Приехав по предварительной договоренности для записи нового «ветеранского» рассказа, я долго блуждала среди хаотично пронумерованных частных домов в районе мебельной фабрики, отыскивая нужный. Собеседница по телефону категорически заявила, что я сразу узнаю ее жилище. «И сомнений никаких не останется», — повторяла она. И я шла, шла, и за мной бежали собаки. Собаки выглядели опасными. Отчаявшись, я уже вынула телефон и заготовила крик о помощи: спасите, встретьте, потерялась. Как вдруг прямо перед глазами захлопал, заволновался на ветру Андреевский флаг, укрепленный на фасаде срубового коттеджа. Я пришла.
К слову, рассказанная хозяйкой коттеджа история показалась мне одной из самых драматичных. Она содержит вражеских офицеров, дамские шляпки, розовых младенцев, ковровые бомбардировки, темноволосых красавиц, морских капитанов, и великую Победу, конечно же.
Мои бабушка и дедушка жили до войны в Одессе, на улице Гоголя, в доме номер шестнадцать. Это каменный крепкий дом, он чудом уцелел во время бомбежек, отступления красной армии, фашистской оккупации, последующего освобождения и носит ранг украшения города до сих пор. Дедушка, Николай Никодимович Горчук, служил военным моряком и в феврале 1941 года был направлен на переподготовку и обучение в Ленинград, в знаменитую «Кировскую» школу. Там он успешно получил квалификацию штурмана подводной лодки и вечером 22 июня собирался на праздничный выпускной вечер. Праздник по понятным причинам не состоялся, и выпуск молодых подводников без всякого праздника прямиком отправился на фронт. В следующий раз он увидит свою жену, а мою бабушку, только в сорок шестом году, после демобилизации. За все время войны ему удастся отослать всего три письма домой. Со своим сыном он познакомится в год его пятилетия, уже вполне взрослый мальчик будет гнать по дороге обруч металлической палкой, было такое развлечение у послевоенных ребят.
А родился мальчик 23 июня 1941 года, в этот день Одессу уже бомбили, и моя бабушка, Таисия Львовна, плакала в своей палате, вздрагивая от пугающего свиста и бомбовых тяжелых ударов. Ребенка назвали Иваном – а как же еще? Через неделю Таисию с младенцем забрали домой родственники — сестра мужа, красавица Нина, и его мать. Дом их располагался рядом с портом, что неудивительно – в Одессе все располагается более или менее рядом с портом.
Порт бомбили. Ежедневно по нескольку раз объявлялась воздушная тревога, Таисия хватала младенца, бутылку с соской, выбегала в сад, где была вырыта глубокая траншея. Там и пряталась, еще в погребе, но в погребе казалось страшнее – замкнутое пространство. Молока у Таисии не было с самого начала, и она ходила в одну зажиточную семью, имеющую в хозяйстве корову, обменивала вещи на банку с молоком. Ходить приходилось далеко, кварталов пятнадцать, а что делать. Больше всего она боялась, что корова погибнет при авиационном налете и сын будет голодным.
Во время отступления советских войск на два дня город остался неуправляемым. Свекровь Таисии пришла из порта и сказала: «Все, все, наши ушли. Все военные эвакуировались». Началось повальное мародерство. Грабили все что могли. Порт, склады, магазины. Таисия тоже бегала в порт, ей удалось добыть много соевых бобов. В торбах приносила. Ведь семья осталась без ничего. Без продуктов, никаких запасов не было. Работы, разумеется, никакой не было тоже, никаких перспектив. У ближайшего ломбарда разыгралась страшная драка, с поножовщиной – не могли поделить награбленное золото.
На следующий день в город вошли фашисты. Немцев среди них было немного, в основном румыны. Первым делом они приступили к строительству виселиц, и сколотили их много.
Ежедневная дорога Таисии за молоком проходила мимо небольшого рынка. Уже в первый день оккупации она увидела там грубо сколоченные деревянные виселицы. Пустыми они оставались недолго.
Немецких и румынских офицеров сразу же стали расселять по квартирам. Помимо всего прочего это означало, что каждый дом и каждая семья будут осмотрены на предмет присутствия евреев.
Темноволосых людей хватали на улицах, выслеживали в общественных местах. Расстреливали и вешали без особых разбирательств. В любой дом могли ворваться ежеминутно полицейские и с криками: «Юден! Юден! Жидан! Жидан!» — начать обыск, нередко заканчивающийся трагично.
В дом к Таисии тоже подселили двух румынских офицеров, тут очень помогло то, что свекровь Таисии была образованнейшая женщина, владела шестью языками, в том числе и румынским. Один из офицеров с привычным слуху именем Влад без памяти влюбился в сестру Таисиного мужа — Нину. Нина была потрясающая красавица, белоснежная кожа, раскосые глаза, черные волосы до пояса, ничто не сказывалось отрицательно на ее внешности, ни голод, ни лишения.
На Нинин день рождения, ей исполнялось восемнадцать лет, вражеский офицер Влад подарил ей пять килограммов нежареных зерен кофе, это был королевский подарок. Женщины быстро освоили технологию обжарки кофейных зерен и ловко шуровали его на противне гигантскими деревянными щипцами для кипячения белья.
Примерно через полгода в Одессе начала налаживаться какая-то жизнь, оккупанты открывали магазины в больших количествах, бурно расцвела всякого рода торговля. Таисия и Нина устроились в небольшую лавку скобяных товаров, помощницами и подсобными работницами. Маленький Иван оставался дома с бабушкой.
Но относительное благополучие продолжалось недолго, в один из вечеров красивая темноволосая Нина попала в облаву и была помещена в гетто как «подозрительная еврейка». Румынский офицер Влад, пытаясь своей волей ее освободить, потерпел неудачу и в ту же ночь застрелился из табельного оружия.
Не пережив последнего горя разлуки с дочерью, тихо скончалась Нинина мать, Таисия осталась совсем одна, с младенцем, во вражеском окружении, работы в магазине она лишилась сразу после ареста золовки. Даже молоко для ребенка было получить проблематично, так как практически не осталось никаких вещей на обмен. Часами Таисия плакала над спящим и слабым от голода ребенком, в надежде раздобыть хоть какую-то провизию, отправлялась в дальние походы. Мальчик оставался один, плакал, один раз выпал из кроватки и сломал хрупкую ручку. После этого Таисия не решалась его оставлять одного, так они и скитались вдвоем, мама и сынок за плечами, сшила она специальную переноску.
Откуда-то в захваченном городе появлялись шелка, кружева и прочие драгоценности, предметы роскоши. Новоиспеченным светским дамам были необходимы умелые портнихи, и Таисия стала брать заказы на шитье. Расплачивались продуктами, самое главное – молоком. Большой и неожиданный спрос возник на модные дамские шляпки. Таисия освоила их производство, для украшения использовала разноцветные петушиные перья, охотилась за петухами в зажиточных дворах.
Сына вырастила, выкормила. В сорок четвертом году через город отступали немцы. Это были уже не те бравые победители времен сорок первого года, это были усталые бойцы, дошедшие до края.
После освобождения Одессы Таисия не прекратила своей надомной работы, вдобавок устроилась преподавателем младших классов в школу, вновь начавшую функционировать.
О судьбе золовки своей Нины она не имела никакого понятия до тех пор, когда уже после Победы не увидела на своем пороге невысокую женщину в облаке темных кудрей. Женщина представилась Дорой и, горько заплакав, рассказала о последних днях Нины, закончившихсяя на краю большой, наспех вырытой ямы под автоматные очереди. «А вы знаете, — продолжала плакать женщина, — она же еще тяжелая была. Ребеночка ожидала. Так что двоих похоронили-то…»
Таисия вспомнила широкоплечего румынского офицера Влада, застрелившегося из табельного оружия. Она обняла Дору и заплакали вместе.
Еще через год случилось счастье – живым и здоровым вернулся с фронта муж и отец, Николай Никодимович. Военную карьеру капитан Горчук не закончил, служил еще долгие годы на Черноморском флоте, в 1951 году у них с Таисией родилась дочь. Как раз моя мама.
Назвали ее Нина. Хорошая, красивая девочка.