Проведя финальные выходные весны на дачах и пляжах, самарцы в первый день лета отправились по привычным рабочим маршрутам, и с некоторым недоумением выяснили, что стоимость проезда увеличилась на три рубля. Как эту новость встретили горожане, корреспонденты «Новой» наблюдали в общественном транспорте.
— Двадцать три рубля проезд, двадцать три! – монотонно повторял на каждой остановке водитель 89 «маршрутки»
— А в глаз ?– весело отреагировал на это замечание один из пассажиров.
— Если ты такой смелый, иди и дай в глаз тому, кто страну до таких цен довел. А мне – добавь три рубля, — все так же монотонно отозвался водитель стремительной «Газели»
— Смотри, мне на работу, мужу на работу, сыну на тренировки – это дополнительные 18 рублей в день – жаловалась в телефонную трубку красивая дама в розовом платье, — а это 180 рублей за десть дней. А дальше — я считать даже боюсь! Но много получается, очень много!
— А вы скажите спасибо американцам, которых вы облизывали. Вот и получайте теперь от друзей-иуд, -решительно бросила в толпу пассажиров девушка лет 25, — и уткнулась в Айфон, очевидно в поисках новых планов Барка Обамы по ухудшению жизни в конкретном городе Самара.
— Да что там, не захотели украинцы жить по-человечески, а мы страдаем – то ли опроверг, то ли поддержал решительную девушку мужчина средних лет.
— Я что тебе сам цены устанавливаю? Мне начальство сказала – брать по двадцать три, я беру по двадцать три, -отбивался водитель от очередного пассажира, — ты думаешь, мне удобно с это мелочью возиться? За дорогой на которой один идиоты – следи, остановки — не пропусти, сдачу отдай! Я тебе что краб? – неожиданно потерял терпение водитель «Газели»
— Осьминог, — робко поправила его девушка в белом, расписанном нежными голубыми цветами платье. И после недолго паузы добавила, — это у него много конечностей, а не у краба.
— Ну, осьминог, — легко согласился водитель, — что в глобальном смысле – один хрен. Женщина, еще три рубля передаем! Проезд подорожал!
И горожане передавали дополнительные три рубля, качали головой, цокали языками и подсчитывали потери. Сетовали на рост цен, пробки, жару; пожилой мужчина жаловался на невестку; молодая женщина – на начальника, который пролез на свое место по блату и теперь в отделе чистый ад; женщина лет 35-ти жаловалась на сына, который отказался ехать в лагерь и теперь целыми днями будет сидеть за компьютером; пенсионерка жаловалась на давление и духоту. Кондуктор троллейбуса, следующего по четвертому маршруту, жаловалась на повышения цен на проезд:
-Вот скажите, это я что — ли цены подняла? Нет, не я. А на кого весь негатив? На меня, конечно! Как будто мне эти три рубля нужны! Да у меня план подняли, а зарплату — даже не обещали, мне теперь и сдачу сдавать стало сложнее, и лишнюю мелочь в сумке таскать! А сколько эта сумка под конец смены весит? А теперь сколько будет весить? Вот то-то же! Уж если понимать цены, то до 25 рублей! Мне и считать легче будет, и носить не так тяжело! Правильно я говорю?
Безучастная пассажирка, к которой кондуктор обращалась со своей пламенной речью, идеи как-то не поддержала. Но и опровергать не стала, задумчиво глядя в окно. Возможно ей, безучастной пассажирке, сейчас большей всего хотелось быть не в душном троллейбусе, а где-то в другом месте. На даче, например, среди пионов, которые только начали зацветать, в маленькой беседке, где можно пить чай с вареньем и не думать ни о каких ценах на проезд.
