Зима в квартирах. Глава 9

Люся

— Зоя, — сказала Люся старшей дочери. Дочь смотрела фильм, приблизив длинный фамильный нос к монитору. Зрение у дочери тоже было фамильно ослабленным.

— Что, — ответила дочь без интереса.

— Зоя, я сейчас ухожу. Ну, минут через  сорок. А ты пропылесось, пожалуйста, и чтобы во всех комнатах. И накорми кота.

— Пусть твой сын пропылесосит, — Зоя  прибавила звук, — я сегодня мусор выносила. И вообще, у меня много уроков. Видишь, я занимаюсь!

— Вижу, — ответила Люся. Закрыла дверь в дочерину комнату. На воспитательные моменты настроения не было. Люся волновалась, очень волновалась. На свидания она не ходила давно. И на «не свидания», как сказал Петр, тоже. Вообще, из всех мест в городе Люся ходила только на работу, в магазины и домой. С тех пор, как ее муж объявил себя эмоциональным банкротом (три года) и переехал в соседнюю комнату, она перестала посещать в его компании общих приятелей, а личные подруги приходили в гости сами. Подруги однообразно говорили Люсе: тупишь дома, хорош тупить дома, ты опять тупишь дома?

— Слово года, — недовольно отметила Люся вслух. Кот посмотрел на нее  удивленно. Это был обыкновенный кот. Люся усыновила его пару лет назад, кот приблудился откуда-то и орал в подъезде. Он выглядел уже взрослым, породы не имел, но на физиономию был хорош и уютно полосат. Сначала все собирались его как-то назвать, а потом – забыли.  Он отзывался на любое имя. Предпочитал женские.

За дверью в мужниной комнате было тихо. Скорее всего, он вообще отсутствовал. Отправился на рыбалку. Или – наносить визиты. Муж иногда навещал с разноплановыми целями свою коллегу по службе.  Люся утверждала, что коллега напоминает козу. «Это с твоей точки зрения, — отвечал муж, — а вот с ее точки зрения, она совершенно на козу не похожа».

Их отношения не были плохими. Люся готовила, муж решал сантехнические вопросы,  они обсуждали события дня и могли даже выпить, например, вина.  Иногда заглядывала коллега по службе (Коза), с инспекцией. Она составляла свое мнение о ситуации в целом, соглашалась на чашку чая. К чаю она неизменно добавляла выуженные из сумки бисквитные пирожные в розовой глазури, съедала два. Коза не была подлой разлучницей, как-то она помогла Люсе в окрашивании волос – наносила краску сзади и за ушами. Вот эти самые места за ушами всегда страдают от недостатка краски. «Мне кажется, — сказала она, чиркая старой зубной щеткой по Люсиной голове, — я от твоего мужа ничего не добьюсь…» «Не знаю, — оптимистично ответила Люся, — попробовать-то можно». «Да я уж второй год пробую!» — вскричала Коза.

С козой Козу роднили широко посаженные глаза, чуть навыкате и общая трепетность в движениях. Люся на всякий случай постучала в комнату мужа. Ответа не было. Вспомнила, что не видела его со вчерашнего утра. Или с позавчерашнего? Обругала себя за невнимательность и спросила дочь:

— Зоя, а где папа?

— Мам, ты что? – дочь нажала на «паузу» и неодобрительно цокнула языком, — совсем? Папа в Челябинске.

— Да? – удивилась Люся, — а что он там делает?

— Не знаю, — Зоя посмотрела в темное окно, — агрегат запускает. Что ли. Или наоборот.

— Что наоборот.

— Останавливает. Агрегат.

— Ага, — Люся кивнула, — вот теперь вопросов нет. Останавливает агрегат.

Дочь засмеялась и возобновила просмотр. На экране ходили  в хорошем темпе молодые люди.

Смс-кой пискнул телефон. Люся нетерпеливо открыла сообщение. «Скидка 30% на горнолыжные и сноубордические костюмы», — написал ей спортивный магазин. Кот потерся плечом о ее лодыжку.

— Сейчас, — пообещала Люся, — накормлю. Имей терпение.

— Мама, — строго сказала дочь, выглядывая из комнаты головой и частью плеча, — а куда ты вообще собралась. Вообще-то вечер. Вообще-то, матери по вечерам сидят дома со своими детьми. Они готовят им различные блюда, читают вслух произведения классических авторов.

— Зоя, ты бессовестная. Я приготовила вам различных блюд. Произведения классических авторов ты способна прочитать сама.

— А твой сын?

— И твой брат способен прочитать сам. Он сдавал в школе дошкольника тест на скорость чтения.

— Все эти тесты – полная лажа! – вскричала дочь, — ты безответственная мать. Детей надо принуждать к чтению.

Люся замахала руками, дочерина голова втянулась обратно вместе с плечами. Люся выдохнула и протянула руку за косметичкой. Что-то надо было сделать с лицом.

«Для начала, наложить тональную основу», — сказала Люся голосом сетевого продавца косметики «Avon». Тональной основы в косметичке не обнаружилось. Нет, конечно, Люся не выходила на работу и в магазины без скромного макияжа, но обычно он ограничивался приглаживанием бровей.

— Какой-то ад! – сказала она опять вслух. Кот пугливо прижал уши и вышел вон, забыв о заслуженном ужине. Люся поднялась на цыпочки и прокралась в ванную. Там на синих веревках повисли простыни, а на полке близ раковины покоилась косметическая коллекция дочери. Дочь не любила, когда кто-то вторгался в коллекционные недра, но надо же было раздобыть тональную основу.

Люся плотно прикрыла дверь, для верности защелкнула замок. Посмотрела на себя в зеркало.

— Ничего страшного, — успокоила испуганное отражение, — мы сейчас все это загримируем, как следует.

— Мама, — постучала в дверь дочь, —  мама, выйди, пожалуйста.

— Ну что.

— Выйди.

— Это так срочно?

— Да! Да! – дочь явно приплясывала на месте от нетерпения. Люся вышла, стыдливо прикрывая ладонью недоделанный глаз.

— Мама, — лицо дочери стало торжественным, — время расставляет все на свои места.

Люся слушала. Откуда-то пришел сын, мрачно волоча за собой гигантский автомат, скомпанованный из кубиков ЛЕГО.

— И вот я сделала свой выбор! – голос дочери взметнулся, — я поняла, какую собаку по-настоящему хочу. Далматинца!

— Сто одного? — машинально спросила Люся.

— Хватит шуток! – дочь обиделась и ушла. Сын последовал за ней. Обронил автомат. Он рассыпался на миллионы пластмассовых частей. Вернулся, недовольно поднял некоторые. Люся горестно обратилась к зеркалу вновь. Морщины под правым глазом напоминали развитую корневую систему какого-нибудь растения. Под левым – тоже. Жесткие от краски волосы горбились надо лбом странноватой челкой. Верхнюю губу Люся порезала сегодня, слизывая излишки масла с банки шпрот. Ранка выглядела неприятно и казалась чем-то другим. Не ранкой от вспоротой консервной банки.

— Уродка, — сказала себе Люся спокойно и добавила для дочери, — смотри за братом! Если что, сразу звони!

— О да, — отвечала дочь.

Люся не была, конечно, совсем уж уродливой. Петр тоже обратил на это внимание. Он опоздал на несколько минут. Примерно на десять, и Люся притоптывала на месте, напевая про себя бодрую русифицированную «макарену»: Чао, мучачос кокодрила-гамадрила, аста маньяна макароны и текила…».

— Черт, — поздоровался Петр, — простите меня. Я с охранником на парковке ругался.

— Зачем, — скупо улыбнулась Люся холодными губами.

— Ну а как с ним не поругаться, — пожаловался Петр, — если он такой идиот.

— Идиот? –переспросила Люся.

— Абсолютный, — кивнул Петр, —  но бог с ним.  Это и есть ваши недостаточно итальянские сапоги?

Люся посмотрела на свою ногу в соломенно-желтом ботинке, напоминающем обувь американского солдата.

— Ну, в общем да, — ответила она, а Петр засмеялся. Они сделали маленькие шаги по направлению друг к другу. Реальные шаги, по расчищенной тротуарной плитке, а не в смысле душевных порывов.

— Пойдемте, — Петр толкнул от себя массивную дверь из стекла. Стекло было украшено витражом – панорама какого-то города, небоскребы в профиль, дуги мостов, обязательная река, деревья отсутствуют.

— Добрый вечер, — сказал охранник, склонив голову. У него было две макушки.

— Привет, — сказал Петр.

— Здравствуйте, — сказала Люся, снимая пальто. Петр принял его и сдал в гардероб. Гардеробщик, милый парень, весело сказал:

— За потерянный номерок – штраф пятьсот рублей.

— Пошути еще, — ответил Петр.

— С vip-клиентов – тысяча, — продолжил милый парень, — а с особых – две.

Петр щелкнул его по носу.

«Однако», — подумала Люся. И принялась рассматривать клуб. Это было большое помещение, в центре островом размещалась барная стойка с непременными табуретами. Табуреты выглядели неприступно и сияли никелированными частями. В данный момент они пустовали. Несколько красивых девушек с длинными прямыми волосами разговаривали с барменами. Барменов было четверо. Один действительно крутил в руках шейкер. Звучала громкая музыка. Наикрасивейшая девушка низко рассмеялась и подошла к Петру.

— Рада видеть, — сообщила она доверительно, — как ты?

— Все в порядке, — ответил Петр, — сессию сдала?

Девушка пожала плечами:

— Давно уже. Ты же знаешь, там папа рулит…

— Знаю папу, — кивнул Петр и тронул Люся за локоть. Девушка осмотрела Люсю со всем вниманием. Красиво приподняла бровь. Люся с трудом отвела взгляд от ее лица. Переместила взгляд в сторону.

В правой части располагались круглые столики, мягкие на вид диваны. Левее – кресла-мешки, что-то еще на полу, подушки?

Небольшой подиум, рядом – длинный стол с аппаратурой, ди-джейское рабочее место, догадалась Люся. Потолок зеркальный. Стены фрагментами – тоже зеркальные. Люся выпрямила спину и одернула майку.

— Что будем пить, — спросил Петр.

— Джин с тоником, — сказала Люся. Диванчик оказался мягким и не кожаным. Почему-то это ее обрадовало. Джин с тоником приятно пах можжевельником. Крупно нарубленный лед хрустел на зубах. Люся от волнения сгрызла кусок. Петр спросил с интересом:

— Может быть, принесу отдельно?

— Что?

— Льда.

— Не надо, — Люся независимо посмотрела по сторонам.

К ним приближались две дамы. Одна в плотных колготках в белый горох и черном пиджаке с поясом. На голове – небольшая шляпка. Вторая в кожаных брюках и кружевном лифчике, надетом сверху белой рубашки, вокруг головы – коса.

— Петруша, — нежно протянула гороховая, — какая встреча. Я бы выпила пинаколады.

— А я водки, — добавила носительница косы, — двойную, только не бери русский стандарт, от него сохнет во рту.

— И познакомь нас с девушкой, — гороховая чуть присела на слове «девушка», давая понять, что никто тут никакая не девушка.

— Знакомьтесь, — Петр улыбнулся, — Люся. Люся, это Даша и Уля.

— Я — Даша, — кивнула носительница косы.

— Ха-ха, — рассмеялась почему-то Уля, передернув плечами. Дамы расположились напротив Люси.

— Сегодня массаж лица брала, испанский, — поделилась Уля, осторожно обрисовывая пальцами контуры своего подбородка. – Что-то волшебное! Сорок минут, прекрасный мастер, я просто ощущала, как нормализуется лимфодренаж…

Люся одним глотком допила коктейль.

— Уверяю тебя, — продолжала Уля, — эффект – потрясающий! Ну вот, полюбуйся! По-твоему, такое лицо не стоит затраченных средств?

Она покрутила головой. Даша ответила с полуулыбкой:

— Ну, у меня-то пока нет таких проблем…

Уля собралась было возразить, но тут вернулся Петр с коктейлями. Для их переноса он использовал плоскую тарелку.

— Прошу извинить, дамы, — он посмотрел на часы, — у нас с Люсей серьезный разговор…

— Ах. Простите! – глумливо извинилась Уля. Она осталась сидеть. Даже положила для верности одну гороховую ногу на другую. Даша встала и отошла в сторону кресел-мешков. Ее настигла женщина монументальных размеров. Прозрачное платье чудом не лопалось на ее массивных боках. Она обняла Дашу и немного приподняла ее над полом. Даша хохотала, дергала ногами, свет вокруг поблек, музыка сделалась громче.

— Уля? – повторил Петр.

— Ухожу, ухожу, — она неторопливо отпивала коктейль, — приятной беседы. Точнее, серьезного разговора. Петруша, так как насчет нашей договоренности насчет эдельвейсов? Я позвоню тебе завтра?

— Конечно.

— Тогда пока. Увидимся. И еще, если встретишь сегодня Бориску, передай ему большой привет.

— Обязательно.

— Удивительный он все-таки хам! – Уля подергала себя за нитку жемчуга на шее, подождала интереса со стороны Петра, не дождалась и энергично направилась в направлении бара.

— Ну, наконец-то, — Петр посмотрел на Люсю, — деловые знакомые, знаете ли. Бывают очень утомительны.

— Конечно, — Люся кивнула, — не без этого.

— Кстати, — Петр подвинул Люсе небольшой стакан с чем-то алкогольным и двухцветным, — раз уж мы говорим о делах. Вы вот чем занимаетесь, к примеру? Признавайтесь.

— Учитель химии, — призналась Люся, — чаще меня называют «химичка».

— Химичка, — повторил Петр, — неожиданно. В школе?

— В медицинском колледже.

— Преподаете медсестрам?

— И медбратьям.

— И много таких? Белых братьев?

— Достаточно, — Люся подвигала плечом, — особенно среди зубных техников.

Петр помолчал. Вынул из кармана мобильный телефон, положил обратно.

— Попробуйте кайпиринью. Тут много льда.

Кивнул на небольшой стакан.

— А что это, — спросила Люся, — за штука?

— Коктейль из кашасы с лаймом, льдом и тростниковым сахаром. Своеобразный напиток. Мне помогает при кашле.

— Я не кашляла, — заметила Люся.

— А я – кашлял, — упрямо повторил Петр, — страшно кашлял. Кашаса меня выручила. Старая добрая кашаса… В Рио-де-Жанейро ее приготавливают прямо на улицах…

— Кашаса?

— Бразильская водка. Из сахарного тростника. «Белое золото» Бразилии… Вам, как «химичке», это должно было быть известно.

— Да вот как-то упустила.

— Главное в жизни – вовремя спохватиться.

Петр приветливо приподнял стакан. Люся смело отпила из своего.

— И как, — Петр посмотрел с заботой.

— Даже пожалела, что не кашляю, — Люся промокнула губы бумажной многослойной салфеткой в полоску, — превосходное, видимо, средство.

Она не очень понимала, как себя сейчас чувствует.

— Петруша, — гороховая Уля появилась снова, в руках она держала небольшой термос в форме фугасного снаряда, шляпа съехала на бок, — Петру-у-уша, ты преступно невнимателен сегодня!

Уля немного пошатывалась. Для равновесия переступала ногами. Люся обратила внимание, что на ней вовсе не зимняя обувь, а босоножки. Атласные ленты перекрещивались на щиколотках и увязывались роскошными бантами. Уля наклонилась и схватила Петров стакан с бразильской водкой, термос при этом выпал и откатился вдаль. Уля наплевательски взмахнула свободной рукой, стакан осушила залпом, на дне остался коричневый подтаявший сахар. Облизала губы, ничуть не потерявшие алого цвета.

«Татуаж», — подумала Люся.

— Зина, — обратилась к ней Уля, — Зиночка, вы просто монополизировали нашего Петрушу. Так нельзя…

— Люся, — поправил Петр, — Лю-ся.

— Э, нет, — Уля лукаво рассмеялась, — не обманешь… Какая еще Лю-ся… Меня зовут – Ульяна Леонидовна…

Подобрала неожиданный термос и ушла, не исправив положения шляпы. Через пару шагов оглянулась и прокричала пронзительно:

— Я сокол! Я сокол! Перехожу на прием!

Петр не прокомментировал.

— Зина, — произнесла Люся.

— Не обращайте внимания, — Петр чуть нахмурился, — она безобидная. Просто очень несчастная. Разновидность наиболее глубоко несчастных женщин.

— Да, — Люся кивнула, — несчастная, это заметно. Сразу бросается в глаза.

Петр потрогал ее за браслет на руке. Провел пальцем по выпуклому орнаменту. Это был в меру широкий серебряный браслет, его Люсе подарил когда-то муж, теперешний сосед. Он был не особенный мастер выбирать и преподносить подарки, просто поймал как-то за плечо в суете утренних сборов, с силой надел колесо браслета. Браслет оказался велик, его можно было носить только выше локтя. Люся внезапно разозлилась, сжала плотно кулак, на качественный маникюр времени не хватило. И вообще. Что она тут делает? Домой, к коту без имени, детям и безмолвной комнате мужа, теперешнего соседа. У нее никогда не будет босоножек с атласными бантами, испанского массажа лица и договоренности насчет эдельвейсов.

— Ну и пожалуйста, — агрессивно и непонятно обратилась она к Петру, — ну и ладно!

— Простите, — отозвался Петр, — я не расслышал.

— А слушать-то и нечего, — сердилась Люся.  — У одноклассницы моей дочери мама работает — надзирательнецей в тюрьме, например. Так вот как-то она крикнула из окна во двор девочкам: «Будете уё…ми, устрою вам экскурсию на работу и покажу, как п… чистят».

— Ну, что же, — сказал Петр. Он не выглядел удивленным.

Музыка стала еще громче. Незваный официант поставил на стол еще две кайпириньи. Люся покачала головой и встала.

— Я вас провожу, — сказал Петр, — не волнуйтесь. Хотите уйти?

— Да.

Игорь

Зачем я притащился сюда, совершенно необъяснимое поведение, настолько нелепый поступок, что я сижу и смеюсь. Прикрываю рот ладонью, и смеюсь в ладонь, она становится мокрой от дыхания и капель слюны, и вот уже требуется эту мокрую ладонь вытереть. Я оборачиваюсь. Никто не обращает внимания – пусть этот придурок хоть сдохнет здесь, забив себе горло фосфоресцирующими трубочками для коктейля. Или пусть вытирает руки о штаны. Высокая женщина с напряженным пьяным лицом падает рядом со мной. Роняет на стол черную шляпу. Непосредственно на мой стакан с колой роняет, стакан опрокидывается, кола грязными потоками истекает, кубики льда остаются. Женщина наклоняется к столу и пробует на вкус расплескавшуюся жидкость. Я немедленно встаю, и, задевая ее острые колени, ожидающие иного, шагаю прочь, и даже говорю кому-то, попавшемуся навстречу: прочь.

Никто не обращает внимания. И я иду, какие-то повороты, и даже музыки почти не слышу, а она точно есть, музыка – это же клуб, и на танцполе двигаются девушки, взмахивают волосами. Они ведь не стали бы танцевать без музыки? «Они ведь не стали бы танцевать без музыки?», — спрашиваю я, кажется.

Никто не обращает внимания, последние два поворота оказываются самыми трудными в плане напольного покрытия – мрамор? Нечто светлое, скользкое, не может же это быть льдом? «Это не может же быть льдом?», — спрашиваю я, кажется.

«Лед-9», как у Воннегута. Упираюсь в дверь. Темно-коричневая дверь, украшенная расположенными через равные промежутки стальными вставками. Стальная ручка, похожая на неспелую грушу. Нажимаю на грушу. Перед глазами возникает огромное зеркало, перед ним суетятся женщины, они ставят ноги на мягкие скамейки и подтягивают чулки, они приподнимают платья и смачивают подолы водой с изнанки, они выхватывают друг у друга бумажные салфетки и кладут их на лица, покрывая лица ото лба до подбородка. «Это же не может быть женским туалетом?», — спрашиваю я, кажется.

Раздается визг. Темно-коричневая дверь захлопывается. Ручка, похожая на неспелую грушу, дергается несколько раз и застывает. И тут я не выдерживаю и звоню Тине, отчего-то не отрывая взгляд от идиотской ручки. Тина не отвечает, как и пятнадцать предыдущих раз, ручка выходит из состояния покоя, медленно движется вниз.

Соня

По возвращении домой пребываю в нереально хорошем и даже феерическом расположении духа, это совершенно необъяснимо. Услышала на днях, что жители моего  города не улыбаются на улицах, а в ответ на улыбку встречного прохожего кривят рот, и могут даже сплюнуть презрительно. Возразила уверенно: это не так, я же знаю.

Изо всех сил ловлю и удерживаю ускользающую эйфорию, хватаю обеими руками, прижимаю к животу и груди. Схватить, зафиксировать, повалиться на кровать и валяться так какое-то время, наслаждаясь. Стараться запомнить, как это. Потом отпустить все-таки. Лежать, ощущая пусто-пусто, ни о чем не думать.

Надеяться, что скоро на этом месте возникнет что-то новое, идея, тоска, приключение, злость, смех, уныние, восторг, отвращение, влюбленность. Дело, беспокойство, платочек с мережкой, пирог с вишнями, кожаная шляпка, кружевной шарф, сиреневые перчатки.

Алла Юрьевна смотрит на меня с одобрением. Она не спрашивает, как я съездила в Иркутск, и я ей благодарна.

Художник: Holly Clifton-Brown