Мамин день

Уже лет двадцать презирать восьмое марта – актуально и хороший тон. Снисходительно произносить, прищуривая глаза и улыбаясь в никуда: «эти гендерные торжества, боже мой…», устало выдыхать, дожидаясь порции коктейля «черный русский»: «очередное пролетарское гулянье…» Барная стойка, вокруг курят, белесый дым сначала завивается, потом клубится, потом исчезает.

Все очень стильно, очень светски. Негромко хороший джаз, или ритм-энд-блюз, или полет валькирий на семи роялях, или Бах в специальной аранжировке. На красавице-администраторе кожаные брюки сидят, как перчатки, рядом белоснежный ноутбук с надкусанным яблоком. Тематические витражи, темного дерева столы, дорогие стеклопакеты.

И будто бы ты совсем не помнишь холодную весну одна тысяча девятьсот любого года, когда красивая воспитательница с длинными глазами, длинными волосами усадила тебя за маленький столик и вручила ножницы, клей, бархатную бумагу.

Бархатная бумага прекрасная, такая приятная на ощупь, картон тоже прекрасный, по нему весело скользить пальцем, и отлично ложатся акварельные краски. «Подарок для мамы», — объясняет красивая воспитательница. И помогает тебе вырезывать цветочек, все лепестки отдельно, и сердцевина тоже отдельно, чудо что такое! Рядом с цветочком наклеивается «восьмерка» контрастного тона, немного напоминающая снеговика, это очень уместно, между прочим. Весна в начале марта приходит куда угодно, только не в Россию. В Париж приходит. В Германию приходит, на родину непосредственно Клары Цеткин и Розы Люксембург. Так что пусть «восьмерка» будет синенькой и определенно похожей на снежную бабу.

Мама улыбается и целует тебя много раз, по радио поет Юрий Антонов о любви: «ах любовь, ты любовь. Золотая лестница…», ты просишь маму поцеловать бумажный цветок и «восьмерку», и она целует бумажный цветок и «восьмерку».

И будто бы ты совсем не помнишь красного измятого галстука на взмокшей от клетчатого пальто шее — в магазине «ЦВЕТЫ» на улице Молодогвардейской по-оранжерейному жарко и очередь. Длинная очередь, шумная, несомненно, живая, она извивается гигантской змеёй, королевской коброй. В Мьянме, которая Бирма, есть особый род танцовщиц — целующие кобру, такие маленькие девочки со смуглыми лицами, очень нежные. Они в буквальном смысле целуют змею в маленький кожаный лоб, это ритуал и прекрасный сюжет для рассказа с моралью: «у каждого в жизни свое предназначение, кто-то возделывает землю, кто-то управляет государством, а кто-то целует кобру». Но ты, скорее всего, пока ничего такого не думаешь. Тем временем очередь подходит, вынимаешь спешно свои рубли, сэкономленные на походах в кафетерий напротив школы. Слегка примятая, но прелестная веточка мимозы упаковывается в слои газет.

Мимоза торжественно вручается, мама вдыхает ее тонкий аромат и совершенно не вспоминает про Мастера, не уважающего тревожные желтые цветы.

И будто бы ты совершенно не помнишь предпраздничный кокон студенческой лихорадки, когда картофель сварен и остужен, яйца вкрутую очищены, селедка разделана, поллитровка «Русской» добавлена по вкусу в канистру с жигулевским пивом, и верные товарищи нетерпеливо бренчат на гитаре Егора Летова «все идет по плану».

«Все идет по плану! — восклицаешь ты, — я сейчас! Я скоро!». Хлопаешь себя в досаде по лбу растопыренной ладонью в свекле – свекла, селедкина будущая шуба, оставляет кляксу формы осьминога. Бежишь по снежной холодной каше, престижные белые кроссовки полны ледяной воды, но тут на углу непременно продают с лотка конфеты, и их действительно еще продают, «Самарская помадка», ты радостно хватаешь чуть не последнюю коробку. Две автобусные остановки пешком, быстрее, прыжками, тебе открывает мама, она в нарядном платье с черными стилизованными розами в японском стиле, и в вазе тоже цветы –бутоны тюльпанов, преподнесли коллеги, мужской коллектив.

Мама сначала пугается багровой кляксы на твоем лбу, оттирает чистым полотенцем, потом говорит что-то такое, «спасибо тебе, зайка», «спасибо тебе, птичка», «как раз мечтала о конфете!», это очень приятно, исполнять желания.

Пьешь чай, возвращаешься к народному веселью, снимаешь мокрые кроссовки и пляшешь босиком, как танцовщица из Бирмы в отсутствие кобр.

Все помнишь, конечно. Резко встаешь, грохаешь стаканом с «черным русским» о дерево столешницы, решительно объявляешь, что плевать на валькирий, восьмое марта – это мамин день, ты что! Красавица-администратор улыбается широко, за ее браслет – золотой обруч – заправлен живой цветок, похожий на ромашку. Ловишь по дороге такси, потому что ждать нет никакой возможности, хватаешь в парфюмерном магазине новый золотистый «Lancome», немного нервничаешь у кассы – откуда здесь все эти люди, удивляешься искренне.

А все эти люди тоже вспомнили и кривую синюю детсадовскую восьмерку, и лысоватую пионерскую мимозу, и небольшую квадратную коробку «ассорти», а может быть, что-то ещё. Такое же нежное. Ведь 8 марта — такой нежный праздник. Мамин день.

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.