Господи! А до этого они работали что ли? Да? Это вы называете работой? Трудом? Нельзя ли взглянуть на результат? Что? А? Не найти результат?
Надо бы отыскать на теле бородавку, возникшую под воздействием солнечных лучей на отдыхе. Найти и покрутить. Кручение бородавки необычайно умиротворяет.
Для руководителя очень важна смена поз, смена ориентиров. Все время надо думать о чем-то неожиданном, новом, свежем. Вот, к примеру, бензин. Почему бы не подумать о бензине? Подумал. Это что, БЕНЗИН? Это что-то такое дремучее! Ведь это позор один для нашего с вами средневекового государства ездить на таком первобытном бензине. На улицах давно уже всюду одни только феодалы, новые кондиционеры кругом стоят, а бензин все еще какой-то пещерный, прости меня Господи! Просто нельзя его залить в приличный автотранспорт – у него двигатель тут же отваливается. Так что на бензин было обращено высочайшее внимание и о нем только вчера как подумали.
И ужаснулись в который раз!
Ну, невозможно же, ей Богу! Выкачали из-под земли ископаемые нечистоты, а потом, с помощью крекинг процесса превратили их в современные нечистоты, которые потом и бережно залили в авто. Один поворот ключа зажигания – и двигатель на земле, хорошо, если без взрыва.
А если б взорвался? А если б взорвался руководитель, феодал, сюзерен?
Пора, господа, пора подумать о бензине. Пора бровки свои сдвинуть и мучительно поразмышлять. Секунды полторы.
Результат этих размышлений может быть только один: в странах с недоразвитой демократией должен быть абсолютно доразвит хотя бы бензин.
«Один вора сменит другая….» – как сказал неизвестный кавказский поэт.
В государстве должна происходить смена. Воров. Без смены никак. И указ должен быть: «Сменяется вор, Божьей милостью, такой-то!»
А вы знаете, мы как раз входим в ту самую стадию, или даже в эпоху. Эпоха Рыб – воровская, разумеется, сменяется Эпохой Водолея – самого известного на небесах грабителя с большой дороги.
При этом прямо сейчас пришло на ум то, что святее Папы Римского может быть только Мама, снова же, Римская. Не знаю, почему это я, как это я, что это я, где это я.
Вместо каких-то серьезных, концептуальных вещей, очень важных, и даже необходимых всякому государству времен генералиссимуса Кромвеля, приходят мысли совершенно проходные и необременительные, и даже – пустые, глупые, чахлые и тухлые.
Линии недовольства проступают на моем лбу всякий раз, когда требуются человеческие жертвы. Но потом я горестно вздыхаю, выпускаю отравленный сомнениями и колебаниями воздух, и приступаю к неизбежному.
А что делать, требуются жертвы.
Жертвы должны быть в кепках – так я полагаю, оглянувшись не только на свой, личный опыт. Народ любит то, что в кепке, и жертва должна быть симпатична на момент своей смерти.
Если жертва никогда не снимала кепки – оставьте ее ей.
Если жертва никогда не надевала кепки – наденьте ее на нее немедленно.
На момент сжирания кепку следует приподнять, а потом ее следует опустить на то, что осталось.
Кепка – это так демократично.
Под прикрытием скрипучих дверных петель входим в залу, полную людей. И что мы там видим? Чиновники, чиновники, чиновники. Комната вдруг расширяет свои границы, а чиновники плодятся до горизонта. Они просто выскакивают друг из друга с деревянным стуком, как матрешки. Ужас. Это был сон.
Руководители в древности одним своим прикосновением превращали дерьмо в золото.
У нынешних все не так. Но нынешние – это же часть сегодняшней природы, а я – любознательный наблюдатель этой самой части. И это я не о дорогах России здесь говорю. Нет! Это я вообще говорю. Обо всем и вообще. Возьмите в Отечестве все, что хотите и дайте к нему прикоснуться любому руководителю. Результат всегда один и тот же – золота, потраченного на это историческое прикосновение, вы не увидите больше никогда, а вот вместо него будет холм – свежий, еще теплый, легко узнаваемый.
– Россия, Россия! Ау? Ты где? – крикнет тут заблудившийся странник.
– Я здесь! – чавкая в чем-то привычном, ответит ему Россия.
И тут бесполезно переходить от одного периода управления к другому посредством метафор и иносказаний, попутно поражая воображение занимательностью и приятностью образов и картин.
Метафоры, тезы и антитезы, игра слов, замысловатость оборотов и их красота – все это по одну сторону, а вот картины – это уже по другую.
А Александр Блок говорил, что Россия – это вовсе и не государство и даже не нация, это некая лирическая величина.
А Ахматова, сочиняя, все время вспоминала о соре.
Про меня же скажут, что я все время вспоминаю о холме.
