Даже если у тебя онкология, поездки на море и на отдых никто для тебя не отменял.
И кстати, никто не отменял и остальные радости жизни. Главное, самому себе поменьше запретов ставить и тогда увидишь, что жизнь продолжается и во время, и после лечения.
Вот, кстати, пока я бегала по магазинам, закупая, необходимые для больницы трусы, носки и обязательные утягивающие противоэмболические чулки, заодно, наконец, купила и одеяло. Старое я выкинула, когда между первой и второй химиями переезжала из одной коммуналки в моём любимом старом центре Питера в другую коммуналку всё в том же центре.
Расстояние между моими двумя домами около шестисот метров, от каждого из них до Невского проспекта не более трёх минут пешего хода, и цена у жилья практически одинаковая, но разница в квартирах неописуемая. Всё же коммуналка — это не метраж и не расположение окон. Коммуналка — это, в первую очередь, соседи. И мне, понаехавшей провинциалке, незнакомой с питерскими реалиями, и невдомёк в первый раз было, на что же смотреть при выборе и покупке. Уже потом коренные петербуржцы рассказали всё про тонкости городского жилья. И вторую квартиру я искала почти осознанно.
Пока шёл длинный процесс продажи, подбора, сбора отказов от соседей и оформления документов, я уже начала лечение. Как тогда я смогла завершить квартирный процесс, я так до сих пор и не понимаю. Помню, что в банк, на закладку денег в ячейку и подписание двусторонних договоров меня привезли из больницы.
Это был период, когда у меня от воздействия химии взыграл ещё и желчный. Почти два дня тогда вылетели из жизни напрочь. Понятно, что химиотерапия бьёт по всему организму и прорывает слабые места. Всё, что до этого потихоньку болело, выливается горячей лавой вулкана. У меня это оказались камни в желчном. Сквозь приступы боли помню рвоту, горечь во рту, полный отказ разума и споры хирургов с онкологами. Одни настаивали на срочной операции, вторые объясняли, что откладывать, из-за таких мелочей как желчный пузырь, лечение химией невозможно. Пришлось вмешаться и высказать и своё полноценное мнение. Операцию отложили, но вулкан остался, так теперь и буду на нём жить.
В общем, в тот день, написав отказ от операции, и согласившись в письменной форме, что все риски за свою жизнь беру на себя, рванула в финансовое учреждение. Сейчас написала «рванула», и самой стало смешно. На самом-то деле, я доковыляла до машины Светланы-риелтора, я упала сначала в авто, а потом на какой-то диван в банке, я на автомате выискивала несуществующие ошибки в документах, я пыталась ещё сделать вид, что немного соображаю. И, вот, кстати, в тот момент я была безумно рада, что у меня уже был парик. Его бойкий игривый вид придавал моему образу хоть какую-то живость. А длинная чёлка из искусственных волос прикрывала на лице следы боли. Кажется, я даже была похожа на человека.
Итак, вместе с новым жильём я, наконец, купила и одеяло. Дорогое, мягкое, лёгкое и из овечьей шерсти. Весной они были в распродаже. Но весной мне его было не надо. Весной я совершенно искренне полагала, что всё равно до осени не доживу, так зачем тратиться на ненужную вещь? А в октябре пришлось купить. Может, это в городе похолодало? А может, я просто решила, что буду жить?
В больнице я попала в двухместную палату, и моя соседка Надя, глядя на меня, осторожно спросила: «А вы зачем с чемоданом сюда?». Ну, вот, что за странный вопрос, как это — зачем? В чемодане у меня два полотенца и куча тёплой одежды и нижнего белья, чтобы не заморачиваться с постирушкой под краном госпитального умывальника. В чемодане термос, чтобы приятно проводить время по вечерам, плеер с закачанной музыкой, учебники английского и ноутбук.
Я снова не стала оформлять больничный, договорившись на работе, что буду продолжать редактировать журнал и из палаты. И еще на ноутбук закачаны все мои любимые фильмы.
А Надя приехала с парой белья и рулоном туалетной бумаги. Наде пообещали, что её операция пройдёт минут за двадцать, и выпишут её, буквально, через пару дней. Забегая вперёд, оговорюсь, что Надя пролежала в стенах лечебницы больше месяца. Операция оказалась сложной и травмирующей, раны долго потом не заживали, врачи, как часто бывает, ошиблись с диагнозом.
И уже утром моя первая встреча с заведующим отделением. Он диагностировал сходу, пока я не успела до конца и раздеться: «Полная мастэктомия». Я даже заплакать не успела. А просто побежала искать своего врача. Выплеснула на него всё, что думаю о нашей медицине и услышала в ответ успокаивающее: «Ну, что вы расстраиваетесь? Ведь оперировать вас буду я, а я вам обещал».
Потом мы с Надей залезли в интернет, чтобы почитать отзывы о наших врачах и, вдруг, выяснили, что заведующий нашим маммологическим отделением по образованию и профилю работы гастроэнтеролог. Вот так открытие! Учился на гастроэнтеролога, кандидатскую защитил по гастроэнтерологии, дополнительное образование получил по пластической хирургии, возглавил отделение маммологии. Но зато многие издания пишут, что он очень эффективный менеджер. Ну, что же, вот так и живём. Вот так и лечимся.
Зато хирург мой, пожалуй, всё же душка. Врач, решивший оспорить мнение своего руководства для меня уже почти герой. Не многие это умеют и не многие это хотят.
А вечером после операции мне было не до философствований и размышлений. От наркоза не мутило, но болезненность, усталость и сонливость всё равно были моими самыми верными подругами всю вторую половину дня.
В общем, вечер прошёл как в тумане. Помню только, что после операции успела рукой своё тело проверить, и убедиться в наличии груди под пластырями и повязкой. Точно знаю, что звонила родным, чтобы сообщить, что вышла из наркоза и что жива. А потом было лишь одно желание, спать. И так до самой темноты я и проспала. А потом мы с Надей выпили чай и снова, теперь уже на всю ночь, улеглись по своим кроватям. И моя радость была двойной. Во-первых, я всё ещё жива. Во-вторых, хирург выполнил своё обещание.
Уже чуть позже дала почитать свои записи друзьям и родным. И, если честно, эти тексты про доктора вызвали какие-то особо пламенные споры среди моих близких. Почти все твердят мне: «Не надо было так резко писать о своем лечащем враче, сгладить надо было ситуацию, сгладить».
Ну да, где-то там, разок в тексте на него ругнулась, разок скучающей акулой обозвала. Но в итоге то не отрицаю, что мы пришли к согласию. Но, напуганная фразами членов семьи: «Смотри, обидится, кому будешь свои анализы возить?», выслала этот текст доктору на почту и затем позвонила ему на мобильный. Спросила напрямую, прямой услышала и ответ: «Ну, мне показалось, что немного гипертрофированно в отдельных местах получилось». Уточнила диагноз: «Может, слишком экспрессивно?». Он согласился, что здесь возможно и это слово употребить, и на этом диалог двух великих интеллектуалов завершился.
Друзья оплатили мне путёвку на отдых. Меня ждали волны Атлантического океана, а рекомендации хирурга были понятны и просты: «Избегайте обеденного солнца, плавайте с удовольствием, кушайте всё, что любите. И забудьте о своей болезни».
Так и поступила. Конечно, я понимала, что меня отпустили из больницы только на время. И что потом снова будут врачи и анализы, надо будет постоянно проходить осмотры и принимать лекарства, но ведь это будет потом. А в те дни я хотела просто счастливо жить. И именно этим я и занялась.
