В самарском художественном музее открыта персональная выставка Юрия Злотникова, основоположника советского абстракционизма, как бы анекдотически ни звучало это определение.
Официальное открытие выставки начинает речью директор музея Галина Рябчук: «В каждой работе Юрия Савельевича есть недосказанность, недоговоренность. Как говорят на востоке, важнее цели — движение к ней. Я счастлива, что здесь и сейчас мы можем поговорить с мастером о его творчестве».
В музее душно, журналисты обмахивают разгоряченные лица записными книжками. Счастливы, что могут поговорить о творчестве. Дамы колышут подолами вечерних платьев. В середине июля трудно выглядеть стропроцентно светски, но дамы старались. И вот эти велодевицы тоже старались – примета летнего города, ярко одетые девочки на велосипедах, при кружевных перчатках и удобных клешеных юбках, не цепляющих движущиеся части механизма. Велодевицы придерживаются по определению активного образа жизни – вот, посещают выставки современного российского искусства.
Художник, с которого заново началась история современного российского искусства, тихо улыбается, слушая о том, что каждая его работа – философский трактат, и что к его эпиграфлм к выставке могла бы послужить цитата из Мишеля Фуко: «интерпретация есть отклик на бедность высказывания». Про Мишеля Фуко говорит арт-директор музея по развитию Константин Зацепин, очень нарядный — спортивная майка и элегантный галстук бабочкой. Продолжает свой рассказ: Юрий Савельевич всегда позиционировал себя как дитя шестидесятых годов. По принятому в тот «оттепельный» период классификации он, скорее, физик, чем лирик. Очень ждали приезда Юрия Злотникова, и как хорошо, что выставка состоится и сам автор приехал, выбрав Самару из длинного списка мест, где его ждут еще.
«Моими друзьями были не художники, а математики, философы, кибернетики, психофизиологии. Для меня искусство – прежде всего исследование. Миссия художника, миссия искусства предполагает постижение человеческого потенциала – некой созидательной потенции, которая заложена в человеке. Все пейзажи, которые мы пишем, все композиции – всё это, в первую очередь, человек», — говорит Юрий Злотников о себе.
«По набившему оскомину разделению оттепельных интеллектуалов Злотников скорее физик, чем лирик. Его «сигналы» — полосы, пятна, точки и множества на белом холсте — были попыткой научного исследования самого строения живописи, ее воздействия, основополагающих реакций зрителя на микроскопические единицы искусства. В этом смысле ранний Злотников, несмотря на свой отчетливый минимализм, из великих абстракционистов ближе всего к размашистому Кандинскому. Однако если Кандинский скорее шел от живописи к подобию науки, со Злотниковым было наоборот», — говорят о нем важные арт-критики в критических статьях.
Как правило, неискушенный современным искусством человек всегда тайно хочет спросить у современного художника, а умеет ли он рисовать. Чаще всего скудные потеки коричневого по пятнисто-серому наводят на неискушенных людей инфернальную тоску. Для ее профилактики в галереях современного искусства существуют кураторы, нежно объясняющие посетителям, что именно хотел сказать художник той или иной картиной. Или инсталляцией. «Вот эта груда ржавого железа, залитая сургучом, символизирует нежелание современной европейской интеллигенции точно идентифицировать себя в социуме». «Вот эта карта мира, сплошь заклеенная фигурками Микки-Маусов, обозначает стремление художника к свободе и невозможность эту свободу обрести».
Редко, очень редко в пустыне ярких штрихов и заковыристых клякс можно увидеть мираж. Юрий Злотников такую возможность своим зрителям предоставляет. Скептические настроения исчезают, и только сердце непонятно отчего частит, и трудно заставить себя перестать таращиться на все эти заковыристые кляксы и нелепые яркие штрихи.
Костюм Юрия Злотникова вполне в жанре contemporary art сочетает вольную футболку, строгую сорочку и пиджачную пару. Художник рассказывает, как впервые побывал в Куйбышеве в какие-то далекие семидесятые еще годы, и что город понравился ему неподдельным купеческим размахом и честной провинциальностью. Забавно, говорит художник, что сейчас вся провинциальность куда-то подевалась. Прогуливаясь вчера по набережной и наблюдая за спортивными состязаниями то ли в волейбол, то ли во что-то еще, я подумал, что это вполне могла происходить и в Москве, и в Стогкольме. «Кончился замкнутый мир России, — констатирует Злотников, — мы находимся в преддверии космической эры».
В преддверии космической эры мы находимся в залах художественного музея. Окончена официальная часть открытия, мастера Злотникова обступают поклонники таланта и люди, кому платят за походы на вернисажи. Именно они перестают обмахиваться журналистскими блокнотами и быстро-быстро строчат в них: «В экспозицию, состоящую из трех разделов — «Движение, ритм», «Человек», «Природа», — вошло сорок работ, отражающих различные стороны творчества художника. Выставка продлится месяц. В финале одна из картин будет передана в дар самарскому художественному музею».
