От редакции: Артём Лоскутов — художник и арт-активист из Новосибирска. Участник творческой группы «Бабушка после похорон» (БПП). Один из создателей «Монстрации» и фестиваля некоммерческого кино «Киноварь». Режиссёр и оператор фильма «Нефть в обмен на ничего». Лауреат премии в области современного искусства «Инновация» (2010). 15 мая 2009 Лоскутов был задержан сотрудниками Центра "Э" по подозрению в хранении 11 грамм конопли. Больше месяца провёл под арестом. Впоследствии экспертизы показали, что конопля Артёму была подброшена. Перед первомайской «Монстрацией» для «Русского журнала» Всеволод Чернозуб поговорил с Артёмом Лоскутовым о политике, арт-активизме и жизни в Сибири.
Всеволод Чернозуб: Ты давно занимаешься общественным и арт-активизмом?
Артём Лоскутов: Лет десять. От студенческих шалостей. Всё стало обрастать документацией, как акты современного искусства году в 2004. Помню, когда заканчивал школу, у нас были экзамены на выбор. Я выбрал совсем халявные, географию и искусствознание. Одну работу писал про Сальвадора Дали – чисто случайно увидел у одноклассницы альбом. Полистал его, думаю: «Ничего себе, чувак какие штуки делал и ему это сходило с рук, надо что-нибудь поподробнее узнать». И пока работу писал, прочитал про дадаистов, про всякие авангардные практики. Чуваки делали темную комнату, зажигали спички, визжали кошкой, и это называлось выставкой. Я понял, спасибо им, что искусством можно называть всё, что угодно.
В.Ч.: А как к действию перешёл?
А.Л.: На первом курсе с одногруппниками ходили на митинги против войны в Ираке. Всё это выглядело как-то очень цинично. Было понятно, что Ирак вряд ли причастен к террористическим атакам. Мы рисовали флаги американские со свастиками вместо звездочек, пытались их сжечь. Проявить свою политическую позицию. У нас в городе были нацболы и комсомольцы кпрфовские (Союз коммунистической молодёжи). Пообщались какое-то время, посмотрели, чем они занимаются. Месяца два мы с ними потусили и поняли, что надо всё делать автономно, потому что чуваки занимаются построением иерархической движухи.
В.Ч.: Нацболы?
А.Л.: Нет, с нацболами нам даже неинтересно было. Они кричали: «Сегодня мы с плакатом, а завтра с автоматом». Это выглядело очень комично. С каким автоматом, вы о чём вообще? Они нас не очень вдохновили, а у СКМ был парень такой, Вася Колташов, он сейчас с Кагарлицким в одной движухе, женился на греческой коммунистке и сейчас живет в Греции. В общем, мы поняли, что они обязательно пишут свои контакты на листовках, не могут их клеить туда, куда нам хочется. Нам почему-то хотелось заклеивать киоски с Кока-Колой. Казалось, что Кока-Кола главный спонсор…
В.Ч.: Войны в Ираке?
А.Л.: Военной агрессии, да, — и нужно отказаться от покупок Кока-Колы. Мне было шестнадцать лет, и я себе так это представлял. Мы сделали к первому мая свой сайт на Народе, экстремистский, свои листовки напечатали на ксероксе и сделали своё анархическое подполье. Мутили какие-то акции, наклейки клеили. Постепенно народ весь от движухи отписался
В.Ч.: А кто эти «мы»?
А.Л.: Просто мои одногруппники, мы дружили на почве общих музыкальных пристрастий. Такие неформалы в кучку сбились. Народ отписался, а я, поскольку сайт делал, начал на нём что-то изображать. Какие-то тексты постить, картинки собирать и рисовать. А, мы ещё съездили на Социальный форум в Барнаул. Посмотрели, что вообще, какая движуха политическая. Приехали анархи барнаульские, томские, из Омска чуваки. Я подписался на рассылку Антиглоб, по-моему. И следующей весной началась кампания за бойкот путинских выборов (когда у него были в конкурентах охранники Жириновского). Я делал наклейки с Путиным, со всякими смешными его рожицами и подписями типа “Голосуй не голосуй…”, “Зачем Володька сбрил усы”. И через наклейки познакомился с Максом Неродой. Мы сошлись на идее сделать околополитический флэшмоб. Макс себя художником называл, маслом писал картины и понимал, что это уже не очень актуально и пора искать другие формы, более современные. А у меня был опыт организации флэшмобов. Тогда модная такая тема началась в мире
В.Ч.: В каком году были флэшмобы?
А.Л.: В 2003-м первые появились, и в Новосибирске народ через форумы организовывался. Я почитал, как это делается, предложил свой. Собралось 20 человек, мы пришли в магазин с дисками, смотрели мультики на большом телевизоре и ели огурцы. Такая фигня, но мне было интересно механизм потестить. Одного раза хватило. Мы решили сделать флэшмоб на годовщину нападения на Ирак. Нарядили рекламные конструкции в натовскую форму. И вокруг них выбрасывали деньги. Американцы пошли воевать ради денег, ради нефти, а мы говорим: «Вот, чуваки, забирайте, нам не надо столько денег». Такие аборигенские ритуальные танцы. А следом мы сделали первую Монстрацию в 2004 году. И пару лет потом с Максом Неродой и Катей, его подругой, что-то мутили. Раз в месяц или чаще – выходки по всяким разным поводам, с рассылкой пресс-релизов, с документацией.
В.Ч.: Что за выходки?
А.Л.: Например, в городе была такая модная тема — собирать пиратские кассеты, менять их на непиратские. За три пиратских давали одну лицензионную или билет в кино на Гарри Поттера. И мы пришли спасать кучу кассет от бульдозера. Шоу такое получилось. Сделали пиратских флагов, собрали человек тридцать. И с этими пиратскими флагами оккупировали кучу, свесили с соседнего здания растяжку «Свобода. Равенство. Пиратство». Потом я этот лозунг видел у анархов в Москве, он до сих пор Пиратской партией используется. Организаторы пытались нас прогнать, подожгли кассеты и устроили огромнейший пожар на одной из основных улиц города. Всё очень красиво горело, черный дым от пластика, растяжка с пиратским черепом свешивается со здания… Потом все чуваки разъехались в какие-то мексики, непалы, германии, а я остался Родину с колен подымать.
В.Ч.: А где ты учился и чему?
А.Л.: Я закончил Новосибирский технический университет, НГТУ. На двух специальностях учился. Одну бросил, она называлась “Физическая электроника”, это очень много физики. Я к концу третьего курса понял, что больше не готов к таким мучениям. Вообще стало не до учёбы. Я не понимал смысла всего того, что учу, не понимал, как мне это может пригодиться. Потом специальность переименовали в нанотехнологии.
В.Ч.: Сейчас бы хорошо зарабатывал.
А.Л.: Вряд ли, честно говоря. Работать мог пойти разве что в Академгородок и не очень по профессии. В общем, я понял, что самое время сменить специальность на что-нибудь попроще, и что действительно пригодится. Я перевелся на самую халявную специальность нашего университета, на кинооператорство. Они были под боком, параллельный поток, и я уже начинал снимать какие-то наши акции. Макс купил видеокамеру, я что-то снимал, а он потом монтировал. Я думал, что умение видео делать, по крайней мере, пригодится в жизни.
В.Ч.: Т.е. ты профессиональный оператор?
А.Л.: Типа профессиональный, но, честно говоря, это не ВГИК.
В.Ч.: Фильм ты снял уже.
А.Л.: Снял, да, но я очень критично отношусь к своей технике съемки, например. Иногда вижу, конечно, как другие люди снимают, и понимаю, что я еще что-то умею.
В.Ч.: Ты ушел из-за специальности, или появилась какая-то новая жизнь, и стало скучно?
А.Л.: В комплексе. Мне было там тяжело, неинтересно, и просто так сложились обстоятельства. После какого-то экзамена пошли отмечать чей-то День рождения, и знакомая говорит: «Я перевожусь на кинооператорство, там прикольно. Кинофестивали проводятся, чуваки что-то снимают, давай, пойдем вместе». Я подумал, взвесил все «за» и «против», и перевелся.
В.Ч.: Как идея Монстрации появилась?
А.Л.:Со мной вышел на контакт Дима Модель (анархист, преподаватель журфака и оператор, снимал фильм «Пыль»). Предложил для Индивидео делать ролики. Сказал: «Найдите камеру, пробейти комп в универе и присылайте нам свои видео». Я вообще тогда не представлял, как можно камеру в компьютер загнать – дикость какая-то, кассета же. В итоге мы нашли цифровой фотоаппарат и сделали клип про выборы. Модель сказал: «Чуваки, нам нужна документальная хроника, клипы не наш формат». Сотрудничества не получилось, но Дима рассказал про себя, дал ссылки на свои работы и акции. Одна из них была, по сути, прообразом Монстрации. В Москве на 1 мая они в 2000-м и 2001-м делали стрит-пати с лозунгами, очень похожими на Монстрацию. Я смотрел и думал: «Круто там чувакам в Москве, в Новосибе тусовки такой не соберется». Понятно, что мы знали про акции Радека с баррикадами на Большой Никитской. Еще они писали лозунг «Карл. Секс. Маркс. Пистолс» и вставали перед пешеходами на светофоре. Когда собиралась большая толпа – разворачивали баннер и снимали, как идёт демонстрация. Еще я сходил со своими политизированными друзьями на Первомай. Посмотрел, как всё выглядит, и очень расстроился. Ожидал революционного кутежа, а там люди рекламировали свою обувную фабрику. Депутат, владелец фабрики, отправлял их подержать растяжки
В.Ч.: Это коммунистический Первомай?
А.Л.: Да, и я подумал, что такой стыд и срам, что эти люди делают. И у них на лозунгах написана бессмыслица. Эмоции копились и выплескивались в желание пройтись с какой-то чушью, бессмыслицей, или хитро все изобразить, чтоб не с первого раза поняли. Вспоминался ещё опыт парижских восстаний с их неожиданными лозунгами. Всё складывалось вместе и сложилось в наш первый Первомай.
В.Ч.: И как он выглядел?
А.Л.: Я разослал приглашения друзьям, на форумы всё выкладывали. Первый раз собрали человек 80. Я помню репортаж: вот молодые люди откуда-то взялись, непонятно что им надо, вроде и не революционеры и не карьеристы. А дальше пошло-поехало. Все увидели прикольную акцию, пожалели, что не попали, и решили прийти в следующий раз.
В.Ч.: А кто приходил? Что такое новосибирский «креативный класс» нулевых?
А.Л.: Приходили субкультурные сообщества – готы, тусовки флэшмоберов, околохудожественная тусня. В то время ещё жили фонды и какая-то движуха актуального искусства. Журналисты молодые, студенты, часть людей просто пришли на Первомай и присоединилась к нам
В.Ч.: Вы шли вместе с коммунистами?
А.Л.: Да, мы ходили с ними пять лет. Они нас прессовали, хотели, чтоб отдельно регистрировались, но мы ходили с ними, как такая колонна позади. Тогда еще профсоюзы выходили, пока к единороссам не ушли. Потом мода пошла на разные демонстрации. Коммунистов в девятом году из центра попросили – там эстафета, всё, сваливайте. И они свалили по-тихому. А мы подумали, что это стрёмно, нас уже много вроде бы, и уходить вместе с коммунистами — это проявлять излишние симпатии к КПРФ. В итоге протупили и вообще уведомлений не подали, а Первомай уже на носу, надо что-то делать, искали всякие выходы… Через две недели я сел.
В.Ч.: Тебя посадили именно из-за Монстрации?
А.Л.: Там история какая: накануне стихийного Первомая всех массово стали вызывать в УБОП (в том же году на его базе создали Центр «Э»). Мы сделали выставку «План». На картинах рисовали, с каких сторон к мэрии подходить и какие заклинания произносить, чтобы она в воздух поднялась. Такой симметричный ответ, чтоб всё по-честному. Мэрия отобрала у Монстрации место, мы отберём у нее, помонстрируем перед ней, поставим на место и разойдёмся. УБОП сильно напрягся, и вместо Монстрации я первого мая попал в отдел. Уверял их, что я всех честно обзвонил и сказал никуда не ходить, но запрет незаконный, и кто-нибудь всё равно придёт. Мол, вы сами всё спровоцировали, отобрали у нас место, а так был бы старший, всё контролируемо.
В.Ч.: И что дальше?
А.Л.: Прошло две недели, мне опять звонит человек, к которому я на допрос ходил: «Артем, срочно, срочно приезжай!». Я подумал, что из-за акции «радужный флэшмоб». На 17 мая кто-то решил замутить акцию против гомофобии, запускать в парке разноцветные шарики, составить из них радугу. Я её проанонсировал и специально для УБОПа дописал, что не организатор. В итоге мне положили небольшой вес, 11 грамм (конопли), и обвинили в хранении. Распространение пришить не удалось, и вообще всё закончилось таким скандалом, что они до сих пор не рады. Им теперь приходится со мной иметь дело постоянно. До ареста я был, наверное, совсем безобидным, мелкомасштабным…
В.Ч.: Хулиганом?
А.Л.: Незаметным хулиганом. А сейчас мэрия брифинги ежедневные проводит, объясняет, что происходит с согласованием Монстрации.
В.Ч.: И как тебе сиделось?
А.Л.: Мне недавно один человек рассказал про такую медитацию у буддистов – ты как бы готовишься к смерти. Неделю готовишься, медитируешь таким образом. Я ему сказал, что очень похоже на тюрьму. Тебя вытащили из общества, у тебя какие-то обязательства, подвязки, работа, подработки. И ты понимаешь, что неизвестно, сколько здесь пробудешь. Может, тебя выпустят через пару дней, а, может, и не выпустят. Каждый день думал: «Ну вот, сегодня я подвел этих людей и даже объяснить не могу. Завтра следующие». У меня постепенно освобождался такой вымышленный ежедневник. Ты чувствуешь, будто умер, неизвестно, когда вернешься и вернешься ли. То ли мне до трёх лет светит, то ли ещё распространение добавят, а это до восьми. А восемь лет вообще что? Я себя не очень помнил восемь лет назад. Казалось, что всё: твоя жизнь кончилась, а если когда-то начнется другая – ты будешь другим человеком. Мне где-то через месяц надоело там находиться: жутко жарко, накурено, и я подумал «всё, хватит». Тогда органично получилось: подумать о жизни и не сильно подзадержаться. Чудесное время, когда можно было сидеть недолго. Сейчас, видимо такое уже не получится,
В.Ч.: Ощущал поддержку?
А.Л.: Да, конечно. Я первые пять дней провел в изоляторе, вообще никакого общения с миром. Один раз попытались отвезти на суд, закрытый совершенно, на который не пустили адвоката. Я увидел пару человек возле суда. Они кричали: «Артем, сейчас тебя будут судить без адвоката, ходатайствуй, чтобы дождались». Это всё, что я видел за пять дней. А потом на суд пришло дофигища народу, полный зал прессы. Возле суда ещё человек сто. И мне дают пачку распечаток, а там два поста Вербицкого.
В.Ч.: Успех!
А.Л.: Я не знаю, что нужно сделать для двух постов Миши Вербицкого. По-моему, Линор Горалик очень трогательный текст написала. Я думаю: «Ну ок, ладно, посмотрим, чем кончится». Прямо в таком хорошем настроении: всё, сейчас меня отпустят, я же такой белый, пушистый, ничего не доказано. В перерывах даже с прокурором успели договориться на условку. Все семь часов суда адвокат зачитывал мои положительные характеристики. Мне такого понаписали, как жития святых, причем всё правда. Коллеги писали, что такой замечательный, остаётся по ночам работать, никогда не подводил, участвовал в конференциях, учебные фильмы снимал. Когда ещё такое услышишь, кроме как на похоронах своих. Дело вообще чушь, двадцатистраничная распечатка из УБОПа, мои записи из блогов, где экстремизм подчёркнут зелёным маркером. Полная шиза. (Мы потом из распечатки сделали выставку «Зелёный маркер».) В конце выходит судья и зачитывает: «Намеревается скрыться, продолжить преступную деятельность…». Всё, чувак, в СИЗО. Я уже привык к ИВСу, там даже можно жить – более или менее. А СИЗО казался настоящей тюрьмой, урки настоящие.
В.Ч.: И как там на самом деле?
А.Л.: Я думал, что если так закрыли несправедливо, то я могу поехать очень надолго. А в СИЗО нормально, в общем, меня уже встречали. Идешь по коридору, я тогда ещё с дредами до задницы ходил, из камер кричат: «О, мы тебя по телеку видели, чувак, только не стригись!». Оттуда я уже созванивался с адвокатами, с мамой. Узнал, что пикеты какие-то идут, митинги. Ко мне даже приходил эшник. Вывели общаться с адвокатом, пообщались, он ушёл, меня уводят в бокс пересыльный и потом говорят: «Пойдем обратно». И там сидит эшник: «У меня к вам разговор. Тут мутят всякие наезды на Центр «Э», вы, пожалуйста, пообщайтесь с ребятами. Скажите, чтобы они так не делали». Я отвечаю: «Вы к себе вызываете родителей, друзей, свидетелей, показываете им фильмы со мной, порочащие. Пытаетесь давить и ещё думаете, я буду вашу честь защищать? Вы охренели, скоты?»
В.Ч.: Так и сказал?
А.Л.: Нет, сейчас так подумал. Хотя я был в безопасности, он сидел через решетку, резко поговорили. А следователь приходила и приносила мне шоколадки, сигареты. Сокамерники говорят: «Зачем берешь?» – «Вы же курите, вот я вам сиги принес» – «Ты же не будешь ей ничего подписывать?» – «Нет, конечно. Чего не взять». И через месяц после ареста был пересмотр, кассация по видеосвязи. Отменили решение, мол, неправильно оценили место жительства. Я реально перед арестом со съёмной квартиры к маме переехал. Соседи всё подтвердили.
В.Ч.: И как ты оцениваешь тюремный опыт? Стоит идти в тюрьму, или ничего хорошего там нет?
А.Л.: Знаешь, я думаю, научиться можно всему и от всего. Если можно избежать тюрьмы, её надо избегать. Тем более, мне в каком-то смысле повезло, я быстро оттуда вышел. Это была одна из первых таких историй в современной России. Я же вроде не политический активист, раскрутили тему с художником. Надо вытаскивать чувака, и его вытащили. Дальше вытаскивали химкинских чуваков, Скифа. А потом Pussy Riot поехали по полной, и по Болотной, видимо, все поедут. Есть ощущение, что больше халявы не будет, и лучше тюрьмы избегать. На самом деле очень много ресурсов задействуется, чтобы человека доставать. Сколько людей работают… Все эти ресурсы можно пустить на что-то более полезное.
В.Ч.: На что?
А.Л.: Сейчас вся движуха упирается в сопротивление репрессиям, и больше ничего нет. Победить при таких раскладах правительство, что-то у него отжать, сопротивляться наступлению на общественные свободы – времени просто не остается. Поэтому когда какие-нибудь легкомысленные друзья говорят: «А что? Я бы с удовольствием сел сейчас в тюрьму. И пусть меня посадят, я буду сидеть». Я отвечаю: «Ты понимаешь, чтобы тебе там хорошо сиделось, на тебя куча людей должна будет работать? Передачи хотя бы носить, митинги делать, на суды ходить, писать про всё. Очень эгоистично, если ты с таким ощущением идешь в тюрьму». Лучше не ходить. Оглядываясь на мою историю… Ну, конечно, неприятно, сколько нервов потрачено, опять же, как мать всё переносила. Но я понимаю, что у меня какой-то личностный рост после всей истории. В смысле характера, это сказалось хорошо.
В.Ч.: Если правильно направлять ресурсы, что сейчас делать, как победить?
А.Л.: Я последнее время занимался историей с пропиской – собирали подписи против закона. Несколько недель убил на это. Собрали сто тысяч, отправили, сейчас ждём ответа. Я не знаю, что делать дальше, и перед Монстрацией прописка отошла на десятый план. По-хорошему, стоило кампанию вести дальше. Мы сделали задачу минимум, устроили шум, собрали подписи, но закон-то всё ещё остается на рассмотрении. А у нас таких законов за последний год принято много. Хорошо бы как-то им сопротивляться или другие законы продвигать.
В.Ч.: Ты следишь за КС?
А.Л.: Я почти не слежу, только что через новости вижу. Сейчас они придумали историю «Один день – одно имя». Хоть какое-то новшество, что-то интересное. Вообще, конечно, я от него гораздо большего ожидал, когда баллотировался. Сейчас прямо радуюсь, что туда не попал.
В.Ч.: Почему?
А.Л.: Потому что всё очень переоценено оказалось. Координирует ли он что-то? У нас, в местной оппозиционной движухе, думали региональный КС выбирать. А сейчас в городе всего человек двадцать на протесты выходит. И ок, они бы все и вошли, координировали друг друга. Люди теряют авторитет, хотя их, конечно, целенаправленно мочат. Функцию координирования людей, выходивших на Болотную, КС не выполняет, к сожалению. Я не уверен, что осенью состоятся выборы во второй состав. Я не знаю, кто туда пойдет.
В.Ч.: Такой модный спор, нужно ли было 10 декабря уходить на Болотную?
А.Л.: До следующих выборов будут спорить. Я краем глаза читал про истории с коньяком, позорные… Сейчас как оправдание тому, что всё проиграно, можно искать виноватых. Что еще делать остается. По-хорошему, надо дальше делом заниматься, а не разбирать полёты так долго. Ну, надо было остаться на Площади Революции, и чего? Я был на Площади Революции, посмотрел там на Лимонова с севшим мегафоном, пошел дальше на Болотную.
В.Ч.: А как ты к Навальному относишься?
А.Л.: Чего, влип он сейчас во всю эту историю.
В.Ч.: С Навальным в Новосибирске связывают какие-то надежды?
А.Л.: Думаю, да, конечно. Потому что больше и не знают других людей. Не в обиду Борису Ефимовичу, но когда вижу фотографии с суда, я думаю: «А в плюс ли Навальному присутствие Немцова рядом?». Мне кажется, что нет. Мне кажется, Немцов обладает огромным антирейтингом и вряд ли поведёт кого-то за собой. Навальный пока таким антирейтингом не обладает. Я недавно навещал тётю в горбольнице, на вахте получил бахилы и халат. Там сидел вахтер лет шестидесяти и о чем-то с коллегой разговаривал про Навального. Притом в хорошем ключе что-то говорил. Есть какое-то проникновение, люди обсуждают. Просто таких побольше должно быть. Понятно, что у нас и одному все рады, но не надо из него делать кумира.
В.Ч.: Чего хочет оппозиция Новосибирска? Что за идея «Я сибиряк»?
А.Л.: Когда ты находишься в вакууме, где нет политической жизни, ты пытаешься какие-то темы нащупать. Отсюда наш фильм про Сибирь и её колониальное состояние (Нефть в обмен на ничего). Отсюда и акция «Я сибиряк». Действительно же русофобия достаточно сильна. Кажется, что страна очень плохая, и люди так себе. И всё почему? Культура у нас многовековая, да. Надо выбираться каким-то образом. Например, самоидентификация «сибиряк». Вот в Европу едешь, тебя спрашивают: «Ты откуда?». Ты не можешь сказать, что из России, а из Сибири вообще не стыдно. Из Сибири очень нейтрально, очень круто. Ты из Тайги, сказочное место, особенно если ты ещё с дредами сибиряк. Это поиск идентификации. Сложно себя тут русским называть, вокруг всякие алтайцы живут, и всё это смешивалось столько веков. Хочется с нуля придумать новую культуру, неиспорченную всем этим шовинизмом, имперскостью. Поэтому «Я сибиряк» — скорее культурный проект, политический не в первую очередь.
В.Ч.: И как он живет сейчас?
А.Л.: В головах у людей, конечно, всё это есть. Тема сказать, что ты не из России, а из Сибири, очень популярна. Была перепись, был повод поговорить – вот, пишите нацию «сибиряк». Почему нет, очень удобно. Вот у тебя мама украинка, папа еврей, ты кто, русский что ли? Сомнительно, а сибиряк – вполне. Сибирь такой плавильный котёл.
В.Ч.: А если именно о политике говорить, чем живёте?
А.Л.: Ничем. Город засран, город грязный, мэр у нас старенький, и у него с говорением не очень. Каждый день открываешь новости и ждешь очередной глупости. Недавно он заявил, что снег у нас больше не будут убирать. У нас ещё снег лежит во дворах. Мэр сказал: «Само дотает». Типа, а нафига, пусть дворы потонут в лужах и грязи. У нас в следующем году выборы…
В.Ч.: Мэра?
А.Л.: Да, и в Новосибирске это главный вопрос локальной повестки на ближайший год. Протесты, движуха после Болотной, сошли на нет. Рулившие не почувствовали, что людей надо как-то удерживать, заинтересовывать. Думали, что всё по инерции пойдёт, всё им свалилось с неба, пять тысяч человек пришли на акцию, и теперь так будет всегда. Оказалось, что в следующий раз их пришло две тысячи, потом одна, потом вот двадцать человек осталось. Читал депутата от КПРФ: «Вот что это весь интернет шумит, что Лоскутову Монстрацию согласовали? А что оппозиции демонстрацию до сих пор не согласовали, все молчат». Пора бы привыкнуть уже, что всё, вы ничего не делаете, ваше время прошло. Вы были оппозицией по каким-то исторически сложившимся недоразумениям. Я же не говорю, что от Монстрации должен быть ощутимый политический результат, а от ваших митингов должен. Иначе вообще непонятно, зачем они нужны.
В.Ч.: Монстрация изменила город?
А.Л.: Я думаю, она причастна к появлению Болотной. Формат, который здесь продвигался и анализировался, показал доступный способ участия в политических движухах. Пусть он кем-то критикуется за карнавальность и всё такое, но он – такая гражданская гимнастика, тренировка. Люди поняли, как можно выйти, с чем в руках. В Европе политические акции давно проходят с юмором, весельем.
В.Ч.: Новосибирск – третий город в России, что он из себя представляет в культурном и политическом смысле?
А.Л.: Из-за географического положения это большой транспортный узел, точка пересадки. Соответственно, здесь есть торговля. Город с людьми, временно в нём находящимися в надежде уехать дальше. Про культуру я, конечно, могу поныть, сказать, что всё плохо и ничего не происходит, но мне в ответ кто-нибудь из Новокузнецка напишет: «Чуваки, вы чего?». И я понимаю, что да, мы немножко зажрались, наверное. Если отсюда уехать в Новокузнецк, то будет совсем-совсем грустно.
В.Ч.: Как ты относишься к идее переноса столицы в Сибирь?
А.Л.: У нас жизнь в стране кипит вокруг одного города. Вся остальная территория — она так… Москва расширяется, люди стягиваются туда, потому что там деньги, зарплаты, возможности для бизнеса. Таких центров, по идее, должно быть несколько. Или, по крайней мере, он должен находиться не сбоку, а более или менее посередине страны. Мне нужно в Пермь, например, я смотрю авиабилеты – авиабилеты через Москву. Вместо двухчасового перелета нужно пролететь четыре часа в одну сторону и два часа в другую. В Хабаровск можно лететь через Китай. Потому что из Новосибирска можно в Китай улететь и из Хабаровска можно улететь в Китай. Такие изолированные друг от друга города, и связь только с Москвой. Всё это неправильно.
В.Ч.: Как бы ты это решал?
А.Л.: Я не думаю, что помог бы перенос столицы в Новосибирск. У нас транспортный коллапс, последнюю зиму десятибалльные пробки чуть ли не каждый день. И если сюда ещё переедут какие-то люди и ведомства, то будет хуже, чем в Москве. Я не знаю, что с этим делать.
В.Ч.: Как Москва воспринимается в Новосибирске?
А.Л.: Другая страна, просто другая страна. С другими ценами, с другими взаимоотношениями между людьми. Вроде эмиграции: можешь уехать в Европу, можешь переехать в Москву.
В.Ч.: А чем отношения отличаются?
А.Л.: Если ты вынужден проводить огромное количество времени в дороге, тратить больше денег на жизнь, тратить больше времени на зарабатывание денег, у тебя его не остается на другие вещи. Мне кажется, если у человека мало свободного времени, это как-то плохо и неправильно. В Москве такого времени совсем мало.
В.Ч.: Ты ощущаешь себя частью поколения восьмидесятых?
А.Л.: Я чувствую, что в другие поколения не вписываюсь, а какую-то общность со своим – слабо, если честно. Пару лет назад сказал бы, что чувствую.
В.Ч.: Десять лет назад, когда ты стал всем заниматься, тебе сколько было?
А.Л.: Шестнадцать.
В.Ч.: Если бы ты сейчас говорил с шестнадцатилетним, что бы ты ему сказал про активизм?
А.Л.: Я бы посоветовал в первую очередь сделать гармоничной собственную жизнь. Её сначала обустроить. Я вижу активистов, приходящих на митинги, участвующих в движухах, готовых сесть в тюрьму. Они хотят наладить общественную жизнь, но не могут наладить свою. И это неправильно. Чтобы твёрдо стоять на ногах и позволить следующие потребности – сначала разберись с собой, обрети персональную независимость. Потренируйся на кошках… Хотя я сам так не делаю.
Фото с Монстрация.ру
Напечатано с разрешением. Оригинал: http://russ.ru/Mirovaya-povestka/Novaya-Sibir-Artioma-Loskutova