Алена Сорокина – молодой дизайнер, которая здорово удивила модную общественность победой на «Поволжских сезонах Александра Васильева». Ее коллекцию, под названием «100 видов эго», хотят выкупить. В работе четко прослеживаются восточные мотивы, которые, по словам Александра Васильева, станут главным трендом в мировой моде. Уступка массовой культуре? Возможно, элемент китча вкупе c неповторимой аурой, сопровождающие произведение настоящего искусства. «Воспринимайте мир сложнее», – небрежно бросает Алена, выступая против повседневного и ненасытного общества потребления. Фактурная художница, умеющая позировать перед камерой, два года отучилась в голландской академии Геррита Ритвильда на факультете с говорящим названием «Fine art», но вернулась в Самару. В интервью «Новой в Поволжье» Алена Сорокина поведала о своем взгляде на современность, а также о том, почему Москва лучше любого европейского города.
Меня вдохновляют мода, современное искусство. Из дизайнеров я могу выделить Рэй Кавакубо. Ее искусство меня поражает. Это не просто мода, это всегда очень сложная история, интересная концепция. Визуально ее коллекции очень красивы. Но вместе с тем у нее получаются далеко не гламурные образы.
Моя коллекция посвящена внутренней жизни человека, в которой переплетаются отчаяние, эйфория, внезапное счастье. Вспоминая слова Васильева о том, что дизайнеры должны помнить о коммерческой составляющей моды, я хотела бы заметить, что те вещи, которые делаю я, тоже имеют своего покупателя. Несколько человек хотят заказать у меня одежду. Мое творчество — для людей с нестандартным мышлением, которым постоянно хочется чего-то необычного. Главный посыл моих работ – воспринимайте мир сложнее, ищите в своей жизни диковинку.
Говоря о духе времени, замечу, что я ощущаю себя вне этого времени. Мне претит насаждение потребительской культуры. Я надеюсь, что крах капитализма не за горами, ведь все к этому идет — цивилизационный кризис налицо. Я закрываюсь от окружающей меня реальности и строю свой внутренний мир, в котором могу существовать и творить. Я считаю, что не надо никого копировать. Творчество должно быть самобытным. Безусловно, трудно найти деятелей искусства, которые ничего не видели, не читали, не ходили на выставки и впоследствии стали настоящими художниками. Все равно, все, что мы потребляем – это переработанная информация. И игнорировать современные медиа просто невозможно. Я не ставлю перед собой цель поглощать информацию в больших объемах. Если я пользуюсь Интернетом, то захожу на случайные сайты — специально ничего не ищу. Телевизора у меня дома нет. Гораздо лучше «питаться» своими собственными впечатлениями. Но если заниматься самообразованием, то, безусловно, необходимо обращать внимание только на самое лучшее. Тогда ты уже не подумаешь о том, что можешь создать некачественный продукт.
Я вернулась в Самару из Амстердама по очень банальной причине — у меня кончились деньги. Я подала документы на стипендию для самых перспективных студентов, но мне ее не дали – в тот год резко урезали финансирование. Поэтому я прожила в Амстердаме два года и жизнерадостно вернулась назад. Перед моей поездкой в Голландию, я два года проучилась на дизайне костюма в нашем строительном институте, но всегда мечтала поступить на графический дизайн. Но, к сожалению, такой кафедры в Самаре не существует. О первом курсе у меня остались самые приятные воспоминания, я училась с огромным удовольствием. Но на втором курсе у меня начались проблемы, во мне проснулся юношеский максимализм. Мне внезапно начало казаться, что нам дают плохое, провинциальное образование. Было решено ехать в Амстердам, я подала документы и поступила в академию Геррита Ритвильда на факультет современного искусства.
Когда я ехала в Голландию, у меня были самые оптимистичные ожидания. Мне казалось, что люди, с которыми я буду учиться, будут знать, чем они планируют в дальнейшем заниматься. Мне представлялось, что это будут настоящие фанаты, суперувлеченные люди. Но оказалось, что все совсем не так. Группа, в которой я училась, была не очень сильной. На втором году мне стало попроще, я начала общаться со всем потоком. Мое творчество голландские преподаватели оценили очень высоко. Но все равно европейское образование меня здорово разочаровало. Но были и положительные моменты – я занималась тем, чем хотела, в отличие от того, чем я занималась здесь.
В Голландии мне очень не хватало пространства. Там мне было душно. Когда я возвращалась в Россию, я наслаждалась большими домами, широкими дорогами и огромными деревьями. Вспоминая о Голландии, могу сказать, что и там хватает дурного бюрократизма. Но в сфере культуры дела обстоят несколько лучше, чем в России. Безусловно, есть и свои минусы. Голландия страдает от кризиса – власти урезают финансирование в сфере социальных и культурных проектов. Если раньше художник мог получить приличный грант на свое существование и творчество на два года, то сейчас арт-академии не финансируются и никаких грантов им не дают. Дошло до того, что художники вышли на улицы и устраивают демонстрации. Если вы увидите в Facebook человека, на юзерпике которого будет фигурировать черный круг с белым крестом, – то это точно голландец, который борется за свободу искусства и возвращение финансирования культурных проектов. Голландское правительство такое же, как русское. Чиновники не понимают, зачем людям нужно искусство. Они думают, что без него можно прекрасно обойтись. Художники в Голландии работают на самых обычных работах, в 70 процентах случаев преподают. Пока не сменится строй, так и будет. Когда чиновникам обращать внимание на художников? Им некогда. У них есть дела поважнее. Я за то, чтобы в России преподавали историю современного искусства. У нас же университетские лекции заканчиваются авангардом 20-х годов. Мы до сих пор учимся по чертежам конструктивистов и копируем картины Климта. Это очень странно. В Голландии знают, что такое contemporary art. Каждый второй дружит с каким-нибудь художником. И это не может не радовать.
Я собираюсь покинуть этот город. В Самаре жизни нет. К примеру, в Киеве очень много интересных площадок для выставок. В Москве… Москва — город с большим потенциалом. Я не считаю, что нужно уезжать именно в Европу. Столицы нашей Родины было бы вполне достаточно. Москва – развивающееся пространство. Европа постепенно умирает, вспомним Шпенглера. Это витает в воздухе. Как-то так…
Творчество Алёны Сорокиной интересно тем, что оно совмещает в себе два очень семантически насыщенных и парадоксально стремящихся друг к другу полюса. Она известна как перформансист, и перформансист, который работает больше всего с телом. И это очень уместная естественная параллель, потому что тело, в общем-то, — та оболочка, с которой Алёна проживает воплощаемые художественные образы самостоятельно, непосредственно, осязаемо, тактильно и изнутри. И в этом плане когда художник, работающий телом, создаёт модели одежды как профессиональный модельер, это создаёт важное метапространство, потому что, собственно говоря, Алёна понимает суть вопроса многозначно и изнутри него самого, и с другой стороны – она УЖЕ С ЭТИМ ЗНАНИЕМ жизни, проживаемой телом, онтологических вопросов, связанных с этой жизнью, создаёт вещи для других людей, для людей, которые будут их носить, сталкиваясь с онтологией собственных тел. Мне кажется, что вообще для большого понятия и большого дискурсивного поля «design» очень важно, чтобы автор был художником, который понимает какие-то вопросы, связанные не только, так сказать, с “голой” концепцией и идеей, а именно с телесностью, с тем, как вообще проживает человек свою жизнь. Мне очень понравилось в этой коллекции хорошо читаемое органичное единое пластическое начало. Японская тематика (в крое, глубинных особенностях восточной культуры) рассматривается под неожиданным углом и мощно обыгрывается потрясающими причёсками, которые не каждому под силу задумать и реализовать. Общее стилистическое начало совершенно очевидно и меня это очень радует, я считаю, что художник органично развивается ЦЕЛИКОМ. То есть, он исследует современную и исторически срезанные, свойственные разным культурам и типам человека современного и нет системы ценностей с разных точек зрения, используя, в том числе, и собственную телесность как инструмент.