Я люблю тебя

Жизнь, как известно, диктует свои суровые законы, причем каждому свои. Мне, например, уже много лет жизнь диктует 13-го февраля садиться, плотно придвигать стул к столу, выдыхать и писать текст о любви. Потому что так уже заведено у нас на Руси, что 14 февраля — это день любви. А может, не каждого 13-го февраля мне до любви! Может, мне вступило в спину, и я корячусь над клавиатурой, собирая железную волю в железный кулак? Может, меня как раз оставил с кучей ребятишек неверный муж, и я пересчитываю медные деньги на молоко и воблу? Или, того хуже, я сама роскошно разочаровалась в очередном прекрасном мужчине и не оставляю для любви ни миллиметра собственной жизни. А еще, помню, был случай, так я 14 февраля встретила в вагоне поезда Самара-Москва, больная вдрызг, и спала стоя в коридоре, из деликатности не осмеливаясь надсадно кашлять на попутчиков в купе. Как бы там ни было, садись и пиши; вот я сажусь и пишу.

Расскажу про Таньку. Потому что Танька вообще необычная из девиц. После восьмого класса она строевым шагом отправилась осваивать привлекательную профессию «водитель троллейбуса с умением выполнять слесарные работы», каковую и получила через пару буквально лет. Неизвестно, то ли слесарные работы она выполняла недостаточно умело, то ли что, но карьера водителя троллейбуса у нее не задалась, зато она познакомилась «на маршруте» с будущим мужем, пареньком Антошкой, в душе эстетом.

Танька — видная девушка, с хорошей плотной косой, и оранжевый цвет жилета ей шел необычайно. Хорош был и паренек Антошка — ровный румянец через скульптурно вылепленную щеку, плакатный разворот плеч. Один лишь единственный имел он недостаток: был вор. Обыкновенный вор, не элита, простой квартирный, правда — с огоньком. Творчески подходил к любимому делу, не ограничиваясь банальным взломом дверей монтировкой. Более всего ему удавался трюк с боевым котом Григорием и флаконом валерьянки. Антошка имитировал, допустим, покупку какой-то крупной вещи, автомобиля, афганского ковра, мебельной стенки или дачного участка, отдавал хозяевам деньги, обильно сбрызнутые валерьянкой, привлекательной для котов. Далее прозрачно — Григорий, привозимый на следующий день в пустую квартиру, по запаху находил спрятанные суммы, в награду получал кус телячьей печени, до которой имел природную склонность. Антошка же радостно воссоединялся с пахнущими чужим горем деньгами, крупную же вещь выгодно продавал, афганский ковер, правда, оставил — как был в душе эстет.

Разумеется, Танька ничего такого не знала о своем муже, и два часа в душном помещении зала суда стали для нее большим человеческим откровением. Кстати, любить мужа она не перестала, настойчиво посылала в Мордовию сырокопченую колбасу, тушенку с гречневой кашей и сигареты, но эстет выбрал свободу и тюремного врача, косоглазую Зинаиду — она могла быть ему более полезной на данном этапе. Надо же понимать! Танька пыталась.

У нее тем временем родился сын, Антон Антонович. Про Антошку-старшенького было слышно много славного: он уехал в Европу, в страну Португалию, знаменитую многими вещами, Танька точно не знала, какими, где и процветал среди танцующих мулаток с розами в волосах. Танька иногда беззлобно разглядывала его портреты на фоне памятников архитектуры в «фейсбуке».

Время шло, Антон Антонович уже учился в начальной школе, его избрали старостой класса, помогал отстающим и еще полюбил петь. Танька немного расслабилась, позволила себе смелое окрашивание головы и решила заняться своей женской судьбой. Для этого она сделала несколько откровенных («откр. фото») фотографий в пальто и меховой шапке-монголке, разместила их на всяких сайтах знакомств.

Первый откликнувшийся сделался ее долгожданным избранником. Избранник работал ветеринаром, юный натуралист с запросами, Танька очень старалась запросам соответствовать. Читала книги, смотрела театральные постановки по каналу «Культура», чтобы почерпнуть. Ветеринар сказался разведенным, жил явно один, таких вещей от зоркого глаза водителя троллейбуса с умением выполнять слесарные работы не скроешь. Посвящал Таньке стихи. Предпочитал японскую поэзию, чтобы не заморачиваться по рифмам лишнего.

И вот утро встречало Таньку прохладой, на ветеринарской плите изжаривались сладкие блинчики, на столе пламенело варенье разных видов. Танька бережно прикрыла фарфоровый чайничек на две персоны полотенчиком, и решила, что счастлива.

Зазвонил телефон, ветеринар поговорил несколько минут о чем-то незначительном, звучно поцеловал воздух и сказал румяной от счастья Таньке:

— Завтра прилетает моя супруга из Португалии. Все забывал тебе сказать. Она там ученый, морской биолог. Работает, пишет труд про креветок, что ли, и других обитателей глубин. Но ты не расстраивайся лишнего. Она на пару недель всего.

Танька заплакала, сморкаясь в полотенчико с чайничка на две чужие персоны.

Потом она встречалась, конечно, еще с какими-то неясными мужчинами, не ветеринарами, не юными, не натуралистами, но без былой увлеченности. Иногда вспоминала Португалию. Научилась определять ее по карте. Узнала все про мадеру, такое тамошнее знаменитое вино.

Следующим ее избранником стал газоэлектросварщик. Он работал на стройке. Лицо его казалось высеченным из камня в три-четыре несложных приема. Газоэлектросварщик очень проникся к Таньке, даже один раз подарил ей цветок, а другой раз — канарейку в клетке.

— Ты моя птичка! — как бы хотел он сказать этим красивым жестом. Он вообще жестами изъяснялся с большим успехом.

Танька ничего, канарейку приняла. Газоэлектросварщик был ей мил, и если бы еще он не повторял непростительно часто странную присказку «мать твою за ногу». Если честно, каждая фраза газоэлектросварщика была сдобрена этим спорным выражением. Танька пыталась возражать.

— Ну, говорю и говорю, не по морде же даю, мать твою за ногу? — искренне удивлялся газоэлектросварщик.

Антон Антонович очень канарейку полюбил, часто навещал ее на подоконнике, развлекал личным детским пением, особенно ему удавалось из «Князя Игоря»:

— Улетаааай на крыльях ветрааа!..

Канарейка иногда подпевала. Из клетки.

Все бы хорошо, но тут газоэлектросварщик как-то стал пропадать. Ну нет его и нет. День нет. Второй нет. Неделю нет. Танька загрустила очень. И на канарейку обиделась почему-то. И Антона Антоновича изругала, что он плохо поет арии. А газоэлектросварщик возьми и приди на седьмой день. Или на восьмой, что несущественно.

— Привет, Танька, — сказал он, стаскивая немодные, но добротные ботинки и подмигивая круглым карим глазом, — мать твою за ногу, собирай вещички.

— Какие-такие вещички? — испугалась Танька, представив, что газоэлектросварщик решил хитро выселить ее из дома, чтобы морально разлагаться на просторах однокомнатной хрущевки с гулящими девицами. Она даже заглянула ему за спину, как будто думала обнаружить там парочку таковых, в трико с блестками и плюмажем.

— С четвертого января я работаю тоже на стройке, но в Португалии, — слегка объяснил ситуацию газоэлектросварщик и подмигнул снова, для убедительности, — в городе Каштелу-Бранку. Толковый сварной народ всем нужен, даже неграм. Ты со мной, и Антоха, конечно, тоже. В Каштелу-Бранку. С птичкой.

Танька неинтеллигентно приоткрыла рот и стояла так какое-то время, но недолго, хотела было ляпнуть что-то неуместное по поводу португальских негров, но удержалась. Антон Антонович танцевал, выбрасывая вперед обе ноги одновременно, пел арию, канарейка орала. В клетке.

— Мать твою за ногу, — подтвердил свои серьезные намерения газоэлектросварщик.

Ну вот, этот год у меня с темой по празднику любви закрыт. К следующему я как-то соберусь, взбодрюсь, вновь придвину себя стулом к столу и напишу еще что-нибудь, с определенным, кстати, удовольствием. Наверное, потому что я и так всегда думаю о любви: со скрюченной спиной, надрываясь кашлем, расставаясь с мужем, презирая красавцев, открывая глаза утром и закрывая глаза вечером. Потому что «я тебя люблю» — мои главные слова, потому что это всегда правда.

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.