Каждый год ранней весной я иду, проваливаясь сапогами в песок, по городскому пляжу еще с примесями снега и льдин, потом устраиваюсь на корточках и фотографирую эти деревья. Серебристые тополя, их еще смешно называют «пухонесущие». Фотография потом стоит заставкой на моем телефоне, и каждый раз, разблокировав экран, я думаю в духе «хорошо-то как, господи», и вот именно в данном случае это не стёб. Желтый холодный песок, синяя ледяная вода, большие деревья топорщат голые ветки. Осколки пивных бутылок блестят. Поднимаюсь с пляжа, по песку лениво шляются упитанные голуби, и никаких чаек. Волны набегают на голубей. О, Волга! Однако о любви к родине надо говорить аккуратно. И лучше начинать издалека.
В пионерском детстве чуть не самой страшной представлялась мысль родиться где-то вне СССР. О, ужас, в Америке, где этот их президент хочет атомной войны и ядерной зимы! В Америке, где каждые пятнадцать минут насилуют женщин, царит безработица и сенаторы поливают урожай картофеля синей ядовитой краской, чтобы взвинтить цены.
Сейчас вполне представляю себя рожденной в Соединенных Штатах. Там много городов, можно жить в Лос-Анджелесе или Нью-Йорке, но Нью-Йорк слишком шикарен, для меня и Москва слишком шикарна. Я бы прекрасно жила в мелком городке, в собственном доме, чтобы собака, пара детей, муж и роман с соседом. Потом с другим соседом — так принято. И я бы устраивала своей дочери праздник первой менструации, как это сделали когда-то и мне. И писала бы свои романы по-английски, и помешалась бы на экологически чистой еде, и заменила бы все свои зубы на зубы получше.
Или родилась бы в Италии, истовой католичкой. Вышла замуж девственницей, с венком из флёрдоранжа на гладко причесанной голове. Вела бы дом на широкую ногу – постоянно живут ближайшие родственники, какие-то гости, невероятное количество детей, племянников. Семейный бизнес – лимоны, оливковое масло, вино. Была бы ожидаемо темпераментной, о, как я заламывала бы руки, в отчаянии выкрикивая слова любви и проклятий. Возносила молитвы, хваталась за нож, душила в объятьях или вдруг отдавала бы всю наличность милому бродяге с глазами голубыми, как небо, допустим, над Сицилией.
Родиться в Германии неплохо. Это дисциплинирует. Пожалуй, я бы пошла на государственную службу. Работала в иммиграционном бюро. Опрашивала несчастный люд через замурзанного переводчика: с какой целью вы прибыли в Германию? Надменно сожалела, что никто не разглядит за невозмутимым выражением бледного лица Великую Немецкую Душу.
В Японии прекрасно появиться на свет. Азиатские женские лица прекрасны. Я была бы японской школьницей с этими их клетчатыми юбками и ногами в брутальных ботинках. Стала бы где-то ответственно работать, в крупной корпорации, следовать канонам офисных правил и так далее. Отказывалась брать отпуск. Не одобряла гайдзинов. Пела в караоке. Пила местные напитки. Гордилась гомогенностью нации. Детей бы не завела – а хрен вам васаби!
Или пусть в Индии! Для чистоты эксперимента. В беднейшем квартале. Потомком каких-нибудь чистильщиков улиц. Жила бы в картонной коробке. Ела дикорастущие семена горчицы. Зарабатывала на жизнь тяжелым физическим трудом, играла в командную игру «кабадди», а после смерти меня бы сожгли наполовину и отпустили бы в священную реку Ганг.
И это было бы так логично.
Но что сделать с тем, что я родилась в разгар СССР, и даже Брежнева еще не похоронили. Я посещала детский сад и шла приставным русским шагом в паре. Мы пели хором «Дремлет притихший северный город», а потом учились аккуратно раскрашивать красные шары. С портрета в библиотеке на меня смотрела Н.К. Крупская – седая, чуть растрепанная, в глухом платье, с испуганным взглядом. Она хотела, чтобы я жила, училась и боролась, как завещал великий Ленин, и всегда выполняла законы пионеров Советского Союза. С тех пор прошло достаточно времени. Помимо Брежнева похоронили много кого. Иные утверждают, что и демократию тоже.
О любви к родине нужно говорить аккуратно: вас не поймут. Вы называете родиной, это проклятое убежище преступного тандема? Кругом жулики, воры. Мы, одинокие и непонятые, окружены сволочью, стоим по колено в дерьме. Выбираться из дерьма бесполезно на этой вашей родине, потому что и сухого места нет, чтобы ногу вынуть. И так далее.
И так далее, и поэтому лучше любите родину про себя, прячьте в паспорте, таскайте на заставках мобильников, национальным доменом верхнего уровня, точка ру. В конце концов, это ваша личная родина, ваши жирные голуби, холодный песок, ледяная вода, пивные бутылки тоже. Большие деревья, большая река, большая нелепая страна, большое настоящее счастье, большое великое горе.