Объяснить, почему к украшению подъезда соседи решили приступить настолько заранее, я не могу. Разве что констатировать факт: ровно 8 ноября ко мне в дверь постучала главная из соседок и сказала, чтобы я поднялась на площадку четвертого этажа для обсуждения элементов декора. Звучало это довольно забавно, учитывая, например, частично выжженный потолок – ну, знаете, горящие спички кидают вверх и бурно радуются какое-то время.
Как-то давно, занимаясь поисками подходящего жилища, я обошла множество коммунальных квартир. Одна запомнилась мне надолго. Метраж она имела невероятный, какие-то сто двадцать семь метров плюс тридцатиметровая лоджия, в объявлении лоджия позиционировалась зимним садом. Располагалось вся эта роскошь в пятидесяти шагах от драматического театра (хороший район, и центр, и набережная, и вообще). Стоимость назначалась в пределах. Я пошла. Риэлтор сильно опаздывал, слякотный октябрь не давал возможности спокойно поджидать его часами, я испросила разрешения зайти в квартиру – замерзла. Квартира была обитаема, и дверь мне открыли охотно.
Разумеется, разумеется, я никогда не обращала внимания на какие-то мелочи типа наличия ремонта или даже окон или даже газовых коммуникаций – главное правило соискателя жилья. И в тот раз я просто окинула взглядом разобранный пол, виднелись бревна перекрытий и какая-то историческая пакля. Коридор был огромен. Шириной примерно метра три, а длиной – у меня туго с глазомером, но не менее десяти. По обеим сторонам мгновенно начали открываться двери и оттуда выходили люди, их было много. Много людей: худая девушка с двумя младенцами на руках, высокая старуха в лисьей шубе, четверо приметных мужчин кавказской национальности при дорогих ботинках, пьяный слесарь, девочки школьного возраста с накрашенными губами, красивые мальчики в нижнем белье держали саксофон.
Рыдать захотелось уже в комнате худой девушки. Это была миниатюрная комната, выгороженная из чего-то в свое время, там густо пахло мочой, и едва умещались детские кроватки. Стола не было, стульев никаких, стояла швейная машинка. Девушка кивнула на нее: вот, решила шторки пошить, из кусков простыней, чтобы уютно. Над машинкой висели картонки из колготочных упаковок – ну, девушки надевают колготки.
Следующая комната была кавказская, стены там еще совсем недавно (или давно?) были окрашены масляной краской, но для необходимой роскоши теперь оклеились обоями. Такие помпезные обои, темный пурпур с золотом и тп, но бумага отказывалась сцепляться, как следует, с простецкой краской. На стыках и просто так обои отставали, пузырились, их поддевали пальцами и расслаивали на нежные тонкие завитки. Такими кудрями был украшен весь периметр, главный из мужчин сказал: пасматри, как живем! Профиль его выглядел классически. Я мелко закивала и соврала, что срочно должна отлучиться для совершения телефонного звонка.
Нет, сказали красивые мальчики с саксофоном. А как же мы? В их комнате было веселее, простой голый пол и ярко-зеленые стены, лежали грудой пестрые костюмы и еще музыкальные инструменты. Окно было наполовину забито листами фанеры, на подоконнике стояли кактусы. Штук тридцать горшочков, такие милые. Один пышно и нелепо цвел, совершенно нецветочного вида цветок – ядовито-желтый в полоску.
Старуха в лисьей шубе надменно сказала: у меня не прибрано, милая. Не ожидала гостей. Но дверь распахнула, давая возможность разглядеть огромное помещение без всяких перегородок, застеленное коврами. Это были разные ковры, куски коммерческих напольных покрытий, большие паласы «три на четыре», полосатые дорожки, полу-шкуры странных пушных зверей, что-то еще. Пыль серыми клубками перекатывалась вольно от небольшого сквозняка.
Квартира могла быть совсем неплоха. Но я испуганно сбежала, не дожидаясь демонстрации санузла, кухни, подсобных помещений и зимнего сада.
Все это я зачем-то вспоминаю, поговорив с мастеровитыми соседками про Рождество и новый год утром восьмого ноября под бедным потолком нашего подъезда. Напряженно думаю. Решаю, что вежливо будет как-то выразить свое удовольствие новым проектом. Говорю:
— Какие вы, девочки, придумщицы! Хотите, я найду парочку этих золотистых штуковин? Типа дождя. Для красоты.
Соседки отвечают:
— Пока не надо, разве что искусственный снег. У тебя есть?
— Нет.
— Жаль, без искусственного снега нам труба.
— В каком смысле?
— Ну, вообще смысл теряется. Мы хотели в корзиночки его разложить, искусственный снег, и расставить по подъезду, для новогоднего настроения. А вот здесь мы хотим обустроить вертеп. Нет, не здесь, а вот тут. У тебя есть фигурки волхвов?
— Нет.
— А младенца Иисуса?
— Э. Ну, на одной иконе есть.
— Ну, он там один?
— Нет, с матерью. Это Казанской божьей матери икона.
— Пойдет, наверное. Сразу двое. Так даже лучше. Ты не помнишь, что там еще должно быть? В вертепе.
— Ангелы вроде бы. Животные еще.
— Какие животные.
— Домашние животные. Козы. Овцы.
— У тебя есть? Чтобы маленькие домашние животные.
— У дочери была милая такая овечка. По-моему.
— Все тащи. И козу найди! Чтобы к концу недели уже было. А елочного дождя не надо. От него у кошек – рвота.
И я всё это пообещала сделать и ушла искать козу. Дома же села за стол и прямо вот страшно захотела как-то ситуацию прокомментировать. Что-то такое сказать. Только что?
То ли, что честная бедность достойнее замаскированной картонками от чулок, то ли — что масскультура становится нашим образом жизни, даже если мы не подозреваем о ее существовании.
