Ехал из ярмарки ухарь-купец…

«Ехал из ярмарки ухарь-купец, Ухарь-купец, удалой молодец. Заехал в деревню коней напоить, Задумал гульбою народ удивить… К стыдливой девчонке купец пристаёт, Он манит, ласкает, за ручки берёт…» В фильме «Жизнь Клима Самгина» эта сцена особенная: за окнами городского флигеля мелькает полушалок метели, слышно, как тревожно постреливают в печи поленья, и собравшиеся, сведённые судьбой в замкнутом пространстве исторического круга люди слушают – каждый со своей личной историей наедине – русскую песню. Наплывающую неровными волнами, то в жар, то в полымя готовую бросить, то восклицающую, то вопрошающую. «Что тебе за дело, старая карга? Пусть погуляет дочка моя!» И Владимир Лютов, «торговец пухом и пером», как он саморекомендуется, вскакивает со стула, гримасничая и кликушествуя, словно бы это его «скомкана шапка лежит в головах», словно бы это уже сейчас, а не через несколько долгих лет вдали от России предстоит черкануть ему на пустом конверте: «Прости, милый друг, Аля, что наскандалил, но, понимаешь, не могу больше…» А песня звучит всё отчаяннее и прекраснее; и боль в ней, и жалость – вместе. И предчувствие. И предзнание. И кручина февральская, и серебряный колокольчик далёкой весны.

В последние дни мая мне посчастливилось поговорить с Евгенией Смольяниновой, голосом которой поёт народный самородок Дуняша Стрешнева в той самой сцене. И первый же вопрос – про ухаря-купца, конечно.

– Да, «Ехал из ярмарки…» Спасибо, что вспомнили фильм «Жизнь Клима Самгина». И главное – режиссёра Виктора Титова. Виктор Абросимович был удивительным, удивительно талантливым. Мне ведь совсем немного лет было, когда он пригласил меня поработать в картине. Так что Титов шёл на творческий риск. Но как он умел деликатно советовать, поощрять, вдохновлять, что для молодого актёра – в помощь. Он вёл за собой, увлекал. Терпеливо объяснял, как нужно спеть, что нужно донести до слуха зрителя. Стремился отдавать, а не брать. Себя самого раздаривал… Именно такие режиссёры способны делать актёров. Да и вообще проникаться атмосферой созидания, чувствовать радость творчества. Слово «лад» – об уникальной натуре Виктора Титова, человека с открытым сердцем. И фильмы его – какие выверенные, прочувствованные. Они одухотворены талантом. В «Климе Самгине» – не одного пустого кадра, не одного лишнего или случайного звука, потому что создавали фильм люди глубочайшие – от операторов и художников до звукорежиссёров. И актёры как неожиданно раскрываются в нём. Титов всегда горел идеями, и не боялся нового. Он один из немногих истинных художников-новаторов, чьё имя редко теперь на слуху… Тогда я дышала только народной песней, не хотела исполнять романсы, но когда рядом с «купцом-ухарем» попробовала спеть «Отцвели уж давно хризантемы в саду» на стихи Василия Шуйского, почувствовала между песней народной и авторской внутреннее родство.

Евгения Смольянинова человек необыкновенный. Она говорит о людях, как о песнях, и о песнях, как будто бы о людях. О родных, о единственных на всём белом свете. О том взгляде, которого не повторить, не вернуть. И который дороже всего – неважно, на земле, на небе ли. И почти ничего – о себе. Но когда в музыкальном храме, хранящем собиновское эхо, полыхнули опалённые морозом хризантемы, когда седое тургеневское утро взошло над полем, когда сопки Маньчжурии, где спят вечным сном русские герои, отозвались в сердце неясной болью, стало вдруг отчётливо пониматься, как много рассказывает певица, и как важен её песенный сказ для сегодняшней России. Вот Евгения Валерьевна держит узкурничек прозрачного палантина, сжимает его, когда устремляется голосом ввысь, а кажется – это невесомая материя самой песни, что раздаётся «между небом и землёй», струится-сотворяется у неё в руках. Так чем же, если переиначить узорочную строчку Николая Клюева, расшита она, русская песня?

– Есть такое понятие – русский космизм. В самом простом ли (но таком ли уж и простом?) обороте изустной народной речи, в сложном ли, авторском литературном произведении – он всё один, русский космос. Нет ничего случайного и нет ничего конечного в том, что нас окружает. В природе ли, в исторической памяти, в культурном наследии. Ничего не заканчивается, не становится пустотой. Только смерть заканчивается, а жизнь продолжается. Любовью и верой расшита русская народная песня. Но как-то неловко надевать национальный костюм, «подходящий» для «фольклорной тематики», потому что появляется элемент неестественной наигранности. А может ли быть наигранной или продуманной истинная любовь? Можно ли верить по заказу, как сшивать по заказу одежду? Важны не одёжки, а то, как сердце твоё бьётся… Какие люди говорили и писали на русском языке, какие вселенские мысли звучали на нём! Не обязательно только в литературе, но и в науке. Путь русского гения – это драматичная судьба Николая Вавилова, великого учёного, благодаря которому миллионы человеческих жизней были спасены в голодные годы. И разве думал он о наградах и званиях, нет, он о колосках думал, которые накормят людей. Судьба Николая Ивановича Вавилова – это и судьба русской мысли, русского духа. Пример самоотречённости безмерной…

(Отвечая на неизбежный вопрос про впечатления от Волги, Евгения Валерьевна особенно отметила исторический колорит древнего городка Кимры, что под Тверью, с сохранившимися там храмами и монастырями, крутобережье продутого семью ветрами вольного Ульяновска, красоту и динамизм современной Самары).

–…Так что запас для утоления духовной жажды и сегодня громаден. Наследие у нас великое. И потенциал – тоже. Люблю песню «Слово мама дорогое». Стихи подарили мне монахи Троице-Сергиевой лавры – какие стихи, как дар Божий! Одна девочка передала мне не так давно на простом листе бумаги стихотворение про сирень, и я сразу же услышала, почувствовала слова, принадлежащие неизвестному автору.

Евгения Валерьевна написала музыку к этим словам, так родилась песня «День Господень». Впрочем, оборот «написать музыку», ставший в каком-то роде бессмысленной и обесцененной этикеткой, как-то не к месту здесь. Смольянинова просто распахнула перед нами окошко, за которым каждый из нас, слушателей, увидел свой, сберегаемый где-то глубоко в памяти, проран света. Я – родину мамы, деревеньку Расуху при железнодорожной станции, деревянную церковку, которой и в помине, наверное, нет уж теперь, неизменного конёчка на крыше дома, яблоневый сад, что мама так часто вспоминала, и притулившийся к забору, уже занявшийся дымным верховым цветом куст сирени. Только вот пять лепестков отыскать глазами не поспел – затуманились они, застились влагой почему-то. Как Гончаров говорил: плачешь, потому что просто плачется, поёшь – потому что поётся…

Сегодня дал Господь мне день,

В котором я была,

Как пробуждённая сирень

На краешке села.

Ничьей не тронута рукой

В сиянье белизны

Не знала я себя такой

С девической весны.

И никаких особых дел,

Ни радости большой.

Но в этот необычный день

Летала я душой.

Так утешением полна

Моя земная кладь.

И в каждой мелочи видна

Святая благодать…

Когда Смольянинова пела, то как будто бы съединялись в душе разрозненные штрихи целой картины. Было в её голосе что-то… материнское. То, что казалось ещё минуту назад главным и, более того, первозначным, отходило на второй план, а какая-то нечаянная точка в небе – и крыльев-то не видать! – заставляла сердце биться сильней: «А если не вернётся?» Вдохновенно взлетала дирижёрская палочка Александра Занорина, чисто и глубоко, как горняя река, звучал в Саратовской консерватории Архиерейский мужской хор Духосошественского кафедрального собора. И вот уже на месте жанрового ярлыка «духовная песня», ничего тебе, как и многим, до поры не говорящего, даже скорее усыпляющего, возникала тропинка, по которой шёл ты когда-то в детстве, да только свернул, потерял её где-то среди хлебного поля. Знаете, как на картинах Константина Васильева – с аквамариновыми капельками васильков по бокам, с небесным серпиком в руках жницы. Сон заканчивался, оцепенение проходило, и ты – наоборот! – просыпался. И вновь обретал ту стёжку-дорожку. И вдруг узнавал колокольный напев нечужого для певицы древнего Звенигорода и рабочий ритм родного для неё сибирского города мастеров – Кузнецка. Переносился к баснословному Поозёрью, касался монастырских стен правечевой Псковщины. Дивился Радонежскому чуду. И угадывал пронзительный взгляд Валентина Распутина, особо ценящего талант Смольяниновой. И открывал «даль светлую» за грустной шукшинской улыбкой, особенно Смольяниновой ценимой.

Нерасторжима она, и «всё одна» во всех своих образах, как сказала Евгения Валерьевна, русская Вселенная… Бесконечно глубока природа русской песни, требующая от исполнителя ненарушаемой нравственной позиции. А ещё постоянного духовного движения. Певица, как мне кажется, взяла из народных мотивов и авторских романсов самые отчаянные ноты, загоревшиеся ровным и чистым светом в её сегодняшних духовных песнях. Спрашиваю про святая святых – творческую лабораторию.

– Вы верно заметили, что в том же «ухаре-купце», в тех же «хризантемах» мне доводилось подойти к какой-то неведомой грани, за которой – неизвестность, загадка. К эмоциональному обрыву. Я не знала ещё, что хочу сказать людям, только догадывалась, чувствовала, и именно духовная песня помогает мне сегодня обретать это знание. Помогает не сгорать, а гореть на сцене, не опустошаться, а напротив – заряжаться от песни доброй энергией. Но изменяясь, я стараюсь не изменять себе, прежней. Есть то, от чего я в творчестве и в жизни не откажусь никогда…

Мне впервые в жизни довелось испытать почти гипнотическую силу живого вокала, относительно которого такие вещи, как фонограмма, электронная обработка звука, все эти гармонайзеры – просто с другой планеты. А может быть, это Евгения Смольянинова – с другой? Иначе тогда как, с помощью какого белого небесного воинства удалось ей не подпустить к себе и близко втирающиеся в доверие прилипчивые мотивчики да куцые псевдоэстрадные однодневки (равно как и псевдонародные хороводики, впрочем, которыми, как ряжеными, до сих пор стыдливо разбавляют у нас на ТВ официальные «правительственные концерты»)? Сопротивление пошлости не предполагает, впрочем, творческой закоснелости. Смольянинова, например, великолепно поёт Вертинского, и даже, насколько мне известно, Высоцкого. Ей удаётся сблизить тревогу романтически-индивидуального «я» городского романса с исконно-народным соборным мировосприятием.

Тут важен и личный пример: оказывается, можно оставаться собой и быть востребованным, можно, подобно благородным металлам, не поддаваться воздействию извне. Смольянинова никому не противостоит, не входит не в какие противоборствующие на ниве культуры или не дай Бог политики группы. Но сила сопротивляемости художественного материала в её творчестве – колоссальная! Какой же для этого должен быть глубокий внутренний мир… Верно, и передумать многое пришлось, и поискать ключи к озамкованным временем, забытым песням, и встречи пережить судьбоносные, как, например, с крестьянской певицей – хранительницей народной песенной культуры Ольгой Сергеевой. Ольга Федосеевна, как всегда подчёркивает Смольянинова, перевернула её личностное представление о мире, о творчестве, о любви и вере. О том, что такое по естеству своему народная песня. И потому вопрос о наставничестве в искусстве – неслучаен.

– Учить – значит жертвовать. А тщеславный человек жертвовать не сможет, это право нужно ещё заслужить. Человек творческий подвергается искушению тщеславием чаще, чем кто бы то ни был. Жертвенность не уживается рядом с гордыней, и истинные учителя порой бывают тайными людьми – мало кто знает, слышит о них. Мало кто умеет оценить их при жизни. Учительство – дар… Вот тот же Виктор Абросимович Титов, которому в этом году могло бы исполниться семьдесят пять, был, в моём представлении, настоящим наставником. Он ведь и фильмами своими многому учил зрителя – учил думать, видеть красоту Божьего мира, слышать гармонию. Он учил любить человека. Ольга Федосеевна Сергеева – тоже для меня Учитель с большой буквы… Понимаете, можно найти свою, так сказать, школу в искусстве, продвигать её, развивать, но мало кого по-настоящему научить чему-то, то есть не зажечь ничьего сердца по большому счёту. А можно где-то в дали от «магистральных линий» упрямо, день ото дня, гнуть свою линию и проторить новую дорогу. К тому же художник многому учится сам, наедине с собой и временем. Чему важнее всего научиться в музыке? Говорить правду. И в жизни, и в искусстве важнее всего правда… Сегодня вот выступать мне помогал сын – Святослав Смольянинов (Святослав просто блестяще играл на гитаре – И. П.) В этом мире нужно, чтобы был рядом с тобой сотоварищ, близкий тебе человек. Человек, тебя понимающий. Мы с ним, бывает, тоже учимся друг у друга…

Ах, печальный юрьевский колокольчик, чуть дрогнувший на вековом порубежье и погасший, было, во тьме исторических сломов! Какую правду рассказываешь ты нам, спасённый из забвения светлым даром Евгении Смольяниновой, чему учишь своим нездешним «динь-динь-динь», о чём у нас спрашиваешь…

В лунном сиянье ранней весною

Помнишь ли встречи, друг мой, с тобою?..

Что значит, петь так, как поёт Евгения Смольянинова? Значит – изменять саму историю. Значит – исполнять своё предназначение в земной юдоли. Значит – видеть светлую сторону и вести к ней внимающих. Значит… Да разве выскажешь сполна, что на сердце? Разве объяснишь, почему оно вдруг падает, а потом поднимается на жаворонковую высоту? Почему, Евгения Валерьевна?

Поистине народный талант певицы не раз отмечался благородными наградами. Например, орденом святой княгини Ольги Русской Православной Церкви и орденом «Торжество Православия», премией «Национальное Достояние России» Международного Благотворительного Фонда «Меценаты Столетия». Но теперь немного о другом признании – хотя всё о том же, конечно. Недавно был свидетелем, как в жерле громыхающего на ухабах маршрутного такси усталые и как бы остановившиеся взглядом после рабочего дня люди подняли головы, заслышав случайно пробившийся сквозь замусоренный, засорённый пустословием и пустоголосием эфир серебряный родник.

Пела Евгения Смольянинова. Женщина с сиренью в руках, в наброшенном на плечи платке со стёртым, едва различимым узором, не отрываясь от запылённого окошка, прошептала: «Господи, какой голос!..»

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.