Роман Хахалин. Мой Ромка

Мне с самого начала говорили: напиши про Ромку, напиши. Еще когда мы стояли у морга, сидели у морга на этом их несчастном бордюре, что-то пытались сложить в голове, а в голове был просто шум, и воздух приходилось заталкивать в рот рукой, потому что он не лез, уже тогда стали звонить репортеры местных изданий (привет, коллеги) и бодро спрашивать у меня комментарий. Наталья, не прокомментируете ли смерть Романа. Хорошо, что я не совсем понимала, чего они хотят. Но потом, когда холодного после спец. хранения мальчика, загримированного опытной рукой бальзамировщика, когда его зарыли в землю, и был крест, и была табличка, где масляной краской написали фамилию-даты, потом все стали повторять: напиши. Кто, если не ты.

Это очень личный текст, и он не может быть другим. Он просто про Ромку. Про его последние два с половиной года, что прошли со мной. Про то, как мы с ним познакомились – он был главным редактором «Самарской газеты», а я пришла договариваться о внештатной работе. Он сидел в своем кабинете и курил. «Так, стало быть, вы не очень ориентируетесь в журналистской тусовке?» — спросил, красиво выдыхая дым.

За неделю до его смерти мы валялись на моей кровати. Только что мною был найден и уничтожен мерзкий фанфурик с черт-те каким пойлом. Я прижала свою правую ногу к его левой ноге и молчала. Ждала, когда он заснет – тяжелым сном пьяного человека. Мне это не мешало. Когда был Рома, это всегда было счастье. Будто включали свет, когда уже не ожидаешь и все свечи выгорели. Он приходил, звонил в домофон. Он спал. Я обнимала его, прижималась тесно, ловила тепло, дыхание, откликалась на стоны. Это было счастье, и я не согласна ни на какие другие определения.

«Что ли Натка?» — говорил он в полусне, нашаривая какую-то мою часть. «Что ли Ромка?» — говорила я. И он спал дальше.

Сколько раз я его теряла. Сколько раз я его искала. Каждый раз он находился где-нибудь, и я ему говорила: «Ну вот, а я думала, что ты умер». А он всегда отвечал: «Не умер для тебя». И только в последний раз он мне не ответил.

Мы сидели на кухне – он на своем стуле, я на своем, мы разговаривали о чем-то рабочем, и вдруг он вставал и целовал мне макушку: «Просто ты такая умная, Натка». Ромке ужасно нравилось, что он выше меня ростом, и он часто сообщал мне какие-то милые подробности о моей голове, оттуда, с высоты: «кажется, ты лысеешь», например.

Мы ссорились. О, как роскошно мы ссорились, привлекая в очевидцы и третейские судьи полгорода и сотрудников полиции. Я его выставляла из дома. Я выкидывала его рубашки из окна. Потом рвала на такси, чтобы забрать его у мамы. Униженно звонила в домофон. Хлюпала носом. Смотрела в пол, как провинившаяся школьница. Рома, прости, поехали, пожалуйста, со мной, я не могу без тебя, совсем не могу.

Рома царственно забирал очередную стопку книг, и мы ехали, и ветер бил в окно, и таксист ругал пробку на Волжском проспекте, и это было счастье, и я гладила внутреннюю поверхность его локтя пальцами, а он целовал мой висок.

Ромка был настолько блестящим – человеком, собеседником, коллегой, — что я смотрела на него и всегда думала, откуда же это у меня такая прекрасная собственность. Какой он был замечательный красавец! «Тебе когда-нибудь говорили, что ты красивый?» — спрашивала я, и он удовлетворенно кивал бритой головой, а потом рассказывал про девушку в студенческом стройотряде, которая нарисовала ему миниатюрную картину.

Читала у многих, что последний год он целенаправленно убивал себя. Это не так. Не верьте. Верьте мне. Это я не оставляла его ни на минуту, это я прилепилась к нему как репей, это я звонила ему сто раз подряд, моих смс-сок ему – да вот за один день сорок семь штук. Это я доставала его везде, я нашла его в какой-то зачуханной гостинице я обнаружила его в деревне, это я торчала у подъезда его мамы и ждала, когда он выйдет, чтобы цоп за рукав! – и забрать себе. Это я ловила редкие его трезвые мгновения, это я иногда стоически терпела пьяные часы и дни, иногда начинала борьбу, в кровь раздирая руки и сердце, свои и его.

«Спаси меня, спаси меня, ты сможешь?», — говорил он, задыхаясь. Я спасу тебя, говорила я, да ты что, я смогу! Да у меня все получается! Смотри, все, за что я ни берусь, у меня выходит! Мы справимся!

Но наступало утро, и он шел за водкой.

Я не спасла его. Я виновата. Он выбрал для себя слишком длинную дистанцию – переплыть, что ли, Волгу, и он не справился. Он тонул. Рядом оказалась только я, и, разумеется, его убитая горем мать. Нам не хватило навыков, умений, нам не хватило сил, и берег был слишком далеко, и оттуда кричали: выгребайте сами. Ромка наш выскользнул из нежных объятий, и теперь он умер; все так говорят, и я сама видела, но я не верю, не верю, люблю.

6 thoughts on “Роман Хахалин. Мой Ромка”

  1. Низкий поклон Вам. Живите за себя и за близких, несите в мир светлое и доброе, что они хотели, несли, но не донесли. Храни Вас Господь.

    Ответить
  2. Спасибо за откровенность! Жизнь прекрасна, но она же и жестока. Роман успел оставить в нашем времени свой неповторимый след.

    Ответить
  3. Когда узнала об его уходе…надеялась на чудо. Ведь оно нет-нет да приходит… Но в этот раз оно не пришло. ((( Спасибо за то, что были рядом с ним эти годы. Что помогали. Терпели. Любили. Спасибо.

    Ответить
  4. Жизнь подарила вам прекрасный подарок.трудный, но такой роскошный, что стоит сказать ей спасибо!Представьте все другое … И поймете…

    Ответить

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.