Леонид Бажанов – известный столичный искусствовед, художественный руководитель Государственного центра современного искусства, пообщался с «Новой в Поволжье» о современном искусстве. Поругал власть за полное отсутствие внятной политики в сфере развития совриска, но также отметил и некую положительную симптоматику. Светлана Хегер – немецкая художница концептуального искусства, а по совместительству еще и подруга Бориса Гройса и Вима Вендерса, также приняла участие в беседе.
В преддверии номадического шоу VII Международной биеннале современного искусства, традиционно проходящей в селе Ширяево, «Новая в Поволжье» выяснила почему коллекционер стал центральной фигурой в пространстве contemporary art и почему широкая общественность говорит исключительно о финансовой или коммерческой составляющих искусства.
— Сейчас многие говорят о рынке современного искусства, но мало кто говорит об авторах и художественных методах? С чем это связано?
Хегер: – Нельзя на эту тенденция смотреть только с негативной стороны. Создание объектов художественного творчества – это кропотливая работа. Многие спрашивают: если ты художник, то как ты зарабатываешь деньги? Ведь не просто так говорят о коммерциализации искусства. Занимаясь художественным творчеством, вполне реально заработать деньги, многим художникам неплохо платят.
В Германии все выглядит следующим образом — художник сотрудничает с галереей, которая в дальнейшем продает его работы коллекционерам.
Бажанов: – Тенденция, о которой говорите вы, связана с очень мощным процессом коммерциализации искусства здесь у нас, в России, и этот процесс для России непривычен. У нас нет ни одного нормального музея современного искусства. Процесс коммерциализации, к сожалению, идет и по всему миру тоже. Но везде, кроме России, этот процесс находит сопротивление – и это в первую очередь чистая критика, культурология, философия. В России нет баланса разных интересов. Это связано с отсутствием образования, а также с тем, что многие десятилетия мы были отрезаны от изучения современного искусства. Современного искусства для России просто не существовало.
— Борис Гройс говорил о том, что новое в художественном процессе происходит не на уровне формы, а на уровне инфраструктуры. Изменения эти связаны, прежде всего, с тем, что государство все менее и менее готово поддерживать музеи и художественную систему. Центральной фигурой становится коллекционер. Так ли это?
Хегер: — С этим можно согласиться. Государство не заинтересовано в сотрудничестве с музеями и галереями. Государственная поддержка ощущается все меньше и меньше – практически исчезли стимулирующие стипендии для молодых художников. Современных Медичи становится все меньше и меньше. Все чаще происходит следующее: художник сам открывает свою галерею и сам выставляет там свои работы. Без посредников.
Бажанов: – Государство оставляет за собой минимум функций. Оно занимается чисто социальными проблемами. Все остальное отдается на попечительство. Я говорю сейчас и о социальных институтах. Я не имею в виду Америку, где практически нет государственных музеев. Бюджет европейских музеев только на одну треть состоит из государственного бюджета. Все остальное – это частные пожертвования. Мы тоже идем по этому пути. Но если в Европе этот путь эволюционный, то у нас он чуть ли не революционный. Нас всех бросили на рынок и не дали никакого государственного субсидирования. Хотя сказать, что государство никак не поддерживает сферу культуры и музейную деятельность, все-таки нельзя. Органы власти почти не финансируют наши культурные проекты, но зато участвуют в строительстве наших центров и филиалов. У сотрудников мизерная зарплата, но ее все-таки платят. Существует еще одна очень большая проблема — у нас нет экспертного института. Государственному чиновнику не к кому прислушаться. Своим начальникам они не доверяют, они никого не слушают. Им нужен человек с авторитетным мнением. Я, конечно, постоянно брюзжу, но понимаю, что существуют не только государственное варварство, бескультурье и отсутствие государственной политики в сфере развития современного искусства, но есть и еще одна большая проблема – элементарное отсутствие опыта у чиновников.
— Кто-то говорит о медийности и излишней политизированности современного искусства. Какие тренды в совриске вы можете назвать?
Хегер: — Искусство перестало быть национальным, оно, напротив, стало интернациональным. Нас интересуют абсолютно те же вопросы, что и вас. В уже 90-ые только зарождался тренд на интернационализацию – итальянцы с замиранием сердца смотрели на работы испанцев и наоборот. Но сейчас этого становится все меньше и меньше, потому что мир становится единым.
Бажанов: – Социально ориентированное искусство есть во всем мире. В России его меньше всего. Одной арт-группой «Война» сыт не будешь. Коммерциализация – ещё один тренд. Соблазн инвестировать деньги в искусство не ради поддержки культуры, а для консервирования их в продукте, который сохранится очень надолго. Произведения современного искусства дорожают гораздо быстрее, чем нефть и газ. Это общемировая тенденция. Но считать, что современное искусство существует исключительно для ублажения буржуазии, все-таки не стоит. Совриск экспроприирует новые технологии, оно становится медийным и эксплуатирует медийные каналы. Актуальное искусство уже научилось работать со смежными каналами – и с медиа, и с наукой. В нашей программе существует контекст визуального, и мы работаем с астрофизиками, психологами, математиками, журналистами. Я не думаю, что появление какого-либо нового тренда может навредить современному искусству. Я надеюсь, что оно сможет эффективно использовать новый опыт. Как в свое время изобретение стекла привело к изменению пейзажной живописи и вообще к изменению художественного сознания в эпоху Возрождения.
