Ярмарка смирения

Ярмарка на площади Куйбышева, воскресный полдень: аномально холодная погода августа стимулирует горожан еще больше шуршать бурыми листьями, еще больше повязывать на шею разноцветных шарфов, покупать картофеля сорта «скороспелка», яблок «дочь папировки» и свиных ребер. Ярмарка шумит, крикливо бросает в лицо посетителям обрывки цен на белых деревенских кур и смуглых уток. Здесь ставят самовар, а здесь все желающие могут оценить финал роскошной перебранки торговок зеленью: стороны не могут договориться, как лучше разместить прилавки, чтобы доступ покупателей к ним был одинаково удобен. Задача не имеет решений в целых ненулевых числах.

Изящный укроп колышется ветром, ажурная кинза пахнет дальними странствиями, петрушка успокаивающе патриархальна, пастернак бледнеет в сравнении с ярко-оранжевой морковью.

«Это морковь сорта Амстердамска. Исключительно витаминная! Да вы всю зиму будете грызть эту морковь, без всяких там апельсинов-шмандаринов!» Не уточняя, что такое шмандарины, старуха в чуть вытертом, но все еще прекрасном оренбургском платке берет три килограмма Амстердамски. Чуть улыбается. «Вы чертовски правы, голубчик, насчет апельсинов».

Капуста трех вариантов — белокочанная, цветная и краснокочанная сложена пестрыми съедобными грудами. «Вместо капусты и вместо брюквы мёртвые головы продают», — вдруг говорит старик, который вообще-то поставлен петь песни под гармонь. Но он отвлекается от гармони, освобождает рот от разлучницы-разлуки, и читает Гумилева.

Худой мужичонка празднично нетрезв, но ответственно выполняет супружеский долг, таскает сумки, полные овощей, сверху виноград, а еще мешок лука через плечо. В один момент составляет всю свою ношу, чтобы передохнуть, пыхтит «уффф», цепляет руку жены и быстро целует ее запястье, полускрытое манжетой спортивной куртки.

«А чего это ваш помидор сто тридцать рублей, а кругом такие же по шестьдесят пять?» — «Где такие же? где такие же? Это мой личный помидор, я его все лето рОстила, белокрылку пальцами собирала, ногтями давила! А вы хотите, чтобы я его вам за шестьдесят пять даром отдала! Вы еще с моим мужем попроситесь переспать!» — «Да мне своего девать некуда, хозяйка» — «Ну ладно, отдам за сто, сколько возьмешь? Мой помидор – он же сладкий! Это же настоящая еда, мы всю осень на помидоре, все лето на помидоре…».

Пара из женщины лет сорока с красивым, но усталым лицом и мужчины чуть постарше, ужасно недовольным. Женщина любовно присматривает букет из лавровых веток. Лавровые листья идеальной формы глянцевито поблескивают. Мужчина критически относится к её выбору: «Надо ориентироваться на аромат, не на внешний вид. Вот этот твой веник, он же не пахнет ничем, как пенопласт». Мужчина занудливо нюхает каждую лавровую ветвь, перебирает в корзине короткими пальцами, ворошит, выцепляет новую, с лицом упрямым и злопамятным машет перед носом женщины. «Смотри!» — выдыхает свысока.

Проходят далее. У хлебного прилавка женщина нацеливается было на заварной ржаной, предельно гламурный, с черносливом и орехами, но мужчина тормозит ее локоть и говорит: «Господи, Ира, ну что ты вечно норовишь меня накормить из помойки. Вот! Простой кирпич, без затей, все сыты и довольны». Женщина послушно оплачивает кирпич, чуть осевший. Мужчина, однако, не успокаивается. Ему хочется поговорить. Ему хочется научить женщину. Как это обидно, что она прожила столько-то лет и не знает элементарных вещей! К примеру, вот сыр следует всегда покупать производства города Белебей, и никогда – Гадяч. А арбуз должен быть арбузихой. Этот факт можно определить тем-то и тем-то способами. Ташкентские дыни все одно никогда не доезжают целыми до наших широт, и поэтому не стоит тратить деньги. Лучше купить черники, для зрения. О, ты хочешь баранину! Но ведь баранину легко испортить неумелой готовкой, моя бывшая жена проделывала это сотни раз, пока я…

Лицо женщины подергивается рядом мелких гримас. Будто бы незначительный ветер чуть потревожил воды большого озера, вроде бы утих, но не утих, и образуются волны, накатывают на берег, и рушат в щепы ветхую скамейку, еще хранящую песок теннисных тапок юных купальщиц. И женщина уже приоткрывает рот, чтобы выпустить на волю слова, что сочиняла последние месяцы, чтобы они отхлестали мужчину по холеным щекам, по выбритому подбородку и ярко-розовым губам. Но нет, глотает слова обратно, они падают в желудок, где их привычно растворяет соляная кислота. «Надо бы «ренни» купить, — говорит женщина, морщась, — изжога опять.

Продавщица колбасных изделий одной рукой взвешивает «краковскую» колбасу, другой отмеривает триста граммов ганноверских сосисок, третьей подсчитывает сдачу на калькуляторе, четвертой велит подсобному рабочему вот эти ящики оттащить в сторону, пятой отвечает на вопрос о ценовой политике компании, шестой разговаривает по телефону: «Андрюшенька, добрый день. Проснулся? Вот и хорошо, вот и умничка, возьми на кухне сырнички, я их блюдечком накрыла, чтоб не заветрили, а еще морковочка тертая со сметанкой… Что? Где Полина, спрашиваешь? Полина ушла к Алене, до двух часов… Перестань. Ну, перестань, Андрюша, это я ее отпустила, не говори так. Ничего особенного, всем девочкам нужно общаться с подругами… Математику я у нее вчера проверяла, все выполнено. И русский тоже. Нет! Нет, Полина не вырастет шлюхой. Она не забеременеет в пятнадцать. И семнадцатилетие не встретит в публичном доме. Успокойся. Знаешь, что я тебе скажу. Ты просто выставь это мусорное ведро за дверь, я приду, и сразу вынесу, не беспокойся».

На фоне декораций из вялых баклажанов обнимаются две женщины. Случайная встреча, нечаянная радость, договариваются о визите в гости: «Ну, сейчас моего мужика с картошкой в погреб отправим и тогда к тебе! Твой-то дома?» — «Да дома, болеет с похмелья» — «Что ли гулял?» — «А чего ему, мне крестная деньги ж на день рождения подарила, так он пошел вчера и купил мне в подарок какой-то там джин, что ли, пахнет елкой, литровый пузырь» — «И что?» — «Что-что, болеет, говорю. Сейчас вот хочу ему кефирчику и чуть водочки» — «Святое дело».

Женщина – основной электорат, целевая аудитория и фокус-группа, для нас разрабатываются тексты к рекламным роликам, для нас кандидаты в депутаты цепляют галстуки и колют ботоксом переносицу. Наша слабость известна, наша сила в конечности периода смирения – никто не назовет день, когда кормящая поруганная рука прекратит утирать слезы, но размахнется для пощечины. А сейчас воскресенье, бушует ярмарка, солнце толком не взошло, но сядет через несколько часов, чтобы город мог отбрасывать зарево своих огней в космос и дальше.

«Купите штаны, штаны для полных! Черные, сто пятьдесят рублей, чистая шерсть, покойный муж ни разу и надеть-то не успел, бедняга».

«Крыса, практически шиншилла, очень смышленая. Издает звуки, напоминающие человеческую речь! Станет вашим лучшим другом и скрасит предстоящие зимние вечера».

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.