Купель в отсутствие любви и разрешений

Несмотря на отказ пугливых служителей культа выходить на тонкий лед и освящать воды, несмотря на запрет МЧС совершать омовения в связи с повышенной опасностью провалиться к черту сразу всем, несмотря ни на что, самарский мужик выходит голым к проруби и ныряет трижды. Гвозди бы делать!

Спасатели обещали населению дежурить все воскресенье на берегу, чтобы предотвратить несанкционированное выходы на лед, но в четверть первого светит солнце, хорошо морозит (минус семнадцать), и на Некрасовском спуске никого из спасателей нет. Возможно, они дежурили в полночь, когда открываются небесные врата и можно просить о чудесах; спасателям не помешает несколько чудес.

Близ аккуратной проруби прямоугольной формы собирается народ. Темная вода неподвижна. Лед вокруг определенно тонковат – на срезе не толще пачки сигарет. Прорубь традиционно огорожена елками, ожидающими утилизации. В данный момент елки выполняют дополнительные функции ширмы – для любителей ритуальных омовений. Вот двое бравых мужчин резво сбрасывают слои зимних одежд и поочередно совершают малый заплыв, манкируя осенение себя крестным знамением.

— Это ничего, что лед тонкий! – отбивая зубами дробь, кричит первый, прыгая по снегу и пытаясь попасть мокрой ногой в штанину, — я ступнями чувствовал песчаное дно! А ты, Петька, чувствуешь ступнями песчаное дно?

Петька молча и сноровисто выпрыгивает из проруби. Упирается руками о ледяную кромку, она под его умеренным весом чуть трещит и слегка обламывается.

— Каждый год ходим, — переведя дух, говорят приятели, — каждый божий год. И вот что отметим – сейчас чувствуем себя много лучше, чем лет десять назад. Да, Петька? Потому что десять лет назад что? Ну, выпьешь с утра. Окунешься. И вроде бы как ничего и не заметил! А сейчас мы только по трезвянке! — доверительно завершают рассказ.

Мимо снуют румяные лыжники в теплых штанах. Единой лыжни нет, и некоторые практикуют коньковый ход, что выглядит для свежего глаза слегка непристойно. К прямоугольной проруби спускается женщина в плотных серебристых мехах. Рядом с ней девочка в пуховой шапке. Женщина подбирает длинные полы, черпает голой рукой ледяной воды, и внезапно и сильно умывает девочку. Та визжит. Льдинки хрустят на крепких молочных зубах.

— Теперь другое дело, — удовлетворенно говорит женщина.

Какое-то время ничего не происходит, потом появляется оживленная пара из девушки с рюкзачком и мужчина с полиэтиленовым пакетом подмышкой, из пакета торчат резиновые китайские тапки.

Умытая девочка мгновенно перестает визжать и неуверенно спрашивает:

— Это что ли мой папа?

Муж чина с резиновыми тапками оторопело смотрит по сторонам. Что он видит: белый снег, серый лед. Удаленная Заволга, тот берег, редкое солнце зимы и вода в проруби.

— Папа, папа! – девочка прыгает, серый лед трещит.

— Ты, это, малая, перестань, — пугается выкупанный Петька, — ты сейчас нас того. Притопишь, шалунья.

Будто бы не он первым принялся ломать лед.

— Отстань от девочки! – выкрикивает женщина в мехах, — извращенец проклятый!

— Кисуля, — вдруг обретает голос мужчина с тапками, — кисуля, зря ты так, насчет извращенца. Не видишь, мужик с понятием, пришел поморжевать.

— Кисуля? – девушка с рюкзачком вскидывает брови. Ей не по нраву, что мужчина неизвестно с каких щей называет кисулями бывших жен, случайно встреченных во льдах. Она явно придерживается определенного мнения, кого именно здесь можно и должно называть кисулей.

Мужчина с тапками совсем теряется. Втягивает буйную голову в плечи. Оттуда смотрим затравленно. На всякий случай широко крестится. Раз, другой и третий. Рядом собирается небольшая толпа любопытствующих. Веселый старичок с маленькой бутылочкой водки. Пара лыжниц останавливается, сомкнув временно мощные бедра.

— Не мешали бы вы таинству, — рекомендуют лыжницы скандальной семье.

— А вы шли бы к чертям собачьим, — ловко парирует женщина в мехах, — таинство им подавай. Бузотерки!

Старичок, предвкушая зрелище, совершает огненный глоток. В темной воде полынье плавают, оторвавшись, небольшие льдины. К желающим выкупаться присоединяются два мальчика-подростка. Но, встревоженные напряженной атмосферой, неуверенно отступают.

— Папа, папа, а мы поедем сейчас на страусиную ферму? – девочка припоминает, вероятно, одно из отцовых обещаний.

— Конечно, дочка, — бедно говорит мужчина, — только вот сейчас окунусь в прорубь, смою свои грехи во славу господа.

— Да тебе, чтобы смыть грехи, банальной проруби мало, — с восторгом отзывается женщина в мехах, — тебе для этого надлежит, как минимум, себя сжечь. Во славу господа.

— А как максимум? – зачем-то переспрашивает мужчина.

Женщина в мехах реагирует молниеносно, и вот уже в лицах изображает сцену обнаружения собственного мужа в собственной спальне с полуодетой девицей.

— Даже голой! – уточняет она, — не называть же одеждой чулки на подвязках.

Толпа слушает с удовольствием. Лыжницы немного кривят лица, будто бы их спортсменское достоинство унижает существование девиц при мещанских подвязках. Старичок делает глоток еще.

— И вы представляете, что он мне сказал! – плещет женщина руками, полы шубы разлетаются, — он сказал: а что эта девушка делает в нашей постели?

— Молодец мужик! – восхищенно вздыхает небольшая толпа. Лыжницы обмениваются жалостливыми улыбками и продолжают путь. Девочка в пуховой шапке поднимает с земли льдинку и любовно помещает её в рот. Мужчина с тапками торопливо карабкается по склону, роняет один, но не возвращается, желая исчезнуть, и лучше навсегда. Девушка с рюкзачком, полыхая щеками, волочится следом. Резиновый тапок поднимает старичок. Пристраивает к себе в объемистый карман. Лед не ломается, и все заканчивается хорошо. Зря МЧС волновалось.

Наталья Фомина

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.