Борис Кейльман. Человек, которого ругают, хвалят, ненавидят и обожают. Он делает Грушинский уже в сороковой раз. И сделает. По-своему. Эта его несговорчивость и упрямый нрав – отдельная и длинная история. Есть в этой истории и не очень приятные страницы, что греха таить. И теперь у нас два фестиваля. Какой из них настоящий и лучший, каждый решит сам для себя в начале июля.
– Когда речь заходит о расколе фестиваля, частенько вспоминают ваш непростой характер.
– Когда это (раскол фестиваля. – И.С.) произошло, мы конкурировать никоим образом не могли, мы общественная организация, а там миллионы. Стоило только купить эту землю, на следующий же день во всех газетах, журналах на первых полосах писали – новый хозяин Грушинского фестиваля. И понеслось, на наши головы вылилось море грязи: жулики, бандиты. Все по схеме, рейдерский захват. О чем тут говорить? Причем тут мой характер?
– Но давайте вернемся к современной ситуации. У нас ожидается сороковой фестиваль – очень большое событие, думаю, вы знаете, что внимание к нему проявлено на высочайшем уровне. И не только историческое и культурное событие, но и политическое отчасти. Как вы к этому относитесь?
– Я в политике ничего не понимаю, от нее далек, поэтому на этот вопрос не могу вам ответить.
– Вы считаете, что Грушинский клуб сумеет остаться вне политики в этой ситуации?
– Конечно.
– Какова перспектива проведения сорокового фестиваля? Есть конкретные планы, имена?
– Мы сейчас много этим занимаемся, обсуждаем, рожаем идеи, новые вещи придумываем. У нас есть список – более ста знаменитых почетных гостей, которые с большим удовольствием принимают наши приглашения. И приглашения уже всем рассылаем. Мне приятно, что недавно пришла телеграмма от Сережи Никитина, они приедут всей семьей, с детьми, внуками – будет звездный семейный коллектив. Все очень тепло реагируют.
– В конце-концов, это их жизнь…
– Именно в это время исполняется 80 лет Александру Городницкому. Мы решили его дню рождения посвятить очень многое на нашем фестивале.
– Чествование Городницкого будет отдельной программой?
– Конечно. И грандиозной.
– А для меня как раз первый опыт КСП – это концерт Городницкого в «Звезде». Был 86-й год, или даже раньше. Когда гимном движения были «Атланты». Хотя сейчас более популярной считается «Изгиб гитары желтой».
– Митяев тоже приедет, мы с ним говорили. И Юра Шевчук обещал приехать. Все наши друзья. Наша задача – их достойно принять и разработать творческую программу. И не дай бог никаких там разборок. Мы зовем всех. Это общий праздник, и для белых, и для черных. Всем хватит места.
– Вы наблюдаете эту ситуацию с самого начала. Сейчас отношение к авторской песне и место КСП в нашей культуре как-то изменилось? Уходит эта культура, или все-таки есть новая кровь?
– Она не уходит, она стала менее популярной, потому что сейчас жизнь стала ярче и разнообразней, много других интересов. Раньше, кроме Грушинского, ничего особо и не было. Хотя и сегодня он не утратил своего значения. Мне нравится процесс, который происходит сейчас.
– Но считается, что именно у вас идет жесткое соблюдение формата, а организаторы «Платформы» более гибки и пытаются заигрывать со всеми аудиториями.
– Нет. Дело в том, что мы не преследуем таких целей. Жизнь рассудит, кто из нас прав. Это не наше. На эту тему у нас разгорелись дискуссии, когда впервые приехал Шевчук. КАК?! Рокер приехал на Грушинский фестиваль? Но этот рокер, он же талантливейший автор песен!
– И как автор и исполнитель во многом более состоятелен, чем рокер.
– Конечно. И когда была пресс-конференция, Юра ответил на какой-то из подобных вопросов, что песня, или есть, или ее нет. Все остальное не существенно. Мы не ставим рамок, нет такой цели. Как сказал Мао Цзэдун – пусть расцветают сто цветов.
– Я знаю, что вы недавно проводили презентацию в Министерстве иностранных дел в Москве, это значит, что будет какое-то международное участие в сороковом фестивале, или МИД заинтересован в дальнейшем продвижении Грушинского фестиваля на международную арену?
– Дело в том, что в МИДе очень тепло к нам относятся. Лавров, он же турист, он сам поет, ходит в походы. В сложнейшие водные походы. Он мне подарил книгу, там потрясающие стихи про походы, ощущения человека, который летит через безумные перекаты, скалы…
– Это же риск смертельный, сколько людей гибнет…
– Поэтому все это ему чрезвычайно интересно, и всему его окружению… у нас была теплая встреча, и мы договорились, что на юбилей делегация от министерства обязательно приедет. Лавров сказал, что Грушинский давным-давно перерос рамки российского фестиваля и, конечно, он международный.
– Я знаю, что концерты Грушинского проходят и в США, и во Франции, и в Испании. А вы координируете международный уровень движения, или это все-таки какие-то местные группы активистов?
– Это местные группы. Я знаю, что в Америке проходит Грушинский фестиваль. В Израиле.
– А нет мысли провести сороковой Грушинский как слет фестивалей, позвав представителей разных групп?
– А мы всех и зовем.
– Я имею в виду позвать из других стран. То есть площадка для тех, кто приедет из Израиля, площадка для европейцев и так далее. Как Международная лига КВН проходит, например.
– Так и есть давно. Несколько лет подряд нам писал знаменитейший гитарист из Бразилии о том, что его мечта – сыграть на гитаре на Грушинском фестивале, но в последний момент его всегда что-то останавливало. Приезжал какой-то знаменитый профессор, музыкант из Швеции. Они все приезжают и все на равных. Грушинский – это город без прописки. Тут одна прописка – Грушинский фестиваль. Тут должно быть как можно меньше бюрократии. Просто не надо мешать прекрасному процессу.
– Но существуют ведь организационные моменты, от которых никуда не убежать.
– Безусловно. Но они не должны быть навязчивыми.
– С точки зрения организационной сейчас можно фестиваль рассматривать, условно говоря, как репетицию, форму подготовки к чемпионату мира, игры которого Самарская область должна будет принять. И здесь должны отрабатывать все – и скорая помощь, и железная дорога, и аэропорт, и размещение, и языковой барьер. Может быть, имеет смысл вынести этот вопрос на уровень правительства области, чтобы оно этим занималось?
– Так это всегда так и было! Сначала, когда руководил обком комсомола, все было понятно – они принимали активное участие.
– А на тот момент какое было взаимодействие с обкомом ВЛКСМ?
– Очень хорошее.
– Не было с их стороны давления, идеологического пресса?
– Нет. Они все понимали. Мы и сейчас с этими ребятами встречаемся с душевным теплом…
– А они, наверное, гордятся теперь, что были причастны к этому еще тогда?
– Да. Когда Титов стал губернатором, то руководил оргкомитетом председатель правительства Самарской области. Проблем у нас море, и мы все это всегда делали сами, но моральная и официальная поддержка необходима. Если случались какие-то проблемы, мы к нему (Титову) приходили. Потом был Казаков Виктор Алексеевич, он и сам на гитаре играл.
О роли Сысуева я молчу, это счастье для Самары, что был такой великий человек. Но когда началась эта жуткая история, все исчезли, и мы остались одни как в поле березка среди бури.
– С другой стороны, вы же показали свою жизнеспособность и в этих условиях тоже – самостоятельность и состоятельность фестиваля полностью доказаны. Как вы считаете, в чем дело – идея сильная в него заложена, человеческая жертва лежит в основе? Или это больше заслуга тех, кто сегодня в этом движении, тех, кто толкает его вперед сейчас?
– Я считаю, что традиция основана на чем-то таком настоящем, истинном, чего в наше время очень и очень мало. Мы просто идем навстречу общему движению. Сейчас жизнь устроена так, что главная ценность – деньги. Здесь по-другому, и это необыкновенно, как в известной песне – перед музой меркнет все, и должности, и звания. Раз в году хочется почувствовать себя независимым от всех наших «ценностей», и это удается, и это ценится людьми. Люди страшно переживают за фестиваль, помогают кто чем может. Лишившись господдержки, все опирается на народный энтузиазм.
Как-то общался с гостями из Абакана, и они рассказали, что, приехав на поляну, не знали куда идти. Подошли к первому попавшемуся костру, чтобы спросить, как тут жить. В это время у костра готовился обед, и с ними поделились, потому что на Грушинском фестивале нет чужих. Они рядом поставили палатку. Это было 20 лет назад. С тех пор они считают этих людей ближайшими родственниками, ездят друг к другу в гости. У меня об этом в книжке даже написано… Идут ребята молодые и рассуждают, что такое Грушинский фестиваль и почему все сюда едут, а я слушаю разговор: Один говорит: «Однажды шел я по поляне, и начался дождь, все тут же превратилось в жидкую кашу, я чувствую, что споткнулся и лечу в море грязи. И вдруг увидел, что десятки рук протянулись со всех сторон, подняли меня, поставили и пошли дальше, и я понял, что такое Грушинский».
– Это дорогого стоит. Вопрос другой… Никто из нас не вечен. Сейчас ведь Грушинский фестиваль в основном на ваших плечах.
– (перебивая) Нет.
– Но все же, вы ведь думали наверняка, что будет после вас?
– Вы знаете, был великий Утесов, его не стало, но жизнь продолжается – пришли другие музыканты. Был Райкин, сейчас его нет, но жизнь продолжается, принимает другие формы. Ничто не вечно, но сейчас, глядя, как живет фестиваль, как он поет, я вижу, что он трансформируется тоже как-то и без моего участия. Живет и растет сам. Только не надо, чтобы он попал в руки спекулянтов, которые будут на этом делать деньги.
– В этом как раз и проблема. Время другое и ценности тоже. Подобного рода глобальный проект и один из брендов нашей области… а если мы говорим про культурный пласт – это едва ли не единственное наше событие такого масштаба. Может быть, есть смысл в юбилейном году на двух полянах сделать один большой фестиваль?
– Когда произошел раскол, нам пришлось обратиться в суд, чтобы защитить свои права, и мы выиграли 12 судов! Сейчас наше авторское право защищено, а теперь… давайте все это похерим – и опять лыко-мочало начнем сначала?!
– Можно же передать эти авторские права в управление, допустим, области, чтобы правительство занималось и не возникало такой опасности?
– Суть Грушинского фестиваля – палаточный рай. Люди сами живут, общаются, поют. И этого дос-та-точ-но. Приезжайте и сами увидите!
Использовано фото с сайта grushinka.ru
Огромное спасибо Новой Газете за интервью! Вы сделали прекрасную работу, фактически вывели Бориса Кейльмана на чистую воду. Смотрите. Вот эта реплика — – Когда это (раскол фестиваля. – И.С.) произошло, мы конкурировать никоим образом не могли, мы общественная организация, а там миллионы. Стоило только купить эту землю, на следующий же день во всех газетах, журналах на первых полосах писали – новый хозяин Грушинского фестиваля. И понеслось, на наши головы вылилось море грязи: жулики, бандиты. Все по схеме, рейдерский захват. О чем тут говорить? Причем тут мой характер? Уважаемые журналисты, уважаемые обычные читетели. Попытайтесь сделать маленькое журналистское расследование. Попробуйте найти эти публикации "во всех газетах, журналах на первых полосах". Погуглите фразу "новый хозяин Грушинского". Вам многое станет очевидно.
Огромное спасибо за статью. На многое открылись глаза. Мы с семьей все эти годы никуда не ездили, ждали, чем закончится эта конфликтная ситуация. Хотя, все наши друзья сразу перебрались на Федоровские луга за клубом Грушина, и взахлеб рассказывали, что фестиваль стал лучше прежнего, что нет пьяных и разнузданной хамоватой молодежи, за детей теперь не страшно. Дети их тоже в восторге от Грушинского. Да и поляна, говорят, красивее и воздух чище. В этом году обязательно приедем. Спасибо всем организаторам Грушинского за стойкость и труд.
http://kozhekin.livejournal.com/865896.html Кому лень самому гуглить — я вот погуглил немного.
Больше всего в агрессивном мифе про "рейдерский захват" поражает именно его лежащая на поверхности терминологическая откровенность. Рейдерский захват — это недружественное поглощение предприятия. Кейльман, когда говорит про рейдерство, постоянно этим подписывается под тем, что фестиваль это частное коммерческое предприятие. Более того, он умудрился убедить в этом Самарский ФАС. Московский ФАС не готов был выносить вердикт, потому что не могут конкурировать люди, бескорыстно несущие людям культуру, но в Самаре Кейльману удалось доказать, что это не бескорыстная общественная традиция, а именно коммерческое предприятие, он, на самом деле, довольно опасный прецедент создал. Теперь товарный знак "Грушинский" можно, например, продать в другую область. А на Мастрюках традиция самарская, неотчуждаемая, непродаваемая и некоммерческая. Будем пробовать это прям юридически оформить, как подходящее законодательство Дума примет.
Документ № 368058, дата регистрации 19.12.2008 "ГРУШИНСКИЙ ФЕСТИВАЛЬ" — правообладатель: Общественная организация "Самарский областной клуб авторской песни имени Валерия Грушина"
Этот товарный знак не работает без патента на Грушинский фестиваль. Просто, если он не народная традиция, а товарный знак, то тогда на него логично распространяется и авторское законодательство. С 4 декабря 2001 года — автор фестиваля лично Борис Рафаилович, причем патент будет передан по наследству, в случае чего по заявлению Кейльманов товарный знак клуба будет аннулирован первым же судом. Причём, точного количества всего того, на что Кейльман оформил авторские права — даже я не знаю. Знаю, что фотки все знаковые — им тоже запатентованы. Типа сам снял.
По версии брехуна кожекина в самарском и московском ФАС сидят полные дебилы. Но по фактам Грушинский проводит ОБЩЕСТВЕННАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ, а его клон-подделку КОММЕРЧЕСКАЯ фирма Мета.