Самара закусила удила; временно забыв думать о разбитых дорогах, вороватых чиновниках, объединении вузов и тарифах ЖКХ, Самара остервенело печет блины и ест их. Вместе с друзьями, любовниками, законными женами и сорокалетними сожителями; блины едят главы районных администраций, депутаты губернской думы, гастарбайтеры – с удивлением, худеющие дивы – с болью.
Если существуют рождественские рассказы, пасхальные рассказы, морские рассказы, женские, юмористические и рассказы о животных, то почему бы не быть масленичным рассказам. Такие рассказы будут о блинах, икре и хулиганстве, а также о любви – ну, не про королевских же аналостанок писать. Вот: офисная служащая Екатерина третий год жила гражданским браком с индивидуальным предпринимателем Антоном. Союз их был прекрасен, несколько омрачен лишь тем, что Екатерина принципиально отвергала домашнюю кулинарию. Газовая плита в кухне Екатерины была закрыта крышкой, поверх крышки стояла ваза богемского стекла, убранная сухоцветами — травой, плодами, листьями, рафией, цветами и лагурусом.
Обедали молодые люди в едальнях поблизости рабочих мест, ужинали в едальнях по предварительной договоренности, или заказывали на дом суп том ям, пиццу «маргариту» или утку по-пекински: и космополитично, и возвышает. С приготовлением кофе отлично справлялась кофе-машина.
Ничто не предвещало беды, пока индивидуальный предприниматель Антон не нанял на работу хитроумную пиарщицу. Пиарщица, одинокая спортивная девушка, любительница велопрогулок и утреннего бега, заинтересовалась состоятельным Антоном и начала прокладывать магистрали к его сердцу. Магистрали были вымощены бифштексами по-министерски, заасфальтированы паштетом из диких зайцев, а то и вообще змеились домашней лапшой из лагмана.
Начало масленичной недели оборотистая пиарщица знаменовала презентацией блинов пяти видов, причем не из банальной пшеничной муки («пффф», — сказала пиарщица и тайно сплюнула), но из гречневой, рисовой, черт-те какой, и еще на кукурузной каше с коньяком, по личному рецепту малоизвестной кулинарки 19 века Н. Лухмановой.
Все это роскошество пиарщица изобильно сервировала красной икрой в серебряной икорнице и вареньем из буквально лепестков роз. Присутствовала селедка – сначала разрезанная на многие кусочки, а потом собранная обратно в себя же саму, но без костей. Салфетки, тканые миниатюрные полотенца, и на каждом полотенце имя – «Антон». Вышитое болгарским крестом. Красным, по белому и вафельному.
Антон с удовольствием дегустировал, клавиатура пижонского макбука лоснилась от сливочного масла, лепестки роз мягко хрустели в предпринимательском рту. Сдержанно, но сыто икая, вечером он сказал Екатерине: «Хорошо все-таки поесть домашненького». И так это у него эротически прозвучало, что Екатерина вспыхнула, затрепетала и переполнилась дурными предчувствиями.
«Особенно мне коньячные понравились, — цинично завершил Антон, — такая, знаешь, оригинальная затея, чтобы блины настаивать на коньяке».
Екатерина задыхалась от разливающего в воздухе предательства. Антон удовлетворенно умолк, но в горло он успел воткнуть и там два раза повернуть свое орудье: «Правильно я эту пиарщицу на службу принял. Талантливый человек, он талантлив во всем!»
«Домашненького, — повторяла Екатерина следующим днем в сильной ярости. – На коньяке! Талантливый человек! Подлая тварь! Я тебе покажу – домашненького!»
Так зверски говорила Екатерина, причем эти слова никак не иллюстрировали её действия, а скорее – наоборот. Потому что Екатерина расчехлила плиту и сурово стояла над ней, потрясая пластиковой бутылкой молока. Молоко в доме имелось из-за пристрастия Антона к капучино. Бутылка молока жадно потребовала себе муки, масла, яиц, сахара и сухих дрожжей; все это Екатерина заказала списком в интернет-магазине. Дожидаясь курьера, она со страхом щелкала мышью по страницам кулинарных сайтов, и больше всего хотела пойти в макдональдс и съесть жареного картофеля, соленого и с острым соусом. И чтобы никаких рукодельных лживых блинов!
Однако курьер прибыл, и позвонил дважды, и Екатерина, следуя инструктажу, откупорила коньяк, разболтала тесто и поставила на большой огонь новенькую сковороду. Хоть пошаговые указания этого не предусматривали, Екатерина налила себе рюмку коньяку и выпила. Сковорода тихо грелась. Потом зашипела и чем-то плюнула.
«Молчать!» — нервно велела Екатерина сковороде. Сковорода послушалась. Екатерине и вправду было недосуг: она напряженно соображала, когда в блинах должен появиться коньяк. И в каком количестве. Нелепые рецепты, скупо рекомендовавшие добавлять двадцать миллилитров, Екатерина забраковала, как недостаточно креативные.
«Ну что такое двадцать миллилитров, — говорила она безмолвной сковороде, — когда речь идет о спасении семьи». Екатерина щедро плеснула в тесто стакан коньяку. Сковорода одобрила. Екатерина добавила еще. Она никогда не была прижимстой. Сковорода тоненько завизжала от восторга «уииииии!»
«Так-то, — сказала Екатерина веско, — домашненького».
Первая же порция алкогольного теста, лихо отправленная разливательной ложкой на хорошо разогретую сковороду, вспыхнула красивым синим пламенем. Его острые, прозрачные языки весело плясали, стремясь лизнуть Екатеринины пальцы. Но Екатерина нисколько не испугалась.
«Просто это было так неожиданно, — объясняла потом она каким-то людям, сидя на разоренной кухне, — совершенно неожиданно, и я от этой неожиданности вздрогнула!»
Какие-то люди на кухне слушали внимательно. Откуда они появились, Екатерина не помнила, но была не прочь перекинуться парой слов. Люди утирали с лица следы копоти. Некоторые откровенно несли на спине буквы МЧС. Антон с перекошенным лицом бледнел в коридоре. На голову ему слетала сажа.
«Вздрогнула, и опрокинула эту дурацкую вазу», — оживленно продолжала Екатерина. Ваза богемского стекла, убранная сухоцветами — травой, плодами, листьями, рафией, цветами и лагурусом, сквозанула натурально в костер из коньяка с молоком, и подбавила жару. Растревоженная горячим воздухом легкая штора качнулась, и неторопливо, будто бы давая время насладиться редким зрелищем, занялась. Огонь перестал быть синим и мистическим, а стал нормальным огнем — красно-оранжевым и жадным.
Примечательно, что Антон как-то поостыл с тех пор к домашним обедам. При взгляде на шумовку или какое сито, он мгновенно вспоминал страшное – кухонное окно, объятое пламенем. Что-то сломал в нем этот локальный пожар. Хотя правильнее сказать: выжег.
Следует отметить, что эта история абсолютно правдива. Самара богата историями про блины: вот учительница младших классов велит своим ученикам ежедневно приносить ей по стопке блинов и набирает внезапно пять килограммов, вот соседки на общей кухне взаимно плюют друг другу в тесто, а вот студент-заочник Чемоданов на спор высасывает из блина, туго свернутого трубочкой, сто пятьдесят граммов водки.
блеск