Зима в квартирах. Глава 13

Тина

Сегодня познакомилась с одной дамой, владелица художественной галереи, очень богатая, назвала себя – «просто Евгения». Разговаривали в обеденное время в ночном клубе, его специально открыли для «просто Евгении», она внимательно выслушала мои предложения по пиару и всей этой фигне, заказала нам еще кофе и по пятьдесят граммов коньяку. Принесли коньяк, мы сидели за угловым столиком, стены и пол были темно-красные, а потолок – просто красный, яркий, но это совершенно не давило на психику, а наоборот – как-то бодрило, что ли. Красный просвечивал через ржавчину коньяка, будто бы в рюмку капнули крови. Я уставилась ну эту рюмку, не могла оторваться, вспомнила еще одну кровавую историю в заведениях общественного питания, тогда мы были с Ф. и одна девушка решила распилить себе палец столовым ножом. Пилила в абсолютной тишине, а Ф. подошел, отодвинув небольшую толпу зевак, и сказал: «Я врач», и вес смотрели на него с надеждой и доверием. Тогда я встала и чуть ли не бегом покинула кондитерскую – все происходило в швейцарской кондитерской, и оказалось невыносимо присутствовать при этом и ощущать полную независимость и даже отстраненность Ф. , я отдала бы многое за возможность вступить с ним в мучительные, больные отношения. Такой возможности не было тогда, но теперь кое-что изменилось.

«Знаете, Тина, — оказывается, и Евгения уже что-то говорила, — объясню вам, почему я согласилась вообще на эту встречу. Из любопытства. После нашего разговора по телефону я поймала себя на том, что пытаюсь представить, как вы выглядите. Это мне совершенно не свойственно, видите ли. И стало любопытно — что же происходит? Покопаться в себе, это иногда полезно! Я люблю…»

Она достала тонкие сигариллы, протянула мне, я отказалась, уже было ясно, что никакого договора она со мной не подпишет, и ради чего тратить время в этом баре, с этим кофе, а коньяк я не пью, сегодня за рулем. Она закурила и сказала: «Рада, что увидела вас. Теперь я понимаю, почему меня заинтересовал ваш голос и вообще. Вы человек–резонанс!»

Слегка постаралась вспомнить, что такое за «резонер». Не вспомнила. Евгения продолжала, взмахивала рукой в ароматизированных дымах: «Вы человек, который помогает другому войти в резонанс. С чем угодно. С самим собой, с Вселенной даже, если есть такие задачи. С другим человеком.  С планами на завтра. С алкоголем, наконец. Кстати…»

Она улыбнулась, откуда-то взялся бармен и снова налил коньяку, наполнив рюмку до краев. Крови ощутимо прибавилось.

«Вряд ли вы отдаете себе отчет, как это происходит. Я уверена, что вы даже не считаете чем-то особенным то, что люди выбирают ваше общество снова и снова. И вы добьетесь, безусловно, всего, чего только захотите. Но вам следует опасаться…»

Евгения рассмеялась низко. Практически басом, я вздрогнула от неожиданности  и посмотрела на нее наконец; она довольно широко расставила узкие колени и сквозь полиамид чулка на правой ноге был заметен длинный шрам, он обвивал бедро, как подвязка. Не уверена, умеет ли Ф. шить кожу и как их, мягкие ткани, скорее всего, нет. «Я имею в виду явление резонанса, когда амплитуда колебаний возрастает вплоть до саморазрушения», — эта Евгения такая разговорчивая, страх.

***

Соня

Генрих сегодня не в духе, грохает в кабинете ящиками стола и рычит. Катя загадочно улыбается по обыкновению, разрезывает на сочащиеся соком дольки манго и упрекает меня в недостаточном уходе за бровями:

— Как это вообще возможно, скажи, за какие-то две недели так запустить?.. Ты ведь две недели назад у нее была?

Я киваю. Всю зиму я, как нахлыстанная, мечусь туда-сюда, отрабатываю идеальное состояние бровей, уже даже втянулась в ритм. Кроме того, уже дважды сделала педикюр и раз пять – маникюр, сама не могу поверить в такой декаданс. Но Катя мной недовольна.

Она подходит вплотную, смотрит пристрастно и разглаживает указательным пальцем мою левую бровь по направлению роста волос. Мы одинакового роста, плюс-минус пара сантиметров и смотрелись бы классически – брюнетка и блондинка, если бы брюнетка (я) не была бы столь унылой, да еще в забрызганном сзади пальто. На этот раз – почти весенняя грязь. Плюс один, ноль, плюс два, потемнела зима, расцветает январь язвой неба – ха-ха.

— Сегодня вместе пойдем к Гаянэ, — распоряжается Катя. Мне обидно за твое лицо. А тебе обидно за свое лицо?

Мне, наверное, тоже обидно за свое лицо. По крайней мере, я киваю, соглашаюсь. Манго пахнет елкой. Нет желания съесть кусок, пальцы вытереть веселеньким розовеньким листочком для записей, нет желания разглядывать Катю, но разглядываю.

На ней кожаная юбка с косым подолом, кофта крупной вязки с огромным декольте, даже это не делает её вульгарной, не простит. Удивительный тип внешности, вечная красавица.

Офис Генриха не претерпел никаких изменений – бетонные стены и Катин стол, заваленный бумагами, правда, помимо компьютера она теперь работает и за ноутбуком – сложная система дифференцирования договоров, такие-то надлежит вести в компьютере,  такие-то – в ноутбуке, связано с представлениями Генриха о делопроизводстве.

— Вчера два письма от него получила, — сообщает Катя, блестит глазами, — от пятнадцатого и от двадцать третьего. Как-то они так шли, что пришли в один день. Эта почта… говно какое-то.

Катя говорит не об электронной почте, она недовольна почтой России. Последние полгода свои надежды на счастливую жизнь Катя связывает с ней.

Катя, лучезарная блондинка, вечная красавица и надежда Генриха, бывшая жена троих бывших мужей, встретила минувшей осенью свою настоящую любовь. Случилось так: Катя гостила у своей родственницы по второму мужу, Серафимы Гуцуляк, той самой, что ввела в наше производство коммунальную квартиру в двух уровнях. Серафима вообще часто появлялась в Катиных рассказах, она была женщиной-офицером и служила в системе ФСИН, но не надзирательницей, а в управлении. Сложно было вообразить двух более непохожих женщин: изысканный цветок Катя с тонким коленом под тонким чулком и Серафима Гуцуляк в дурно сидящей форме и при портупее иногда. Во время дежурств.

Причем она была сестрой Катиного второго мужа, виданное ли дело, такая нежная дружба. Так вот, Катя гостила у Серафимы, они по имеющейся традиции нажарили на гриле немного рыбы – для Кати, и на сковороде много свинины – для Серафимы, пили вино, пиво и водку, и болтали.

Серафима рассказывала о своих трудовых буднях офицера ФСИН, она занималась вопросами перевода заключенных из одной исправительной колонии в другую, причины могли быть разными. В частности, первый срок считалось лучшим отбывать в так называемой «красной зоне», где не действует воровской закон и все подчинено администрации. Или как-то хлопотали жены, чтобы ближе к дому. Или матери хлопотали, это гораздо чаще, отмечала Серафима. Иногда участие в судьбе заключенных принимали посторонние женщины. Серафима говорила: «не указанные в деле». Серафима говорила: «заочницы».

«Прикинь, — говорила Серафима, — ну я не могу прям. Эти заочницы, дуры-дурами, уж сколько вокруг примеров, а они прут и прут, а потом страдают. Ты сразу понимай, что получишь от ЗК только бла-бла-бла и секс».

Заочницами назывались женщины, заводящие знакомства с заключенными, вступающие в переписку и разное общение с ними, иногда вплоть до оформления законного брака – кому это разрешалось.

«Баба, значит, по телефону умудрилась с одним познакомиться, пять лет ему передачки таскала, на свиданки моталась, а он вышел и только его и видели. Она его, значит, приехала встречать – стоит себе, поджидает у ворот. Одежду привезла, все новое, кожаный ремень.  А ей-то и говорят, уехал, всё, вчера. Это как в песне, только наоборот: а когда откинулся я с зоны, ты меня, б…, не ждала… Ну и она чего, удавилась на своем этом кожаном ремне, и очень просто».

О таком вот несчастном случае поведала Кате ее сводная родственница Серафима Гуцуляк, а Катя даже бокал с красным вином поставила от возмущения. Она не то чтобы не поверила Серафиме, но выразила сомнения в адекватности бабы – героини рассказа и нечастной самоубийцы. Катя считала, что нормальная, разумная женщина изначально не будет ввязываться в заведомо проигрышную историю отношений с осужденным. Одно дело, утверждала Катя, когда с твоим родным человеком происходит беда – от тюрьмы да от сумы, но знакомиться с таким?! Да кто это будет делать, в здравом-то уме?! Она — сумасшедшая, резюмировала Катя, грустно, разумеется, трагедия, но – ничего не поделаешь, страдающий разум, мятущаяся больная душа.

И вот тогда Серафима Гуцуляк смелым шагом отправилась в свою спальню и приволокла оттуда белоснежный ноутбук с надкушенным яблоком на обложке.

«Смотри, — коротко проговорила она, — вот смотри сюда. Это что же, тут все – психбольные? Страдающие мозги? Больные души? Пол-России, что ли?».

Серафима предложила Кате ознакомиться с форумом под названием СИЗО, где общались, как было заявлено, «зеки и сокамерники», но существовала и отдельная ветвь, где делились наболевшим именно «заочницы».

Катя начала всматриваться в монитор только из вежливости, не хотелось обижать невниманием добрую Серафиму, но уже минут через пять читала, читала.

«Приветик всем! А я хочу рассказать о своём случае. Расписались мы на зоне. Расписывали нас через окно передач (т.к. зона строгая), фоткаться не разрешили. Он по ту сторону был в робе, а я в свадебном платье. Регистраторша отметила, что ей надо было, и всё! Но нас сразу же завели в комнату свиданий (сначала меня обшмонали, потом его). И дали три дня. Вот и вся свадьба.  Но я ни о чём не жалею, у нас был праздник, пускай как не на воле, но всё же. Это наш праздник. Главное, потом не жалеть, не упрекать себя и мужа. Всем удачи!».

«Нужно, общаясь, на все обращать внимание, ничего не пропускать мимо ушей. Если человек вам врет, то он когда-нибудь обязательно проколется. Например, мой эпизод: после двух месяцев общения у моего телефон отшмонали. Телефон «Самсунг» был, говорит. Я отсылаю денег, покупает другой. Спрашиваю, какой? Называет другую марку. Через некоторое время проговаривается случайно, что у него – старый «Самсунг». Вывод я делаю соответствующий.  Никто ничего не забирал! Когда таких эпизодов наберется несколько, начинаешь задумываться. Тем не менее, я все равно с ним, и даже пытаюсь найти оправдание его поступкам».

И так далее.

Катя листала виртуальные страницы, раскраснелась, разволновалась, она не понимала себя. Свидание с Серафимой продолжалось весьма скомкано, Катя все больше молчала, глотала вино, внезапно вызвала такси, рассеянно расцеловав подругу. Стемнело, круглая луна напоминала широкое Серафимино лицо.

Дома Катя кинулась к компьютеру, отыскала тот самый форум — одна запись привлекла ее избирательное внимание. На удивление, представленная фотография была хорошего качества и высокой степени художественности, черно-белая, при взгляде на нее вспоминались чьи-то слова об игре света и тени, как смысле фотографического искусства. Это был портрет молодого мужчины, по типу внешности, несомненно, его можно было отнести к растиражированной категории «гламурных подонков», к которой он и принадлежал, видимо. Видимо — принимая во внимание статью 228   УК РФ: «Незаконные производство, сбыт или пересылка наркотических средств, психотропных веществ или их аналогов…», по которой молодой мужчина был осужден сроком на двенадцать лет. Называл он себя – Пол. Катя собиралась просто посмотреть еще раз. Просто посмотреть. Но получилось не совсем так, ведь человек предполагает, а.

Катя в сильном волнении, и вряд ли отдавая себе отчет в действиях, переписала на первую попавшуюся бумагу телефон, указанный под фотографией, мобильный оператор Билайн, федеральный номер. Первая попавшаяся бумага оказалась квитанцией за телефонные переговоры, в этом обезумевшей Кате привиделся добрый знак. Она добавила в свои мобильные контакты Пола, прыгающими пальцами набрала сообщение, адресовала ему, и все это за считанные секунды.

Сообщение она начала так: «Дорогой Пол. Вы меня не знаете, но…»

Пол ответил через один час пятнадцать минут, все это время, один час пятнадцать минут, Катя не только не выпускала из рук телефон, но и не отводила глаз от его маленького дисплея. Как только он гас, стремясь минимизировать расходы энергии, Катя жала на произвольные кнопки, добиваясь ровного свечения заставки — выбранной под влиянием момента фотографии котенка породы мейн-кун. Это такие огромного размера коты, потомки камышовых вроде бы.

Катя давила на кнопки и не могла думать ни о чем кроме «а не плохой ли здесь сигнал сети», через один час пятнадцать минут получила недлинный ответ, Пол настороженно спрашивал, с какого именно сайта Катя получила информацию о нем.

Так или иначе, но Катина хорошая жизнь, с приятным пробуждением безо всякого будильника потому как присутствие начинается в одиннадцать, Катина хорошая жизнь с приятным погружением в сон между часом и двумя ночи потому как не торчать же в клубах до утра – вот эта вся тщательно придуманная Катина жизнь превратилась во что-то другое. Разумеется, произошло это не в момент отправки сообщения, начинающегося словами «Дорогой Пол. Вы меня не знаете, но…»

Этим превращение завершилось.

— Так вот, — Катя изящно почесывает нос кончиком карандаша, — два письма… от пятнадцатого и двадцать третьего…  Ой, и не говори. Так расстроилась. Какой-то у них конфликт в отряде. И Полу больше всех надо, конечно.

Катя присаживается на офисный стол, юбка с неровным подолом, матовые темно-серые туфли на высоком каблуке, Катя рассказывает последние новости Пола, употребляя особый уже сленг, она взволнована еще и тем, что к середине апреля Полу обещали ДС – длительное свидание сроком трое суток, потому что он не нарушал дисциплины, добросовестно трудился,  и отсидел уже почти шесть лет из своего срока. Катя, разумеется, едет-едет, она уже все узнала, все расспросила, и что вести с собой, и где снимать комнату, и сколько это будет стоить и разное еще.

— А вот в американских тюрьмах стоят особые датчики, — делится информацией Катя, — они чувствуют наличие наркотиков на руках, одежде, мельчайшие частицы, молекулы. Там люди, приехавшие навестить своих близких, перед входом в этот проверочный шлюз стерилизуют одежду, руки моют, как хирурги…

Катя задумывается.

— Хорошо, что у нас ничего такого нет, — делает вывод.

— У нас зато куча всего остального, — возражаю я и выходит Генрих. Растирает лицо рукой. Генрих очень похож на Шалтая-Болтая из Алисы в Зазеркалье, или проще – на гигантское яйцо, если к нему приделать ручки-ножки и крошечную, почти не выступающую за контуры голову.

— Что у тебя с Торговым проездом, — раздраженно спрашивает Генрих.

— Все нормально, — я опускаю голову, нахожу справки, — вот получили документы…

Генрих отвергает мое предложение ознакомиться с документами и спрашивает дальше:

— Ладно, а что с пятикомнатной? Что ты там тянешь, шоколадная же хата! Давай, чтобы к концу месяца – было.

— Не получится, — не отвожу взгляда от его сердитого лица, — там четвертый владелец в бегах.

— Ну, так найди его, — Генрих грузно опускается на Катин стул, — какие проблемы. Чаю мне. И витаминный напиток сделай.

— Катя, я воспользуюсь твоим компьютером, — спрашиваю.

— Минут тридцать у тебя есть, — отвечает Катя, взгляд ее мечтателен. Включает чайник, чайник визжит.

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.