День памяти погибших подводников в России отмечается 7 апреля.
В этот день 1989 года в Норвежском море погиб «Комсомолец» – «К-278». Лодка возвращалась с боевой службы – на ней возник пожар в кормовом отсеке, потом она потеряла плавучесть, встала «на попа» и ушла кормой под воду. Люди на верхней палубе сыпались за борт.
Из 69 членов экипажа 42 погибли. Я помню это время – был организован штаб по спасению, оказанию помощи, но помощь пришла поздно – выжили только 27. Весь мир обошла фотография, сделанная канадцами с воздуха – люди в воде цепляются за плот. А одно канадское судно, говорят, вообще прошло мимо. Зато на палубе его были видны люди с фотоаппаратами.
Люди всегда люди.
Многие остаются людьми.
А потом у нас был «Курск» – рушилась империя.
В России это действие всегда начинается с гибели кораблей. Они гибли в битвах за Севастополь, потом – в русско-японскую, потом пришел 1918 год, потом – Великая Отечественная, и вот уже безо всякой войны – 90-е годы – корабли умирали у пирса.
Флот то умирал, то возрождался, империя рушилась, империя строилась.
Подводные лодки умирают в первую очередь – очень сложное оборудование. Тут все очень просто: есть флот – есть Россия, нет флота – нет России.
Зато есть дележ – сейчас же кто-то обязательно захочет отхватить небольшой кусочек.
Подводников в России всегда готовили так, что они должны были бы все полечь, но не отдать ни единого кусочка страны. Чуть больше ста человек – и более десяти тысяч тонн металла – корпус, механизмы, агрегаты, устройства. На каждого члена экипажа более, чем по сто тонн. И это все не тупое, это «умное железо». Тут если человек нервничает рядом с ЭВМ, она может просто заблокироваться, отключиться. У нас это называется: «темные силы электричества». И с людьми тут поступают очень осторожно – никто никого не пихается, никто ни на кого не кричит – все друг друга берегут. Командир говорит спокойно – на него смотрят все. А как же – жизнь каждого – жизнь всех. Тут на всех одна жизнь. Чаще погибают все разом. Экипаж первой лодки «Дельфин» погиб почти полностью при контрольном погружении у стенки завода. С той поры в вопросах гибели экипажа мало что изменилось.
Тут едят из одного котла. Тут никто не готовит командованию отдельные кушанья. Тут офицеры спасают матросов, а матросы идут в огонь, спасая офицера – тут все другое, чем там, где воздух чист и светит солнце.
Под водой – только лампочки, никакого тебе света белого.
А можно попасть подо льды. Под льдинами на многие метры вниз уходят толстые, острые сталактиты – эти проткнут все, что угодно.
Или – айсберг. Этот тихо журчит и хлюпает, и сводит акустиков с ума, идем-то вслепую, только акустики, только на слух.
Пожар – отсеки герметизируются. Немедленно. Это происходит на автомате. Тут человек должен мгновенно превращаться в автомат, а потом – снова в человека – над погибщим тут рыдают в голос. Но это потом. Сначала – автомат, надо закрыться от погибающего переборочной дверью. И поставить ее на болт, чтоб он не открыл и не ворвался в отсек – за ним придет огненный вихрь и погубит всю лодку.
Пожар – выгорают сальники какого-нибудь забортного устройства, и в отсеке идет вода. На глубине она моментально превращается в туман – идет под большим давлением. Надо всплыть – всплывают, если могут – так вода больше не разбивается в мелкую, липкую пыль – образуется течь, с ней можно справиться. «К-8», «К-19», «К-3», «К-219», «Комсомолец», «Курск» – некоторые из них навсегда ушли в море – список можно продолжить.
И он будет продолжен. Лодки гибли всегда, неизменным оставалась только доблесть. В ее честь и состоится панихида в Никольском морском соборе, что в Петербурге.
