Железный Лев

Еще письмо от одно внучки. Попросила ее фоторафии принести, военные. Пришла с одной. «».ДА что вы, — махнула рукой. — дед все  это разговоры ненавидел обо войне. Помнится, когда в школу его пригласили, выступить перед пионерами, она сказала «»Во в ваших ушах вот сейчас свистит падающая бомба да еще. поди, самолет какой догорает в кустах. А война — вшт, дизентрия, вонь, грязь. Кровь и вой. У пеня опднополчанин был, ненец, так он эту свежую кровь пил. Свежую кровь. Для сил.

Прадед мой был директором сначала мужской гимназии в Саратове, потом единой тру­довой школы там же, у него было четверо детей — дед и три его сестры. Се­стер предсказуемо звали Надя, Люба и Вера, деда – неожиданно Лев. Прадеду как дирек­тору гимназии были предоставлены комнаты на первом этаже учебного здания, над голо­вами весело грохотали крепкими ботинками гимназисты.

Атака стрелковых частей (пехоты) Красной армии в районе Сталинграда. Авторское название фотографии — «Политрук»

После революции жили там же, только число комнат сократилось в восемь раз. Бы­ло восемь, стала – одна. Мать семьи одно вре­мя заводила разговоры, что надо уехать – ее сестра благополучно обосновалась в Париже, ну как благополучно – осталась в живых. Но прадед грохнул кулаком, сломал в щепы бюро розового дерева, к новой власти он относил­ся скорее хорошо. Хотел только, чтобы гра­мотные все были. Настаивал, чтобы в школе продолжались занятия по учебным предме­там, а то были любители свести образова­тельный процесс к митингам и прочим за­бавам. Сам преподавал иностранные языки, немецкий, французский, русскую литературу и историю.

В тридцать восьмом году его арестова­ли. Судили как немецкого шпиона, расстреляли. Льву тогда семнадцать было, заканчивал школу. Высокий парень, очень худой, «кожа да кости» — его дразнили. Ночью, когда за отцом пришли, он обыск пережидал тихо у себя, потом вышел следом – знал, что отца видит в последний раз. Прадед не оглядывался. Постояли втро­ем у машины. Два сопровождающих были хорошо известны прадеду – бывшие ученики. «Эх, Мишка, — сказал он, закуривая, — скажи хоть, кто?». «Зачем тебе?» — спросил Мишка, нервно сплюнув в пыль. «Для статистики и учета», — усмехнулся прадед. Мишка сплюнул еще и назвал имя школьного пионерского во­жатого, давно невзлюбившего «старорежим­ного» педагога, да еще с витиеватой фамилией Старовойский. Прадед витиевато выругался, затушил бычок носком начищенного ботин­ка, сел в машину.

Через месяц Лев стоял перед двумя не­много растерянными милиционерами, при­знавался в убийстве пионерского вожатого: «в карты мне проиграл, гад, долг не отдавал, вот я и погорячился!..». Получил срок, мать рыдала, не могла понять странного поступ­ка сына. Он ничего не объяснял, считал про себя, что выполнил долг перед отцом, вот и все.

Летом сорок второго года, после зна­менитого сталинского приказа «Ни шагу назад!», стали создаваться штрафные роты и батальоны. Льву, имеющему срок наказания семь лет, было приписано «кровью смывать вину перед Ро­диной» в первой отдельной штрафной роте 42-й Армии Ленинградского фронта. Прослу­жил он там недолго, около недели, от пуль не прятался, был ранен, лечился в госпитале. По­сле выздоровления попал в стрелковый полк, полк держал оборону чуть западнее Сталин­града. Август сорок второго года, бои шли тя­желейшие, воздушная тревога, однажды объ­явленная в Сталинграде, не прекратилась никогда. Выжить было невозможно. Осо­бенно на передовой. Лев выжил. Уже через три дня командовал отделением, где остава­лось два бойца, остальные пали смертью хра­брых — на поле битвы. Через неделю принял взвод, получив сержантское звание. В один из дней шли в атаку, бежали цепью при тан­ковой поддержке, дело дошло до штыкового боя. Лев первый раз увидел немецкого солда­та в непосредственной близости — тот пытался укрыться за подбитым танком, — левой рукой схватил его за плечо, правой проткнул шты­ком. Штык вошел в тело неожиданно легко, с каким-то скрипом. Вытащил, придерживая оседающего солдата, воткнул еще раз.

Дивизия почти полностью погибла в боях в сентябре-октябре 1942 года, потери были чудовищными, в бата­льонах оставалась по одному офице­ру. Пополнение присылали из Средней Азии, мальчишки из аулов, они не всегда понимали команды на русском языке, было трудно. Ди­визию расформировали, и в середине ноября Лев уже форсировал Дон, участвовал в тяже­лейших боях в декабре, когда немецкие тан­ки прорвали оборону дивизии. Танки Манштейна. К тому времени он уже получил звание младшего лейтенанта. Картинка из военного фильма: окровавлен­ный снег, пехотинец в маскировочном хала­те, со связкой противотанковых гранат. При­крывали будто бы пушки по краю поля, но не прикрывали на самом деле – на каждый ствол выдавали по три снаряда, был приказ бить только «прямой наводкой» по немецким тан­кам. В очередной раз был ранен, сильно кон­тужен, попал в госпиталь, где долго лечился – прицепился еще и брюшной тиф.

Закончил войну в Прибалтике ротным командиром в лейтенантском звании, был награжден двумя орденами Красной Звезды, Отечественной войны, медалями «За оборо­ну Сталинграда», «За оборону Севастополя». За наградами не гонялся. Везде в его личном деле было написано, что он «сын врага наро­да», тогда это не звучало смешно.

Когда спрашивали его (часто зада­ют типичные вопросы), что самое тяжелое на войне, наверное, под­нимать бойцов в атаку? Как вам это удавалось? — усмехался. Часто вообще ничего не отвечал. Иногда говорил: «Личным при­мером. Очень было распространенное выра­жение, приказ командования, в атаку – лич­ным примером, взлетает зеленая сигнальная ракета — и встаешь. За Родину. За Сталина. Страшно, конечно. Уверен, что смерть целит­ся именно в тебя, отыскивает среди прочих. Берешь себя в руки, поднимаешься. Но боль­ше всего боишься, что в следующий раз не найдешь рук, чтобы себя взять».

Самым трудным называл фронтовые до­роги. «Пехота, царица полей, на солдате все­го нагружено, иной раз не встанешь вроде бы. Скатка, вещмешок, каска, саперная лопатка, котелок, полевая сумка, два-три подсумка с патронами. Винтовка или автомат. Гранаты в противогазной сумке. Да еще по четыре вось­мидесятидвухмиллиметровые мины на шею повесят. Марш-броски по семьдесят киломе­тров бывали. Идешь, шаг за шагом, считаешь от одного до ста, потом от ста до тысячи, тело от пота и вшей чешется. Ничего, идешь».

Демобилизовавшись, вернулся в Сара­тов, воссоединился с семьей. Отучился в Куй­бышевском педагогическом институте, всю жизнь проработал учителем. Математику преподавал.

2а

Дед не любил особенно про войну рассказывать. И фотография у не­го всего одна военная была, вот эта. Иногда просишь «что-нибудь такое геройское», а он отшучивает­ся. Рассказывал, например, как водку спичеч­ными коробками отмеряли, в рост бутылки, хватало на пятерых, или про бойца, находчи­во греющего свой остывший обед в котелке на догорающем танке.

С возрастом облысел, постоянно мерзла голова. Надевал с целью обогрева яркий колпак для чайника, у нас та­кой был, в форме курицы с цыплятами. Когда я окончила школу, сообщила, что буду посту­пать в педагогический университет, он мне кивнул головой в колпаке. Одобрил. Вскоре умер, быстро ушел, во сне — говорят, Бог лю­бит. Он бы рассердился, воинствующий ате­ист был. Заранее оговаривал, чтобы на мо­гиле – никаких крестов, а солдатскую звезду простую, памятник из нержавеющего железа.

Таки поставили. Солдатскую железную звезду. Лев Евгеньевич Старовойский – написали.

Впервые текст вышел в «Самарской газете«

1 thought on “Железный Лев”

  1. Не ожидал, что НГ примет участие в ритуальных плясках советского культа 9 мая.. P.S. Не в укор автору, все же женщина.. но на фото советский командир с ПРОСТО пистолетом. ППШ-41 — это аналог автомата.

    Ответить

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.