Немного секса к холодной воде


«Эротические приключения», — озаглавила безнадежно пустой новый документ журналистка Собакова и посмотрела на календарь. На нем не было фотографий, будоражащих воображение. Это был обычный календарь с видами какого-то банка, врученный Собаковой вместе с картой ВИЗА. На карту перечислялась ее зарплата. На календаре болтались часы — луковица, показывая критическое для Собаковой время.

Эротические приключения! — сказала она часам. Вот, черт, — сказала она монитору, закусила губу и написала: «Эн, надолго выпавшая из поля зрения общей компании, отвечала на встревоженные вопросы товарищей с легкой улыбкой: небольшое эротическое приключение, понимаете. Товарищи понимали».

— Ага, — вслух не согласилась с собой журналистка Собакова, — понимали они, как же. Ржали, как кони. Рыдали прямо от смеха. Какое, говорили, мать-моржиха, у тебя эротическое приключение? Наверное, ты опять лоб утюгом для волос обожгла? Идиоты.

«Как и любое эротическое приключение Эн, оно завязалось внезапно. Она ехала в маршрутном такси, поездка была рабочей, по этому поводу Эн грустила, морщила лоб. Она устала от работы и хотела домой, читать книгу, пить чай, чистить мандарины и болтать по телефону. За проезд передайте, — ощутимо стукнули Эн сзади по плечу. Она сдвинула брови и обернулась, яростно готовая оспаривать невежливое к ней отношение. Не смогла произнести ни слова. На Эн карими круглыми глазами смотрел чернокожий мужчина. Он улыбался и протягивал ей мятый полтинник. Рука на обороте была темно-розовой. Главное, не назвать его — негр, — вспомнила Эн».

Собакова оперлась подбородком на стол. Времени у нее оставалось крайне мало. Не меняя положения, она подтянула клавиатуру ближе и бодро продолжила.

«Эн бдительно следила за движениями чернокожего. Как только он пересел ближе к двери, она сгруппировалась и приготовилась к выходу, крепко прижимая локтем сумку и пакет. Спрыгнула следом, шваркнула дверью, поторопилась скрыться от водительских проклятий. Чернокожий мужчина шел неторопливо, на ходу раскручивая провод с наушниками. Смелость, смелость, смелость, подумала Эн, и сказала ему в спину: молодой человек! Он обернулся».

У журналистки Собаковой зазвонил телефон. Она неохотно взяла трубку. Трубка рявкнула голосом главного редактора. Голос главного редактора как бы намекал, что Собакова глубоко неправа, и статью пора бы уже сдать. Эту мысль редактор облек в слова, а попрощался так: учти, у тебя пятнадцать минут. Он всегда так прощался с людьми, один раз сказал жене: учти, у тебя три года. Тогда Собакова удивленно уставилась, а редактор пояснил — имел в виду, что ребенок к поступлению в детский сад должен быть уже порядочно воспитан.

— Пятнадцать минут на сундук мертвеца! — хрипло спела Собакова, — йо-хо-хо, и бутылка рома. Рома бы сейчас было не вредно выпить, признала Собакова. Хорошего, выдержанного, жаль, нет рома. Главный редактор подбодрил бы бутылку: учти, у тебя двенадцать лет!

«Меня зовут Эн, — смело произнесла Эн, — а как ваше имя? Миша, — сказал мужчина без лишнего удивления. Вечерело, смеркалось, и его глянцевая кожа пыталась слиться с уличными сумерками. Отлично, Миша, — сказала Эн. Отлично, Эн, — сказал Миша. Это вышло смешно, и они рассмеялись. Мне нравится, — заметил Миша, — что вы не выражаете восторга по поводу отсутствия у меня акцента. А что, надо выражать?- спросила Эн, — а то я могу. Не надо, — сказал Миша, — не надо, может, погуляем? Холодно гулять, — сказала внезапно распутная Эн, — я вот интересуюсь, вы, к примеру, не проживаете ли где-то здесь, недалеко? Она закашлялась. Проживаю, — ответил Миша, — именно что где-то здесь, недалеко».

Телефон зазвонил снова.
— Вы мне работать мешаете, — сказала Собакова редактору.
— Это я тебе мешаю работать? — проорал редактор, — это я тебе четыре дня не давал возможности приступить к этой чертовой статье?
— Ну, не сдавалась Собакова, — может, тогда не вы, а сейчас — вы.
— Пять минут! — крикнул редактор и отсоединился в гневе.

«Миша провел ее несколькими кривыми переулками, Эн и не знала, что в ее городе есть такие: старые дома, закрытые калитки, заборы из темных досок и палисадники под снегом. Брехали бродячие псы, подбегали и крутились под ногами, домашние псы на цепях рвались в бой и отлетали назад к будкам, уносимые собственным лаем. Безротые старухи кормили голубей пшенной кашей, оранжево сияла размолотая тыква, голуби жадно клевали, воробьи, почти невидимые в тени, определялись по сдержанному чириканью.

Когда Эн заговорила, ее слова прозвучали по-птичьи, клекотом: мы долго идем, так долго идем. Уже пришли, — сказал Миша, отворяя входную дверь в сумраке арки. Фонарь на отшибе не добрасывал сюда желтого светового луча, и Эн уцепилась за Мишин локоть под рукавом куртки — чтобы не упасть и просто так. Осторожно, — сказал Миша, — высокий порог, а потом сразу — лестница вниз. Ага, — выдохнула Эн, удивляясь, почему соседи не выскакивают из квартир с воплями: кто здесь барабанит ночью! Ее сердце колотилось оглушительно, ужасный стук — ты-дым-ты-дым-ты-дым! — но никто не вышел. На третьей ступени, когда вдруг ее голова оказалась на уровне Мишиной, он положил ладонь ей на щеку — щека была холодна, ладонь горяча, и тогда она потянулась к ладони губами, и он поцеловал ее губы, ты-ты- ты-дым, сбилось сердце, ты-ты-ты-дым, и еще раз сбой».

Журналистка Собакова, игнорируя завывающий телефон, быстро дописала две тысячи знаков с пробелами о бархате кожи, точности пальцев, нежности лодыжек и податливости груди, о прекрасных видениях, остающихся перед глазами надолго, даже если веки приподнимались не всякий раз.

— Да, — вальяжно ответила Собакова редактору, — вы получили материал? Редактор выкрикнул, что он ничего не получал, и что если сейчас, открыв почту, он не обнаружит входящих от Собаковой, она может считать себя трупом. Это тоже было одно из любимых его выражений — считай себя трупом. Он часто сообщал это людям и неодушевленным предметам, как-то посулил смерти ноутбуку и ровно через тридцать секунд разбил его бронзовой статуэткой Ивана-царевича на сером волке.

— Получил, — ворчливо сказал редактор, читаю. Оставайся на связи… Черт, негра-то зачем? Негр тебе чего сдался?
— Нельзя говорить «негр», — поправила Собакова, — и вообще, это расизм, апартеид и геноцид. А мы боремся с ним.
— С кем, — переспросил редактор.

— С расизмом, — сказала Собакова.
— Так, я не понял, а главное где? Про конкурс-то где? — негодовал редактор.
— Ой, — встрепенулась Собакова, — и правда! Про конкурс-то я и забыла!
— А я так и знал, — удовлетворенно подытожил редактор.

Собакова открыла файл, и мгновенно набрала следующее: «Дорогие друзья, наверняка и в вашей жизни случались эротические приключения. Редакция еженедельника «Самарский досуг» с удовольствием объявляет конкурс «Вулкан страстей» и приглашает вас принять участие».

Главный приз — ночь любви с главным бухгалтером, — проворковала она, отправляя письмо.

— Собакова! — взревел в трубке главный редактор, — ты меня достала! Можешь считать себя трупом! Где этот текст? Я не вижу! У меня тридцать девять в минуту новых сообщений. Как пишется твой ненормальный электронный адрес?!
— Очень простой адрес, — качнула Собакова плечом, диктую по буквам: эн-эн, восемнадцать восемьдесят один, собака, яндекс, точка, ру.

 

фотография:  Аллан Тегер

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.