Иногда трудно понять, где кончается что-то одно и начинается что-то другое. Обычный вечер, ты ешь яблоко и смотришь древний сериал «Секс в большом городе» — просто так. Героиня пробует себя в роли модели на подиуме, к ней и ко всем остальным присутствующим известный в Нью-Йорке модельер обращается одинаково: «любовь моя», это смешно, такой несложный сюжет. Ты сидишь, кусаешь себе большой палец. Довольно сильно, это отвлекает от желания лечь и зареветь.
Пытаешься спать. Нет, сначала ты пьешь чай. Смотришь в холодильник. Немного вытираешь чумазые отпечатки с дверцы, надоедает быстро. Съедаешь три куска шоколада. Глядишь в окно. А уж потом пытаешься спать. Спать не получается, ты включаешь ноутбук и смотришь в мир.
В мире много чего происходит. Как всегда.
Как и в тот день, когда ты сидела на подоконнике, а он ходил нервными кругами около и был расстроен, очень расстроен. Расстроила его не ты, как можно было бы вообразить, а начальство. Позавчера он работал операционный день, затем дежурил ночь, затем работал день, вечером пришел домой, но немедленно вызвали в больницу снова: «начальствов» племянник оказался покусан декоративной свиньей, требовалась медицинская помощь.
Укусы свиньи очень опасны. Никому другому начальство не могло доверить племянника. Только ему. Оправдал, конечно, доверие.
Рискнул после всего обратиться с просьбой о поездке в Москву на важный симпозиум. Или съезд. Вышла в профильном журнале его первая статья, виды резекций, гастростомы и все такое, устрашающее. И он хотел выступить, сказать, заявить о себе. А начальство сказало: «Нечего делать? Полно работы, кто ты такой, чтобы всюду ездить, а на командировки вообще финансирования нету, чтоб ты знал». Начальство упрекнуло его во вредном честолюбии и даже эгоизме. Он был очень расстроен в тот день. А ты сидела на подоконнике. Слушала его.
Что все правы, а он идиот, зря вообразил себе какие-то вещи, все придумал, все сочинил. Что он неудачник, пустое место. Что ничего не стоит, как врач.
Ты не знала, что уместно ответить. Ты говоришь не очень гладко. Соображаешь медленно. Произносить что-то пафосное — неловко. Тем не менее, отозвалась со своего подоконника:
— Если бы это не звучало как-то снисходительно, я бы закричала, что горжусь тобой. Я восхищаюсь тобой! Я вообще не представляю, как это можно, разрезать человеку живот и что-то там делать. Спасительное! Я вообще не представляю такую работу. Все мои работы связаны с тем, чтобы написать пару слов да потрепаться. Я не знаю, кто вообще может с тобой сравниться… В величии.
Что-то вот такое, ты говоришь не очень гладко.
Он перестал ходить кругами, подошел ближе и подергал тебя за ухо:
— Спасибо, любовь моя.
Ты оглохла почти. Раньше никто тебя так не называл «любовь моя». И сейчас никто не называет.
Любовь моя.
Это хорошо, это правильно, это понятно, это незачем вспоминать.
Или есть зачем. Тогда тебя укусил клещ. Обнаруживаешь после лесной прогулки на левой руке что-то ужасно клещеобразное. Ты человек действия, туповатый причем. Берешь маникюрные ножницы, аккуратно ковыряешься в ранке, клещ куда-то девается.
Наверное, его там никогда и не было. Лепишь нарядный пластырь с детским узором, какие-то утята, ходишь так.
Он пытается стащить пластырь с детским узором — ты сопротивляешься. Говоришь, лечи своих пациентов. Сердишься. Потом рука ярко краснеет, опухает, становится горячей и гулко пульсирует.
Вы обнимаетесь в его кабинете. Все же он осматривает ранку, молча выходит, приносит несколько неприятного вида блестящих инструментов, говорит:
— Будет немного больно, любовь моя…
Рубец на коже давно побелел, сделался перламутровым, чуть твердым. Формы и размера майского жука, приятеля детства.
Выключаешь ноутбук, трогаешь личного майского жука кончиком пальца.
Иногда трудно понять, где кончается что-то одно и начинается что-то другое.
Секс в большом городе, тот самый подоконник, любовь моя, твои мысли в его речи, его пальцы на твоей щеке, неоткрытое новое письмо в почтовом ящике, так страшно открыть.
Иллюстратор Irma Gruenholz
Переживательное!