Некоторую путаницу, возникшую в головах сограждан относительно содержания первомайских торжества вполне можно объяснить неопределенным положением парного пролетарского праздника – седьмого ноября. Красный день календаря не только переехал с даты на дату, но и несколько раз изменил название, остановившись на чем-то вроде «день согласия и примирения». По аналогии, сограждане стали считать, что нечто подобное произошло и с первомаем, и его стоит отмечать, например, третьего июня. Или — четырнадцатого июля, вместе с взятием Бастилии. Но ничего подобного, место встречи изменить нельзя, Боливар не вынесет двоих, первое мая мы отмечаем первого мая, и называем этот праздник — днем весны и труда.
Конечно, былой «день международной солидарности трудящихся» – звучит много лучше, сразу настраивает на возвышенный лад, но пусть весна и труд. Это дает возможность не уходить далеко от классических лозунгов «мир, труд, май», а мы далеко и не ушли.
Сегодняшнее мероприятие своей атмосферой необыкновенно похоже на первомайские демонстрации образца восемьдесят второго года, например. Или – семьдесят девятого. Позднесоветский период напоминают все эти колонны профсоюзов, авиационного института, медицинского училища, Железнодорожного района и городского округа Сызрань. Взлетают шары, реют флаги, синеют жилетки от Единой России, мы придумали подпоясывать их трёхцветной лентой, бело-сине-красной — нарядно, патриотично и уберегает от ветра. Мы поднимаем плакаты: вместо портретов Ленина, Брежнева и других членов политбюро – логотипы Единой России, мы пока не достигли прежних высот, и конкретно Путинских изображений насчитывается два. Ничего, к следующему году мы окрепнем, и приумножим. Крепим на лацканы пиджаков банты, не красные, но российский официальный триколор, или синие.
Принаряженные, стоим перед трибуной, слушаем обращения профсоюзных лидеров областного значения и чиновников разных уровней. Мэр города сообщает, что самое важное для власти – это общение с народом. И что парки и больницы в городе строятся не для олигархов, а для трудящегося человека. Мэр, безусловно, прав. Он знает, о чем говорит – не найдешь олигарха в городской больнице, да и насчет парков есть серьезные опасения. Но мы не будем возражать мэру в формате праздника, хоть исторически ценим бессмысленные и беспощадные вещи.
Мы разговариваем в своем кругу:
«Воды нет. Сначала горячую забрали. Обещали в пятницу дать, но не дали, а наоборот – еще и холодную отключили. Вот бы о чем поговорить! Со властью! С трибуны! А еще пробки на Заводском шоссе…».
«Ты путаешь их с людьми, которым хоть сколько-нибудь интересно наше мнение».
«А ты видел? Бесплатный туалет в скверике открыли».
«Открыли? Да ничего подобного! Он сто лет как там существует».
«Ну, я имею в виду, его модернизировали».
«А привнесли ли в него инновации?».
Мы смеемся. Ветер играет знаменами. В небо уносятся шары. Известная городская сумасшедшая изображает собаку: лает и хватает за подолы. Мы беззлобно отпихиваем её, если слишком достает. Митинг объявляется закрытым, а праздник продолжается.
Мы согласны продолжать праздник; на трибуне государственных деятелей сменяет заслуженный артист почему-то Ингушетии Михаил Морозов. Поет о России. С другой стороны, не лезгинку же ему танцевать на центральной площади города Самара. Мы не против лезгинки, но не в таких же масштабах. Заслуженного артиста Ингушетии сменяет ансамбль, наверное, песни и пляски, потому что он поет и пляшет. «Пчелочка златая, а что же ты жужжишь, пчелочка златая, а что же ты жужжишь, жужжишь? Жаль, жаль жалко мне, а что же ты жужжишь, жаль, жаль жалко мне, а что же ты жужжишь». Кажется, мы танцуем.
Мы не спешим расходиться по домам. Нам нравится бодрая «Пчелочка», нам хочется потолпиться здесь: иллюзия единения, плечом к плечу, голова к голове, спина к спине, локоть к локтю. Впрочем, отчего же – иллюзия? Мероприятия подвида митинговых призваны напоминать о единстве. Единые, мы иногда носим полицейскую форму. Первого мая она парадная, включает белую рубашку. Мы в полицейской форме плюс белая рубашка носим в руках рации, рации разговаривают с нами смешными, чуть петрушечьими голосами:
«Пройдите на Красноармейскую, почему никого нет на Красноармейской».
«Красноармейская, Красноармейская, именной пересчет!».
Мы охотно пересчитываемся по именам. Нам в полицейской форме приятна весенняя демонстрация. Уж куда симпатичнее, чем эти бесконечные митинги зимой, когда стоишь в оцеплении и кричишь в обледенелый рупор: «Ваше собрание незаконно! Предлагаю всем очистить территорию, в противном случае будут приняты соответствующие меры!». Мороз, ветер, брови индевеют, воротник обрастает кристаллами льда, и не хочется даже думать, что впереди еще следующий митинг, и еще потом через неделю.
Мы ведь и сами думали, что будем выходить на митинги сколь угодно долго. Мы поднялись на такой высокой волне, что небо с овчинку казалось, мы даже гардероб перекраивали, чтобы не холодно. Мы штаны завели на ватной подстежке, мы унты возродили к жизни, мы брали с собой паспорта и набор лекарств — вдруг разбираться в участке, вдруг арест на пятнадцать суток.
А сейчас – хорошо. Растопились льды, стаяли снега, кругом нежная зелень, цветет сирень, и нас пока не арестовывают. Цветет сирень, скоро зацветет липа, поплывет по улицам ее сладкий запах, знаменующий начало летней и лучшей жизни. У нас в руках воздушный шар на пластмассовой палочке, и флаг у нас тоже в руках, красный с серпом и молотом, российский в три цвета, синий с белым медведем, все хорошо; и пончиков мы купили, и сосиску в тесте, и миниатюрный пирожок «министерский» с семгой. И коньячок у нас есть в специальной фляжке, и водочка в компактной бутылке, и стаканчики мы достали из дорожного набора, блестят на солнце стальными боками.
Мы удобно разместимся в скверике на деревянной лавке, поднимем сияющие стаканчики за мир, за труд, за май. За счастье, за любовь, за чистое небо над головой и чтобы не было войны. Мы уже и вправду не знаем – то ли это позднесоветский период, то ли среднепутинский, и что из вариантов лучше. Мы с удовольствием закусываем министерским пирожком с семгой (есть и с мясом!), жуем, глотаем, и остается какое-то смутное ощущение, будто бы нас опять натянули, сделали, кинули и отымели, но это ощущение превосходно нивелируется второй и особенно третьей рюмками. Будем здоровы!
А я очень любил демонстрации Первого мая. Просыпался от звуkов орkестра и непередаваемого по мощи гомона огромной многотысячной толпы, вдалеkе за оkном. Потом идешь на балkон смотреть и махать идущим внизу по Фрунзе kолоннам, торопливо собираешься сам и бежишь k kолонне папиного предприятия с преkрасном и совершенно абстраkтным названием Янтарь-Kасkад. Мужиkи регулярно бегали во дворы, потому что в kолоннах не пили — это было зазорно да и всяkие парторги стучали, а их было. Очень хорошие воспоминания, не думаю, что kаkая-то Единая или любая другая Россия смогут их испортить. Но аналогии печальные несмотря на чудесные воспоминания детства.