Живые люди

Главная улица в городе Самара называется Ленинградская. В некоторой части она пешеходная, и вот как раз тут хорошо гулять, если охота побыть вроде бы в народе, но обособленно. Можно сесть на лавку около простого фонтана с забавной зеленой нашлепкой сверху, хлебать не запрещенную пока колу и наблюдать. Надеть, к примеру, темные очки, чтобы слиться с лавкой; темные очки удивительно помогают в этом. Жирные голуби гоняют худых. Воробьи ржут с веток молодой липы. Напротив садится небольшая компания из трех человек: две подтянутые дамы в корпоративных костюмчиках и унылый мужчина, удивительно заросший волосами по всему лицу. Дамы оживленно обмениваются репликами: «Но самое трудное было разрубить эту телячью голову. Я не додумалась попросить на рынке, а ни одна кастрюля, разумеется, такой оковалок не вместит. И тогда я пошла к соседям и говорю: давайте топор!» — «А чего Петька сам не разобрался» — «А с чем Петька когда разбирался? Он только и может, что свои дурацкие ковры ткать. С котятами!» — «Ты знаешь, я вот тут думала, такие странные у него все-таки наклонности, то он открытки с собачками собирает, то котят на коврах воплощает, наверное, он либо зоофил, либо — гей». Унылый мужчина без всякого выражения говорит, пиная ногой туда-сюда крышку от пивной бутылки: «Я не гей».

Встать, пройти сто метров, зайти в японскую забегаловку. Может быть, заказать роллов на вынос, потому что роллы по привычке любят дети. Ожидать пакета, не снимать темных очков, сидеть в зале, пить кофе. Кофе у них прескверный. Соседний столик занимает увлекательный мужчина, безусловный офисный служащий. Лет тридцати-пяти-сорока, хороший костюм, башмаки сверкают, рубашка с иголочки, на галстуке — булавка, все очень в тему. Перед ним скворчат на чугунной сковородочке дары моря, в глубокой тарелке дымится суп-пюре из какого-нибудь лосося; мужчина не ест, морщит лицо, ни на секунду не прерывая телефонного разговора: «Да, Юля, я понял, Юля, ты только не бросай трубку… Нет, Юля, я не осуждаю, нисколько, я хочу помочь… Ты увидела непринятый вызов, и запаниковала, и вот тогда… тогда ты и уехала к Нему, чтобы хоть как-то себя поддержать». И ему несут уже чайничек зеленого чая, и одну чашку, и какой-то сладкий ролл в форме десерта, но он не отпивает ни глотка, ни откусывает ни кусочка, и дары моря уже остыли, и чугунная сковородочка перестала обжигать пальцы, а он всё не отнимает от уха телефона, все врет: «Никогда… что ты говоришь… никогда я такого про тебя не думал… я только хорошее… и не обижаюсь… только не клади трубку». Приносят объемистый заказ, и нет повода оставаться дольше, уйти, оглядываясь и рисуя себе в уме эту Юлю, необыкновенную сладкоголосую Юлю, а потом забыть о ней, конечно.

Забыть про Юлю, вспомнить про пиццу, потому что пиццерия рядом напоминает веселенькой вывеской цвета травы.  Возможно, вы редко едите пиццу и всякое такое, потому что обманываете всех, что на диете, но ведь сегодня вы изначально обособились; так вот, навестить заведение, потребовать пиццу с наибольшим количеством ингредиентов. Опять ждать, и кофе здесь такой же плохой, как у «японцев». По соседству устраивается группа из женщины лет пятидесяти, очень авторитетного вида, и двух женщин помоложе, чем-то напуганных. Старшая из женщин грозно встает, укрепляется над столом, буквально поднимает бокал красного вина и ритуально произносит: «Выпиваем по команде, потом одновременно переворачиваем фужеры и смотрим». Все это выглядит как-то тревожно. Что происходит? Гадание по красному вину? Ритуал изгнания бесов? Что? Что? Женщины осушают бокалы, после чего молодые действительно переворачивают их на бумажные салфетки, а старшая садится на место, отдуваясь и закусывая чесночным хлебцем, комментирует удовлетворенно: «Итак, в ваших бокалах должно остаться столько капель вина, сколько вы мне желаете несчастий и зла, и сейчас я их пересчитаю», бормочет без остановки какую-то дикую ересь, молодые женщины переглядываются с полными ужаса глазами, а вы думаете, что Юля-то вообще молодец, а мужчина насчет ковров вполне может оказаться геем, вот и хорошо, вот и правильно.

Живые люди ходят по Ленинградской, по Куйбышева тоже ходят, они заходят в едальни разного уровня, они разговаривают, улыбаются, хмурят лбы, а те, у кого ботокс под кожей – не хмурят. У них теплые руки, клетчатые рубашки, узкие юбки, модные джинсы, удобные туфли и туфли на невозможных каблуках. Они спустятся вниз, и еще вниз, сойдут на набережную, где за чугунной решеткой неизменно утешительно плещет волной большая русская река, вы знаете, какая.

2 thoughts on “Живые люди”

  1. Наташа, спс за вашу искренность. Спасибо, не знаю кому, за ваш талант. Последний раз испытывал такое удовольствие от печатного слова (до Вас) ,читая Довлатова…

    Ответить
    • Да ладно. Где Довлатов,где я) Но мне очень приятно, вы понимаете.Спасибо.

      Ответить

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.