Модно приговоренный

Вот, например, приезжает в город Валентина Матвиенко. По поводу вступления в ВТО. Город перекрывают, улицы подметают, но Валентина Ивановна все равно недовольно отмечает, что давно не видела такого неблагоустроенного города. А все, что она видела, — это заранее убранные улицы, и, в основном, из окна лимузина. А мы тут живем, ходим пешком. И есть ощущение, что в качестве благоустройств, после отъезда мадам М нам, скорее всего, предложат очередную покраску травы и постройку пары потемкинских деревень к чемпионату.

А вот приезжает в город Александр Васильев и живет в Самаре неделю. Тоже видит, что неустроенно, но не ругает никого, а просто ходит по городу пешком, хотя его и узнают, и пристают, и проходу не дают. И очень хвалит нашу неустроенную ярмарку на площади Куйбышева. Покупает там белые грибы. И отмечает, как хорошо, что водители наконец-то останавливаются перед пешеходами. Раньше этого не было. Находит поводы для оптимизма. Здоровается с людьми.

И если визит Матвиенко непонятен по смыслу, вызывает тоску и упадок сил, то приезд Васильева — это премьера в театре, очередные «Сезоны» и прививка нашему городу истинной культуры. Самара нуждается в ней гораздо больше, чем в очередном благоустройстве по маршруту проезда очередного начальника, прибывшего непонятно зачем. С Васильевым и поговорить интересней и проще. Наша беседа состоялась в кафе «Конфитюр», и это тоже повод для диалога о культуре. Но начали мы с нового французского президента.

— Вы гражданин Франции?

— И России.

— Вы голосовали за Олланда?

— У меня не было времени сходить.

— А если бы голосовали?

— Не отвечу вам, потому что мы не обязаны делиться своими политическими взглядами.

Я не хочу говорить на тему, которая меня мало волнует. Давайте следующий вопрос.

— Давайте тогда про Музей модерна. Как вы считаете, для той ситуации с особняком Курлиной, в которой мы находимся, какой должна быть концепция музея? Развлекательная, или все-таки нужно постараться, чтобы это был музей, который соответствует классическим представлениям?

— Я думаю, что развлекательная культура в России представлена очень широко – телевидением, эстрадой, кино… всевозможными автоматами, играми компьютерными. Я считаю, что в музее вообще не должно быть игровой составляющей, если только это не детская комната. Вообще не должно быть.

Во всех музеях Запада, где есть игровая составляющая, эта комната всегда пуста. Туда приходят родители, приводят детей, чтобы им было чем развлечься. Так же, как и во всех новых музеях, посвященных современному искусству. И они всегда пусты, наполнены только те, где выставляются исторические произведения искусства. Это я говорю по собственному опыту.

Поэтому в вашем музее должны быть только подлинные объекты. Иначе это не музей, а культурный центр. А культурный центр – это не нужная часть территории города, который сегодня действительно нуждается в культурной поддержке. Это можно сделать в холле любого отеля. Например, ваш чудный отель «Жигули», архитекторами сделан в стиле модерна, возьмите там и устраивайте культурный центр. Обратитесь туда. Там есть кафе, в ресторане, будет очень красиво.

— Александр Александрович, существует определенная дискуссия в нашей культурной общественности: с одной стороны, есть «прогрессисты», назовем их так, которые выступают за культурный центр, и есть те, кто настаивают на сохранении классической схемы, но проблема в том, что «классическая схема», она у нас не очень посещаема.

— Она никогда не будет посещаема, если у вас не будет рекламы и не будет интересных выставок. Когда прилетаешь в аэропорт Самары, нигде не написано, что здесь есть хоть один музей. Откуда людям узнать? Народ крайне неграмотный. Я хожу по улицам, и я расскажу о своих впечатлениях. На меня на каждой улице вешается по десять человек – какими судьбами? Несмотря на то, что 12 лет я провожу Поволжские сезоны и висят рекламы, несмотря на то, что было несколько постановок в оперном театре, что я привозил выставки в Художественный музей, несмотря на то, что я провел здесь около 25 публичных лекций, хорошо разрекламированных, несмотря на то, что у меня здесь родился папа и доска, посвященная ему, висит в центре города. Несмотря на то, что его выставки проходили во многих местах. Люди вообще не ассоциируют меня ни с чем, кроме программы «Модный приговор». Значит, к людям это не дошло. Даже когда я прохожу через рынок к театру, люди подходят и говорят: «О! Этот. Юдашкин!!! Он чё здесь делает?»

— А вы говорите, люди не знают!

— Люди точно не знают, что есть Музей модерна, и они точно не знают, что есть музей Курлиной. Рекламная кампания займет очень большую часть времени и, не факт, что после нее люди будут извещены. Единственная возможность – устанавливать баннеры о культурной жизни Самары в аэропорту, в зале прилета, чтобы на вас не нападали дикие таксисты. Такое впечатление, что вы в фильме «Бриллиантовая рука»: в Дубровку такси вызывали? – страшные упадочные лица. Не хочется никуда ехать, а идти тем более.

Конечно, реклама на вокзале. Если вы думаете, что живете в вашем небольшом постмодернистском обществе (а я думаю, вас не больше 12-15 человек) и уверены, что вы делаете погоду в городе – это не так.

Погоду в этом городе не делает никто, кроме, может быть, центрального ТВ, Первого канала, но тоже не для вас. Бабушки смотрят…

Это совершенно очевидно. Поэтому понадобится много усилий для того, чтобы люди просто узнали, что такое модерн – они даже не в курсе, что есть такой стиль. Мне задавали вопросы на сайте: «Это же выставка в стиле модерн. И какие-то старые вещи, а я поняла, что это что-то современное должно быть». Сейчас очень неграмотен народ в вопросах искусства и культуры. Поэтому ходить будут мало.

— Есть другой путь?

— Но тогда тут надо жвачку выдавать, игровые автоматы, Макдональдс, будет очень популярно. Но огромная работа должна быть проведена, чтобы оповестить людей, что есть музей. Для многих музей ассоциируется со школьными годами и пыльными скучными зданиями. Больше они там не были ни разу.

Большая работа – оповестить, что они есть. А сказать популистски – приходите, там будет музыка играть, cкоморохи ходить… Тоже неправильно, потому что они не будут ходить вечно… Вся ситуация в том, что реально это никому не нужно. Эти вещи обоснованы. Вы видите, в каком состоянии находится город. Объяснить простому человеку, почему огромные деньги потрачены на реставрацию этого особняка, а соседний с прекрасными балконами модерн, окнами и дверьми находится в диком упадке. Почему в один вложили, а другой готовы сломать?

— И ломают.

— Это объяснить просто невозможно.

— Тем не менее вы продолжаете этим заниматься.

— А это другое дело – неурожай не повод не сеять. Запомните это раз и навсегда. Сейчас неурожайные годы. Но смотрите, сколько в Самаре открылось кафе, 10 лет назад такого не было, мы все ходили в «Жили-были». Это уже признак городской культуры.

— Вы считаете, что эта городская культура, она проникла сюда достаточно?

— Нет, но постепенно будет проникать. Это длительный процесс. 50 лет потребуется на это. 70 лет правили страной большевики, 20 лет мы уже откатали, два поколения еще осталось. Не наши дети, не наши внуки – наши правнуки. Это ради них.

— А как же дети?

— Им не будет удачи, потому что дети, родившиеся сейчас, первое поколение, которое живет без голода. Все люди старше 40 лет голодали. Поэтому такие толстые. Люди, которые родились 20 лет назад, уже знали другое, хотя 90-е годы были очень тяжелыми.

Люди думали о самых необходимых процессах – горячая вода, отопление, теплые ботинки, покушать. А вы говорите — оперный театр, искусство модерна. Но на самом деле сейчас упадок – это страна воровства, бескультурья. И недалеких людей. Но это не повод не сеять.

— Когда же было хорошо?

— Расцвет был до 17 года, а потом медленный упадок – 20-е, 30-е, 40-е, потому что все великие композиторы: Пастернак, Шостакович, великие режиссеры — родились до революции.

— И они из очень хороших семей. Вы считаете, что эта деградация, постепенный спад, идут начиная с революционных лет?

— На мой взгляд, да.

— В таком случае революция 17 года чем была?

— Я не знаю. Это надо других спросить, но я думаю, что конечно, большим грехом и большой ошибкой. Я считаю, что Эволюция гораздо лучше, чем РЕволюция.

— Русская армия остановила бы Гитлера, если бы не было Сталина?

— Не остановила бы. Но! И Гитлера бы не было, если бы не появился большевизм. Красное зло против черного, никогда об этом не думали?

— Вы считаете, что фашизм и коммунизм это две стороны одной медали?

— Я думаю, что коммунизм гораздо хуже, чем фашизм. Я про фашизм ничего не знаю, просто фашизм был в Италии, Испании. У нас неправильная формулировка. Немцы были нацистами, а не фашистами. Они задели свою страну и ближние страны. Мы задели… Кубу, Китай, Корею, Азию, Африку, испортили стольким людям жизнь ради пустого пшика. Это невозможно. Вина коммунизма в мировом зле самая большая.

— Вы не боитесь, что коммунистическая идеология сейчас возрождается, просто в новой форме? Или людям нравится жить богато и спокойно?

— Я думаю, что не возродится, потому что у тех, кто у руля, большие владения за границей. Они заложники своей собственности. Мечта русского политика сегодня не Россия, а три королевства Европы: Монте-Карло, Монако, Великобритания. И еще Италия. Италия для летнего дома, Монте-Карло для виллы и яхты, Лондон для бизнес-квартиры и обучения детей. Их не интересует Россия как таковая. Они работают только на эти три точки. Ну, еще Швейцария.

— Вернемся к музею. Музей Модерна на большую посещаемость не претендует, остаются школьные экскурсии. Опять плодить эти воспоминания и стараться сделать их менее печальными?

— Да. Дело в том, что Самара не город туризма. Все музеи живут за счет туризма. Если вы вычлените приезжих и парижан в музее Орсей, сколько их будет? Пять процентов? Не забывайте — в этом музее мировые сокровища французской живописи. Вы чем будете их привлекать? У вас есть Моне, Ренуар? Ван Гог? Это главная составляющая этого музея. Кроме другой прекрасной живописи. Но надо об этом думать.

Выключите музыку (обращается к официанту. — И.С. ), у нас интервью… включите микроволновку, будет такой же эффект.

Кстати, выбор музыки тоже важный показатель культуры. Тот ритм, который они поставили, запрещен в местах питания. В таких заведениях должна быть исключительно плавная музыка для переваривания пищи и долгого пребывания, для того чтобы люди постоянно заказывали и больше сидели. Это хорошо для ночного клуба или прачечных самообслуживания. Эта музыка выгоняет людей.

— Мы им не нравимся.

— И такой же случай был в антикварном магазине на Куйбышева. Там играло что-то вроде «Аббы», и я им сделал замечание. Я сделал им замечание, они включили оперу, и они очень изменились, они сказали: знаете, у нас в октябре повысились продажи. Люди приходят и не уходят. Приятно для уха. Торговый элементарный прием. Я сюда больше не приду, например. Им все равно. Но я никому и не порекомендую это место.

Бросается в глаза нелюбовь к городу. Очень много самаритян, которые здесь живут, не любят город и думают о том, как уехать.

— Здесь же грязно. Все поломано, изгажено.

— Возьмите метелочку и подметите. У вас немытые окна – помойте, на балконе помойка – разберите. Я недавно купил квартиру в доме 1912 года на очень красивом немецком курорте, который теперь называется Зеленоград.

И моя улица называется теперь Московская, а раньше называлась Гогенцоллерн-штрассе. Это квартира в стиле модерн. Там была очень красивая дверь в стиле модерн, и соседи решили поменять ее на железную, я лег костьми: только через мой труп.

И я заплатил за отпаривание ее. Мы дошли до древесины, зашпаклевали, покрасили, и город ходит смотреть на это чудо, говорят: это дверь, где Васильев живет. И я также починил крышу на свои деньги. Некоторые говорят: я не могу починить, нет денег. Я говорю: заработайте! — Мы не можем. – Подумайте как.

Я тоже не родился с серебряной ложкой во рту. У меня были очень талантливые родители, но я уехал во Францию 30 лет назад, и у меня не было ни франка денег. Очень тяжело. Поэтому я не боюсь работы и не боюсь платить за то, чтобы люди радовались. Я отремонтировал окна, веранду и теперь планирую ремонтировать фасад. Не из чванства, а потому что нашел старинную фотографию той раскраски модерна, которая существовала, и хочу привести его в красивый подлинный вид.