Все будет хорошо, ты же знаешь

Вы дожидаетесь ее на условленном месте, может быть, в кафетерии торгового центра, может быть — на углу каких-то улиц, она опаздывает уже минут на тридцать, вы сердито достаете телефон и собираетесь звонить. Летний день выкатил тучи, моросит мелкий дождь, к носкам ваших туфель летит бумажный мусор и влажные тяжелые листья. Набираете номер, откашливаетесь сурово — и именно в этот момент она появляется, улыбка выступает впереди лица, она  живо берет вас под руку и увлекает за собой, в ее высоком голосе звенят серебряные и медные монеты, как если бы их потрясли в пригоршне на растущей луне. Дождь вроде бы кончается. В мелких лужах отражается серый потолок неба или подвесной армстронг торгового центра.

«Ну, как дела?» — спрашиваете вы, она смеется и отвечает: «Лучше всех», вы заказываете кофе или ничего не заказываете, просто идете, вспугивая голубей и тоскливых тощих собак.

«Лучше всех», — повторяет она. — «Вчера встретились, наконец, с Петькой. Ну, помнишь, такой блондин из городской прокуратуры, мы в интернете познакомились, у него еще фотка главная была со слоном? Из Таиланда, со слоном. Я прямо с утра места себе не находила, какая там работа, слава Богу, что в понедельник клиентов мало. Все из рук валилось, ты не поверишь, Катькин стакан грохнула, с портретом, ей муж на годовщину свадьбы подарил. Она рыдала и меня теперь ненавидит. Вооот…»

Вы переходите дорогу на зеленый сигнал светофора, или заказываете тирамису и чизкейк. Она оправляет рукав льняного пиджака цвета яичной скорлупы. Тщательно накрашенный красным рот открывается снова. Мелькает серебряный шарик в языке — год назад внезапно сделала пирсинг, вдохновилась примером юной коллеги.

«Вот, а потом с девчонками в обед пошли мотаться по магазинам, вообще-то искали подарок Семенчук на юбилей, но ничего не выбрали. Я каждые пять секунд смотрела на часы. И отправилась-то с ними только для того, чтобы время быстрее проходило, имитировала занятость. Порвала чулок, какой-то придурок бидоном зацепил, прикинь? Что сейчас носят в бидонах, непонятно. Пришлось покупать новые чулки, пятьсот пятьдесят рублей, сзади шов, сверху волан. Цвет загара. В пять уже стояла в пробке на Московском, вся в нетерпении, еле удерживалась, чтобы не обкусать ногти. Говорила себе: у тебя маникюр, не смей. Вот так, аутотренинг. Галопом домой, схватила Ксеньку, оттащила родителям, времени в обрез, у папы приступ подагры и скандалят из-за горохового пюре, какая-то рыба в панировке. Уфффф, развернулась и помчала на встречу, Петька уже ждал. Опелек-задрота, привет-привет, куда двинем? Как работа, то се. Шутит, даже иногда смешно. Сразу, конечно, про язык — покажи мол, скорее. Показала».

Она высовывает демонстративно язык, делает несколько движения вверх-вниз, вы усмехаетесь и думаете, что все-таки это немного вульгарно. Иногда шарик стукает о зубы, иногда — о вилочку для чизкейка.

«Поехали в этот новый итальянский ресторан. Сожрали чего-то, даже не помню. Спагетти карбонара, что ли, и грибную лазанью. Сырная тарелка, виноград, орехи. Он не пил, а я — почти целиком бутылку кьянти. Волновалась, говорю же! Бутылку кьянти. Расплатились пополам, я настояла, еще потом разбираться, кто кому и сколько должен. Были прецеденты. Пополам, и все».

Опять начинается дождь, вы прячетесь в ближайший магазин, это антикварный и можно долго рассматривать коллекции старинных серебряных ложек. Или кофе выпит, и вы машете рукой официанту с просьбой повторить заказ. Она переводит дыхание и снимает с ресницы невидимый мусор. Быстро-быстро моргает.

«Да, забыла совсем сказать. Цветы подарил. Девушка ходила по залу, с огромным таким ведром, розы таскала. Петька ее уцепил, и вытащил несколько, за стебли. Уколол палец, засунул в рот, как маленький. Завернул букет в полотняную ресторанную салфетку. Вручил, а вот разговаривали мы мало. Все какие-то паузы. А ведь виртуально мы просто часами, часами общались. Наговориться не могли. То про детство, то про книжки, музыку. Петька прям меломан, кучу всего знает, ну я и спросила его специально вчера про Джимми Моррисона. Типа, какова его роль в развитии рок-музыки. Он обрадовался и часа полтора вообще не замолкал.

Вот, значит, The Doors, ресторан «Barney’s Beanery», где в одном из углов Моррисон как-то справил малую нужду, теперь в этом месте установлена памятная доска, офигеть. Приехали ко мне. Ужасно получилось, мы еще по лестнице поднимались, а я всем нутром ощущала, что зря, зря. Но уже поднялись, закрылись изнутри, и надо было начинать. Розы только в вазу поставила. Хороший сорт, местные, они здорово пахнут и долго стоят.

Вот. А что дальше? Даже и рассказывать-то нечего, веришь? Было жутко неудобно, чуть ли не выманила его на свидание, чуть ли не навязалась, хотя он первый предложил увидеться в реале, отметить три месяца знакомства. Или четыре? Разделись. Трусы у него такие наивные, в ромашках и сердцах, готовился. Я скрывалась под простыней, надо худеть однозначно, позорище. Переживала, будто экзамен какой сдаю. Похоже, завалила. Минут сорок у нас все это дело заняло, недолго, мечтала о моменте, когда он натянет портки и уйдет. Ни обиды, ни особого разочарования, но пусть бы ушел.

Да он и не рвался особо остаться, вот что я тебе скажу. Воды выпил из-под крана, спросил сигарету. Откуда у меня сигареты. Ничего страшного, — утешил, — сейчас куплю в табачном киоске. А где твой ребенок-то? И головой крутит, типа она сейчас выпрыгнет из шкафа. У родителей, говорю. А, говорит, ну ладно. Ясное дело, абсолютно пофиг. Тянется поцеловать, прощаясь. А я прямо вот челюсти сцепила, думаю: ну все, ну уходи, ну все, ну уходи. Ушел. Я из простыни размоталась, набрала ванну, пены вылила полфлакона. В холодильнике нашелся мартини, граммов двести. С бутылкой в руках залегла в воду, струя из крана бодро плещет, звук такой. Умиротворяющий. Радовалась, что осталась одна и что сейчас лягу спать. Перед сном почту проверила. Смотрю — Петька-то уже в «скайпе» сидит. Внесла его в «черный список».  Спать легла. Потом встала, извлекла Петьку из списка. Думаю, ничего страшного, первый блин комом».

Выходите из антикварного магазина, из торгового центра, смеркается. Она аккуратно целует вас точно в середину щеки, вы аккуратно целуете ее точно в середину щеки. От воротника пиджака цвета яичной скорлупы пахнет сладко.

«Здорово, что мы с тобой поболтали, — говорит она. — Мне это полезно было, проговорить все. Разложить в голове. Теперь вижу, что сама виновата, не дала ему шанса. Конечно, кому понравится, когда на тебя смотрят и считают минуты до твоего ухода. Я думаю, в пятницу нужно снова с ним встретиться. Или в субботу. В субботу, думаю, лучше всего. Все будет хорошо, ты же знаешь».

В высоком голосе звенят серебряные и медные монеты, как если бы их потрясли в пригоршне на растущей луне. Влажный асфальт загадочно поблескивает в свете витрины круглосуточного продовольственного магазина из небольших. Она разворачивается и уходит, лицо ее светло. Во рту покоится серебряный шарик.

 

Художник: Холли Сьерра

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.