо. Но с другой стороны, я могу сказать, что это предтеча Ренессанса.
Я скоро запишу альбом, а потом начну свое продвижение везде, где только можно. С моим творчеством будет знаком каждый, даже урка будет петь мои песни на стихи Введенского. Таким образом я выполню свою миссию.
И уеду в Бразилию. А может быть, продолжу заниматься творчеством и буду писать саундтреки к несуществующим фильмам. Я создал один саундтрек и показал его своему продюсеру, тот переслал его Питеру Гринуэю (они дружат). И тот оценил мое творчество очень и очень высоко. Вот так вот. Моя гордость. Мне хочется все озвучивать. К примеру, то, как Анна Каренина бросается под поезд.
Но это я шучу. Главное то, что победил простой человек. За последние 12-15 лет (меня в стране не было) мои коллеги воспитали нового человека, которому необходима музыка, которую он бы понимал, которому необходимы крупные буквы. Они воспитали человека, которого воротит от деепричастных оборотов. И он всех победил. На могиле художника будет написано: «Их убил простой человек». Но самое грустное впереди. Простой человек сам ничего сделать не может. Должны произойти потрясения. Я не хочу никаких революций, я не хочу войн и репрессий. Но как один из маленьких пророков, я могу вам сказать, что для того, чтобы произошло что-то хорошее, должно произойти что-то ужасное. К примеру, диктатура, война, катаклизмы. Только тогда появятся пассионарии и новая культура.
