Тбилиси: самый лучший

Второго такого города нет, а первый такой город – Тбилиси. За рекой шумит базар, за базаром – Авлабар, и если ты всегда думал, что это всё не для тебя, то нет, и для тебя немного. Старый город, мощеные булыжниками мостовые, внезапно меж туристически ориентированных ресторанчиков – ущелье с сероводородной речкой, можно спуститься и добраться до водопада, таращиться вокруг и изо всех сил ощущать себя живым.

Но сначала плакать. Потому что 167 километров от пограничного пункта до Тбилиси, эти километры военно-грузинской дороги среди скал, ледников и мимо облаков, никак не кончаются, а навигатор не видит Грузии и телефоны вырубило у всех участников путешествия. И вот дорога-дорога, и уже пошли милые деревеньки с вывешенными на продажу валяными пледами, узорчатыми носками и керамическими сковородочками (на таких нам позже подадут чашушули — острое мясо, тушенное с многими помидорами, кинзой и тд). Бродят петухи. Указатели малоинформативны, потому что вязью. И уже кажется, что Тбилиси не появится никогда, а вы просто будете ехать, ехать, такая вот выпала судьба. Горе мне, горе! Поворот, еще поворот, и вдруг – о, радость мне! радость! – латиницей Tbilisi 9 km, вот тут надо плакать — от счастья, разумеется, от счастья.

Въехав в город (без связи, местной валюты и необходимых адресов гостиниц) швартуемся у чужого отеля, где объявлен вай-фай, узнаем пароль и цепляемся к сети. Попутно обмениваю часть денег – пять тысяч рублей в данном случае равняются ста пятидесяти четырем лари. Всем занимаются красивые девушки, первая одета по-европейски и широко улыбается, вторая в мусульманском наряде – два слоя платков на голове, полностью закрыт лоб и шея, платье в пол, глаза тоже. Переговариваются друг с другом по-грузински. Долго отсчитывают дуэтом местные деньги. Первая спрашивает, откуда мы едем. Называю город. «А где это – Самара?» — уточняет девушка. Удерживаюсь, чтобы не ответить «в заднице», говорю: «на Волге». Девушки вежливо кивают. Чувствуется, что про Волгу они не очень в курсе. «В России», — уточняю. «Это я сразу поняла», — первая улыбается еще шире. Почему-то очень смешно.

На мостке с горбинкой исполняют что-то музыканты – неопознаваемо, но интересно. Музыканты с дудками, бубнами, эклектично в пончо, бусах, браслетах, а на головы укрепили перья, чтобы совсем красиво. И вот они играют, а рядом пристроился местный бородатый мужчина и при помощи мимики и жестов расцвечивает мелодию. Откуда-то он понял, о чем эта протяжная песнь без слов, и принялся немедля за инсценировку. Руками вокруг лица специфически размахивает, ногами делает по-разному. Тут на бородатого набегает женщина в черном, дает ему пинков и тащит за собой, просто за шиворот тащит. Сначала бранится по-грузински, потом вдруг переходит на русский и напоминает, как не далее, чем вчера, бородатый уже имел неприятности с полицией, потому что вынимал из урны мусор и кидал себе на голову, уверяя, что это – майский салют. «Дэбил, — звучно выговаривает женщина, — дэбил!»

В Кахетинских горах фотографируемся у отметки 1620 метров над уровнем моря, рядом тормозит дорогостоящий «лексус», опускается стекло. С переднего сиденья чуть высовывает в окно голову женщина потрясающей красоты, пальцы в массивных серебряных кольцах, царственно взмахивает рукой. «Вы откуда, русские туристы?» — говорит с восхитительным акцентом. «Из Самары», — привычно бормочу я. Красавица задумывается. Водитель спрашивает её что-то по-грузински. Женщина отвечает что-то бурно. Её голос взлетает еще выше 1620 метров. «Совсем глупый стал, — поясняет потом, — Самары не помнит!» Продолжает без паузы: «Где ваша Самара?» Удерживаюсь снова. Отвечаю: «На Волге». Женщина задумчиво смолкает. Водитель разумно советует: «Больше чачи», и повторяет еще раз: «Больше чачи». Едут дальше.

На парадных обедах неизменен порядок подачи блюд: официанты на поднятых руках разносят сначала зелень, потом рулетики из баклажанов, потом хачапури в виде солнца, потом люля-кебаб в лаваше (его надо ломать руками! только руками! разрежешь ножом – обидишь повара!), потом хинкали, потом шашлык из трех видов мяса (баранина, телятина, курица). Туристка из Перми расстраивается, что остается много несъеденного. Останавливает официанта. Придерживая за рукав, предлагает извиняющимся голосом: «Съешьте хинкальку, пожалуйста». Официант ловко оборачивает хинкальную ножку салфеткой, изящно и быстро ест.

Улица Котэ Абхази населены вином. Прекрасные девушки выставлены на пороги и привлекают к дегустациям. Но дегустировать и не покупать вино в этих самых винных бутиках неудобно, какое-то динамо, а если покупать, то это дорого, в маленьких лавках дешевле в три раза, а на рынке – в десять, поэтому дегустировать мы перестаем практически сразу после того, как хозяин погреба 17 века искренне признается, что он — чачист и дает понюхать бутылку из-под чачи (вчера вот выпил, и ничего). Очи его сверкают в полумраке исторического помещения. Помощница бегает с винными правильными фужерами. Счастлива среди ста видов саперави.

Компания из двух женщин с южнорусским волшебным говором и двоих напряженно молчащих мужчин останавливается на пороге дегустационного зала. Женщины замолкают. Едят глазами своих спутников. Наконец, первая шикарно машет рукой: «Ой, Галя, да пошли они нафиг, алкоголики!» Усаживаются на улице за столик, вынимают хачапури и едят, космополитично запивая колой. Мужчины раскованно скрываются в помещении. Менеджер заботливо ставит по бокалу с малым количеством вина и перед женщинами, те незаметно для себя пьют, на их напряженных лицах медленно появляются улыбки.

Роскошная худая черная старуха в черном догоняет нас и говорит неожиданно: «как приятно слышать русскую речь»; тут же две украинские девушки просят проводить к театру марионеток, где дважды в день дают бесплатные представления; в маленьком продуктовом магазине несколько русскоговорящих женщин выбирают мороженое, потом одна вдруг просит зубной пасты, удивляется, когда пасты не оказывается, но ничего, не скандалит.

Зато скандалит крутой какой-то тбилисский кинто на той же улице Котэ Абхази, в собственном автомобиле, выбивает переднее стекло, его угоманивают семья и друзья, что и случилось, не знаю, зеваки пялятся, мы совсем немного позволили себе и ушли восвояси, где длительно подтверждали местное правило: есть вино, нет проблем.

Прошу отвесить мне кусок имеретинского сыра. Ах, этот сыр! Он прекрасен. Пять дней мы с упоением питаемся сыром, хлебом и вином. Прошу, значит, сыра. Продавщица, фактурная грузинка, склоняется ко мне: деточка, ты сразу никогда не бери, надо пробовать, попробуй! Раскладывает на прилавке несколько видов имеритинского, отрезает по солидному куску от каждого. «А вот это – бараний. Нет, не бараний. Жена барана как называется? Овца? Вот это овца, это корова».

На рынке в Телави землячка из Клявлино, Самарской области торгует домашним вином, очень сухим и легким, дарит нам увесистую порцию джонджоли (блюдо из бутонов молодого растения) и рассказывает, что за 35 лет в Грузии родила четырех сыновей, но похоронила мужа. Во рту её сверкают золотые зубы. В Телави служил летчиком малой авиации Мимино. Виды на Большой Кавказ, связки чурчхелы (самая лучшая – черная, из винограда саперави), пирамиды из сыра (имерули и сулугуни), голова свиньи и чисто вымытыми ушами, тушка овцы, бараньи ноги и зелень. Горный мёд. Попробуй, попробуй! Со мной все говорят сразу по-русски. Ни разу никто не отказался понимать, о чем я спрашиваю. Даже совсем молодая кассирша в супермаркете — на полуанглийском, полурусском как-то договариваемся, но плохо с итоговой суммой, девушка просто разворачивает ко мне монитор и я вижу цифры. Спасибо! – говорю. Не за что! – отвечает она. Смеемся.

«На вас нет серебряных украшений? — светски спрашивает меня голая женщина в горячем бассейне серной бани. — Знаете, они мгновенно темнеют от сероводорода!» С трудом вынимаю сначала левую, потом правую руку из воды и смотрю на кольца — средние пальцы моих рук украшают серебряные. И да, они стали черными. И нет, все поправимо, даже с содой, говорят, отойдет. Если хорошенько потереть.

Три лари для женщин, четыре для мужчин — серные бани совершенно не похожи на русские или турецкие. Сводчатый потолок вымощен мозаикой, но с повреждениями. В раздевалочном зале женского отделения дежурят две банщицы, к одной приторочен внук годов двух. Маленький грузинский мальчик совершенно равнодушен к сотням голых женщин рядом, он хочет сникерс.

В собственно бане — высокие краны с той самой водой из сероводородного источника; умываешь лицо и чувствуешь себя богиней сероводорода. Можно записаться на массаж и скраб — десять лари, но большая очередь. Всех скрабит невероятных размеров женщина, она работает голой, и на каждой руке у нее по перчатке-мочалке. Женщина-гора недовольна своей сменщицей, переругивается по-грузински и по-русски, в духе «ах, это моя щетка старая? да чтобы ты такой здоровой была, как моя щетка старой!» Хорошо сесть на каменный парапет под краном и обливаться горячей водой, хорошо скользнуть в горячий бассейн; плохо все это прерывать и натягивать на ноги джинсы; джинсы и серные бани противопоказаны друг другу.

Маленькое кафе в минуте ходьбы от нашей гостиницы держит армянская семья. Трудно разобраться, кто тут кому кем приходится, бегает штук пять детей разного возраста, самому юному 2 года, зовут Артем. Артем болтает на трех языках – армянском, грузинском и русском. «Наши предки живут в Грузии уже пять веков», — говорит хозяин дома. Прошу хозяйку проводить меня в уборную. Уборная расположена в отдельно стоящей будочке посреди маленького двора. Темно. Выстроены глиняные кувшины для вина. Сушатся связки трав. Рядом на привязи скучает странная некрасивая собака: необычайно кудрявая, толстая, на тонких ногах. Приглядевшись, замечаю, что это овца.

Хотела внедриться в эту страну медленно, через автомобильные пути, по военно-грузинской дороге, чтобы все по правилам. Я пыталась не реветь от этой  немыслимой красоты Большого Кавказа. Я пыталась не обнимать каждый камень старого города. Я пыталась не пить вина этой страны и не есть её сыра. Не получилось.

Грузия берет в плен. Тбилиси кладёт на обе лопатки. Мне трудно сказать, когда я смогу приехать снова, но теперь есть вещи, которых у меня не отобрать: сумасшедшие виды на вершины гор, тающие в облаках, ущелье в центре Тбилиси с серной речкой, кривые эти улицы, красные крыши, пыльная Кура, вереницы балконов, камень из Терека, что я переправила через границу и держу под рукой, на всякий случай.

фото: Лена Березина, Маруся Васильева