Отец Павел, монах-доминиканец

«Сегодня встречалась с монахом-доминиканцем из Бордо. Ну, так-то он русский, из Вильнюса. Частично из Самары. Монах мне ужасно понравился. Он хорошо говорил. И еще лучше слушал. Вообще, во мне столько нереализованного религиозного фанатизма, что если бы такой приятный отец принимал в храме по соседству, я бы наверняка подалась в прихожане и рьяно исповедовалась бы» (из личной переписки).

До четырнадцати лет я жил с родителями в Вильнюсе, где преподавал мой отец. Потом, когда окончательно развалился СССР, пришлось уехать, и выбрали уехать – в Самару. Родители в самом широком плане были волжане – родом из Астрахани, в общем, приехали в Самару. Город меня поразил, разумеется, прежде всего, своим несходством с Вильнюсом, разнилось все – от организации застройки и планировки квартир до особенностей климата. Помню, оказался впервые на площади Куйбышева – летний день, оглушительно жаркий, километры горячего асфальта, клубится пыль… Но потом ничего, привык.

К слову сказать, здесь я познакомился с отцом Томасом Донахи, он был настоятель католического собора, я застал именно тот момент, когда из костела переезжал краеведческий музей, это незабываемо, конечно. Помню одну из первых месс: отец Томас служит, за его спиной на вешалках сумбурно церковные облачения, рядом старушки какие-то поют, как могут, тут же строительные рабочие что-то делают со стенами, но главное – чучело медведя напротив. Его еще не успели вывести. Отец Томас совершенно был потрясающий человек — ирландец, очень спокойный, невероятной доброты и кротости; рядом с ним рождалась уверенность, что все произойдет и организуется как-то само, без суеты, и все будет именно так, как должно. Все так и происходило.

Меня всегда интриговала посвященная жизнь — жизнь, посвящённая близости к Богу. Имелся интерес к полной мистики жизни доминиканского ордена. Случилось так, что отец Томас познакомил меня с общиной доминиканцев в Москве. Я съездил, посмотрел. Был очень впечатлен — эта община, эти люди, полные какой-то внутренней свободы. Люди, которые все оставили, последовав зову Провидение, они приехали из разных мест, разных стран, вооруженные мыслью что-то изменить, помочь, сделать жизнь лучше и так далее. Это был совершенно новый уровень общения для меня, новый уровень духовного развития. Так вот шаг за шагом, складывалась моя история отношений с доминиканским Орденом.

Тем временем выпала возможность по линии университета поехать во Францию, и я поехал. Подготовил там кандидатскую диссертацию по философии. Вернулся, преподавал в Самаре. Далее оказался в Тулузской провинции, вступил в Орден в 2002 году, был рукоположен в 2008, сейчас служу священником в городе Бордо, состою в общине. С самого начала меня категорически не привлекала участь приходского священника — с тем, чтобы после двенадцатичасового рабочего дня, например, возвращаться домой и смотреть телевизор в одиночку, а хотелось настоящей монашеской жизни, общинной – с хоральными богослужениями, совместными трапезами, соблюдением орденских традиций.

В провинции Тулуза богословское образование получают следующим образом: первый год послушничество в Марселе, далее — курс философии в Бордо и богословия в Тулузе. На протяжении этого времени братья не просто учатся чему-то конкретному, постигают знания, но имеют задачу глобальнее: уловить ритм, познать стиль общинной жизни, найти себя, свое место в ней. Открыть в себе то, что станет основой последующего служения. Попробовать разные виды деятельности, чтобы с уверенностью сказать: «Более всего меня привлекает это, это и это».

В нашей общине царит коммунизм – все заработанные братьями деньги складываются в общий котел, откуда уже распределяются на нужды ордена и личные нужды священников. Если я вдруг никуда не уехал с лекциями, то мой день начинается около шести утра. Это время для неспешной и спокойной личной молитвы. Утренняя служба, утренняя трапеза. В общине существует закон, согласно которому до десяти утра нельзя разговаривать. Общий завтрак, братья выходят к столу, и такая хорошая стоит тишина.

Потом все разбегаются по своим делам: лекции, занятия, всегда очень много дел. Вообще, во Франции священники не выходят на пенсию в шестьдесят, допустим, лет, а продолжают служить, и каждый день расписан. Далее по расписанию – дневная служба, обед, и снова работа. За все время у меня было много различных проектов: передачи на радио, какие-то школы, программы для молодежи, катехизис для детей, летние лагеря. Сейчас занимаюсь в основном преподавательской деятельностью, читаю лекции по философии для братьев в нашей внутренней семинарии, это называется «студиум», довольно часто отправляюсь по самым разным местам. График очень плотный. Ни разу не случалось так, чтобы я сел в своей комнате на кровать и уныло думал: чем бы заняться?

Неожиданные случаются вещи — в этом году после службы в вербное воскресенье в храм вошли два молодых человека. Лет двадцати примерно. Спрашивают меня: а что, собственно, происходит? Я объясняю: так и так, в этот день мы вспоминаем, как Иисус въехал верхом на осле в Иерусалим, где его встретил народ, полагая на дорогу одежду и пальмовые ветви. Они слушают и переспрашивают: ну, а дальше? И тут я понимаю, что у меня есть редчайший шанс посвятить взрослых, в общем, самостоятельных людей в историю воскресения Спасителя… Забавно.

Так вот, возвращаясь к распорядку дня: вечером братья собираются для общения, обсуждаются самые разные вопросы, проблемы, книги, фильмы. Возможны совместные просмотры каких-то телепередач и так далее. Общинная жизнь не возникает сама по себе, она рождается из личной близости со Христом, личной наполненности Богом и радости по этому поводу. Фома Аквинский утверждал, что любовь к Богу произрастает из определенного рода сообщества, дружбы с Богом. Такая созерцательная дружба и образует общину, каждый член которой – друг Бога. Это очень интересно, очень нужно, и совершенно то, чего я хотел.

Интересные люди оказываются вокруг. Один из братьев, франко-итальянец, в какой-то момент сделался вдруг отчаянным поклонником русских классических романов и конкретно – «Анны Карениной». По его просьбе я расчерчиваю ему «схемы» этих романов, обозначаю, например, что Саша, Шура и Александр – один и тот же человек.

Готовит нам кухарка, очень хорошая и превосходная, в прошлом она держала ресторан. Ужин разогреваем сами. В выходные дни с приготовлением еды тоже справляемся сами. Но хорошо, что все-таки это дело не пущено на самотек, потому что двадцать пять мужчин, очень занятых мужчин, питались бы своей волей макаронами, разогретыми в микроволновке.

Последний год я много времени провел в Риме, в занятиях и учебе. В трапезной за одним столом редко когда разговаривали менее чем на четырех разных языках. Официальных языков два – итальянский и английский. Рим – такое особенное место. Садишься утром в автобус, и треть пассажиров как минимум — из духовенства. Все эти одеяния, сутаны, мантии, шапочки.

Иногда задают вопрос, не скучаю ли я по Родине, не считаю ли, что мое место пастыря в России. Но ведь в монашеской жизни всегда был такой момент – «оставить свой дом». Отдаться воле Бога, служить ему там, где Он предположил для тебя место. И еще — не представляю, чтобы ученый-гуманитарий в современной России имел возможность работать должным образом: в библиотеках, архивах, сидеть над документами, совершенствоваться в профессии, восемь-десять часов в день, шесть дней в неделю. Гуманитарии в России вынуждены бороться за выживание, причем в таком же режиме. Это печально.

2 thoughts on “Отец Павел, монах-доминиканец”

  1. А вот правда! Господа хорошие, ну почему же вы все уезжаете во франции? а кто нас утешит? кто о нас позаботится? вытрет слезы, Божье слово скажет?

    Ответить

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.