Дневник онкологического больного. Год спустя

Из своих объятий онкология никого и никогда не выпускает окончательно

вероника

Что я прожила уже целый год, я сообразила за два дня до наступления новогодних праздников. Да, да, мой выписной эпикриз из онкодиспансера датирован двадцать шестым декабря. А сегодня уже двадцать девятое. И значит, моя просьба подарить мне еще хотя бы год жизни перевыполнена на целых три дня.

Если честно, я даже удивилась, что небо за окном было по-прежнему пасмурным. Питер, конечно, зима, короткий световой день растянутый всего на три часа. Но ради такого случая погода могла бы и заладиться, посчитала я и даже повертела головой в одну и другую сторону, ища долгожданное солнышко. А потом я засмеялась и на свой собственный вопрос: «Где же солнышко?», сама себе и ответила: «Сегодня солнышком буду я».

Наверное, во взрослом возрасте так себя вести не подобает? Возможно. Но мой последний год сложился таким суматошным. И был он переполнен и радостью жизни, и горечью потерь, и новыми знакомыми, ставшими за короткий период для меня очень близкими людьми. И я спешу жить, расплескивая эмоции направо и налево. И мне хорошо.

Хорошо даже несмотря на то, что почти все мои новые друзья так или иначе соприкоснулись со словом онкология. Оказывается, нас очень много. А раньше я этого не замечала или не хотела замечать? Это, впрочем, теперь не важно. Главное, что эти  люди в моей жизни есть.

Последний год мы общаемся с Наташей только по телефону. Она и живет, и работает в одном из городов Ленинградской области, и географически наши пути не пересекаются никак. Но иногда я ей звоню, и на свой вопрос: «Ты как?» получаю целый ворох жалоб и причитаний. Но как ни странно, эти жалобы меня совершенно не напрягают. Мне даже легче становится, когда я в очередной раз понимаю, что и мое плохое самочувствие это не просто личные ощущения, а общее состояние всех, кто прошел путь онкологических больниц.

«Вот теперь у меня еще и кости болят, — начинает разговор Наташа, — ведь этими проклятыми химиями нам все полезное из организма вывели. Представляешь, коленки как у Буратино начали хрустеть. Я к своему доктору прихожу, приседаю прямо перед ним, чтобы ему был слышен мой хруст, а он от меня отмахивается, смеется и пытается шутить».

Я тоже громко в голос смеюсь, представив как Наташа, крупная солидная женщина, директор школы хватает за рукав молоденького доктора, заставляя вслушиваться в хруст своих коленок. А энергии Наташе, когда по-настоящему понадобится, было не занимать. Год назад она даже умудрилась заставить врачей провести ей две дополнительные химиотерапии. Такую настойчивость в попытках еще сильнее навредить химическими ядами своему организму я могу объяснить лишь тем, что решение Наталья принимала сразу после окончания радиационного облучения, а после радиации мы все ходили как чумные. Зомби мы были полностью облученные.

Наш с Наташей хирург дополнительные химии тогда отверг. Трижды она пробивалась к нему на прием и трижды получала мотивированный отказ: «Вам все равно эти химии не помогают. Зачем же давать лишнюю нагрузку на сердце, почки, печень и все остальные органы?». Я тоже тогда пожимала плечами: «Да, прекрати, Наташ, что споришь с врачом, сказал он, что тебе не надо, значит не надо». А Наташа в ответ завистливо говорила: «Ну, конечно, тебе то хорошо, тебе сделали шесть химий, а мне только четыре».

А через две недели, добившись уже от своего другого молоденького врача продления процедур, Наташа страдала от сильнейших последствий химиотерапии и звонила мне с единственным вопросом: «Ты скажи, почему я такая идиотка, что сама себе все эти мучения выпросила?». И я давала единственно возможный ответ: «Радиация это. Всех нас радиация на время в идиотов превратила. Я тоже многое под воздействием радиации натворила. Зуб, вон, разрешила себе удалить. Вполне себе такой нужный мне зуб, который хороший врач мог бы еще и восстановить».

Мы обе пьем сильнейшие противоопухолевые таблетки, от которых постоянно скачет давление и болит голова. Но даже и эти лекарства, не гарантируют, что заболевание не повторится.

«Ты же помнишь, – вспоминает Наташа, — я сначала думала, что пока на протяжении пяти лет мы эти таблетки пьем, рецидива быть не может. А потом узнала, что ни от чего они стопроцентно не предохраняют. И что зря я расслабилась. Да еще и рак в других органах эти таблетки могут запросто спровоцировать. Лечим, калечим, снова лечим», — перефразирует она известную формулу, и я согласно киваю в ответ.

В Петербург на прием к онкологам Наташа нынче приезжает нечасто, ей это далеко. Намного удобнее записаться на прием ко врачу в соседний Пушкин. А в ее родном городе квалифицированного онколога нет, и все, кто хотят попасть на консультацию, также едут в маленький Пушкин. Удивительно, да? Двадцать первый век, Ленинградская область, северная столица России, и на прием к доктору на перекладных в соседний городок.

Мы с Наташей пытаемся еще как-то обсудить проводимую сейчас медицинскую реформу, но обреченно машем рукой, понимая, что в ближайшее время, пожалуй, лучше не будет. Ведь, на самом деле, нам с Наташей просто очень повезло с врачом.

И мы с удовольствием продолжаем незатейливый разговор не о болезни. Наташа о детях, я о племянниках, мы обе о разрешенных докторами путешествиях. «В апреле в отпуск в Белоруссию собираюсь, — делится своими планами Наташа, — правда были у меня опасения, можно ли туда. В Могилевской области у нас родственники, а там же радиация. Но доктор разрешил». Доктор, если уж быть точнее еще и посмеялся над Наташиными страхами. Нам, ведь, на самом деле можно многое в этой жизни, а все свои фобии мы зачастую создаем самостоятельно.

Продолжение следует

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.