Осенью разговоры становятся скучными и даже развеселые девушки за соседним столиком в каком-нибудь суши-баре говорят о зимней резине, выплатах по ипотечному кредиту и остром дефиците солнечного света. 27 октября, пятнадцать двадцать семь, и все вокруг сильно напоминает сумерки. Белесая взвесь за окнами окрашивается в грязно-серый, начиная снизу, от мокрого асфальта и втоптанных в расквашенную землю листьев. Скоро их цвет будет неразличим. Солнце присутствовало утром, недолго, и какой-то знаменитейший эколог проболтался о том, что грядущая зима будет самой холодной, снежной и суровой за последние 120 лет.
По пути в продовольственную «Пчелку» шагов с пяти (сильный туман и фонари на верхушке строящегося здания смотрятся тремя ровно сияющими звездами большой величины) замечаю двух женщин в белых пальто. Одна громко говорит:
— Нет! Нет! Нет! — и так далее, вторая слушает внимательно, будто каждое «нет» несло в себе новую информацию. Потом я добралась до магазина, и они тоже. Я набрала традиционный набора продуктов плюс замороженная вишня и жидкое мыло, мы встретились в овощном ряду, ожидали продавца — взвесить груши (им) и лимоны (мне).
Женщина-нет нервно стягивала блестящей кожи перчатки, волосы ее были белыми, как пальто, аккуратный второй подбородочек и большой красивый рот. Вторая — стриженая, темноволосая, темноглазая, очень тонкие брови. Она держала в красной корзинке бутылку вина, упаковку сыра и маленькую коробку пирожных. Первая не прекращала отчаянного, прекрасного в своей ярости монолога:
— Я сразу заметила это превращение, это перерождение. Он пе-ре-ро-дил-ся, вот в чем дело, и это заметно в любой, самой незначительной детали. В частности, он полюбил вареное тесто. Грибная лапша, пельмени, манты, вареники с картошкой, в ресторанах — только паста… А раньше-то — никогда, да его просто воротило от этого самого вареного теста, как некоторых от вареного лука, бббуэээ!.. Губы вот так, знаешь, подожмет, и плечами передергивает… Я-то, я-то — ему все мясо, мясо, баранину, свинину духовую, котлеты вертела!.. Цыплята табака, куры провансаль, семга-гриль!… Даже чебуреки, зараза, не ел, а все потому, что пельменное тесто, нежный он у нас!.. Был. Так ведь и неспроста все, я так и подумала, с первой же его тарелки несчастных спагетти болоньезе поняла, с каждой навороченной на вилку макарониной прожевала — завел, сука, кого-то на стороне, и это всерьез!.. любительница вермишели…мать ее…
Тут подошла магазинная девушка, наляпала на пакеты наклейки со штрих-кодом, разошлись. Женщины в белых верхних одеждах с грушами направились в отдел бытовой химии, я — на кассу. Ожидая расчета, уже издали смотрела на них, блондинка продолжала говорить, взмахивая руками, длинные полы пальто взлетали, распахивались, хорошие ноги в высоких сапогах не стояли на месте, то приподнимали тело на цыпочки, то делали маленькие шаги. Будто бы хотели уже выбежать из грустного рассказа о том, как цыпленок табака и седло барашка не справились с порученными им обязанностями сделать человека счастливым.
Тут же девушки офисного вида катят тележку из проволоки, груженую диетическими молочными продуктами, одна придерживает рукой мокрый пакет однопроцентного кефира:
– Ну как это – причем тут нефть? Оль! Из Мексиканского залива нефтяная пленка перетекла к побережью Европы. И покрыла Гольфстрим. Закупорила даже! А Гольфстрим – это кухня погоды… Поэтому и холода. Из-за нефти.
– То есть, в следующем году такого безобразия уже не будет?
Поднимает мягко упавшую упаковку творога-нулевки с пола. Кладет творог сверху:
– Конечно, не будет, если они улучшат как-то этот Гольфстрим.
Шестнадцать ноль три, на улицах смеркается, черные ветви деревьев структурно выделяются на фоне темнеющего неба, и это только октябрь. Обобщенный портрет жителя города через примерно месяц будет выглядеть так: нечто среднее между кротиком и жабкой из польского мультфильма прошлых времен. Верхние веки срастутся с нижними в тоске по солнечному свету. Голова, очевидно, с грудью, чтобы оправдать жабье звание.
Самое неприятное время, время между-между, когда лампы включать как-то странно, а без них уже как-то неуютно, будет начинаться чуть после полудня. Выхода никакого нет, как только вести абсолютно ночной образ жизни, лучше написать это слитно: «абсолютноночнойобраз», гораздо выразительнее. Просыпаться после четырех, по-настоящему темно и при искусственном свете даже уютно и мило. Приниматься за работу. Работать-работать, радоваться желтым фонарям в окнах и проносящимся мимо автомобилям с зажженными фарами, ведь это и вправду – красиво. Потом немедленно отправляться в клуб и танцевать-танцевать. Потому что все-таки будет совсем ночь, и для чего тогда существуют эти клубы? Напитки, розовые зонтики в высоких стаканах, смех, разговоры о новом способе существования белковых тел.
– Проснулась в такую рань, еще даже не потемнело как следует…
– И не говори, и я весь день не спала… Говорят, «фитосон» – прекрасный растительный препарат. Надо бы попробовать.
– Какой еще «фитосон», девочки! Нам нужен хороший психотерапевт. Я чувствую подступающую депрессию.
– И я! Чувствую депрессию. Сегодня всю ночь ела. У меня первый признак, волчий аппетит…
– Кстати, может быть, еще по коктейлю?
– Да-да, я хочу «полярную ночь»!
– А я – «программу ВРЕМЯ»!
Затем шикарно разъезжаться на такси, укладываться в кровать, желать товарищам спокойного сна, можно еще выпить бокал сладкого чаю. Проснуться утром следующего дня в четыре пополудни. Далее продолжать.
Коктейль «полярная ночь» непременно должен содержать водку. Еще ликера «Curasao blue» – для символической надежды, она традиционно имеет оттенок ультрамарина. И «Рижского бальзама» – для общей темноватой мути. Рецепт «Программы ВРЕМЯ» сочините сами. Если хотите, конечно.
Иллюстратор Michal Dziekan
