Виталий Стадников — новый человек в администрации Самары. Он стал главным архитектором города в марте.
Если учитывать, что некоторое время должности главного архитектора в городе просто не существовало, можно себе представить, с каким количеством проблем столкнулся кандидат архитектурных наук, выпускник Самарской архитектурной академии (ныне Самарский государственный архитектурно-строительный университет — ред.), имеющий значительный опыт работы в Москве. О сути этих проблем и путях их решения — наш разговор с Виталием Стадниковым. Архитектором в первую очередь, чиновником — во вторую. Потому и разговор получился вполне неформальным, без бюрократических экивоков.
— Три месяца назад ты стал главным архитектором Самары. Опиши первые ощущения после того, как ты немного освоился, что тебя больше всего удивило, поразило, вызвало наиболее сильные эмоции?
— Самое поразительное было то, что архитектурная cоставляющая в Самаре долгое время отсутствовала вообще. Даже с точки зрения администрирования. Комитет градостроительства был низведен до уровня технической службы, с которой можно согласовывать мелкие детали готовых проектов, которая может вмешаться в проект только на последней стадии.
Естественно, такая ситуация не позволяет сохранять единый облик города, архитектурную среду, следить за балансом и нормальным развитием инфраструктуры. Мы получали документы на той стадии, когда застройка участков уже согласована, проект уже есть, иногда — уже и строительство начато (без разрешающих документов, но эта ситуация очень часто встречается). Как можно на что-то влиять в таких обстоятельствах? Когда инвестор уже вложил большие средства, когда ни назад повернуть, ни что-то исправить уже нельзя. Предпроектную документацию с нами не согласовывали, хотя вообще-то именно мнение архитекторов важно на самом начальном этапе — еще до строительства, еще на уровне планировки территории.
Вот такую ситуацию я встретил, и сейчас наша задача — ее исправить, добиться, чтобы слышали мнение специалистов-архитекторов, чтобы развитие городских территорий происходило не по принципу точечного проектирования, а комплексно. Это все тяжело, ситуация очень запущенная, но исправлять ее обязательно надо. Надо воспитывать инвесторов, вводить их в цивилизованные рамки, требовать соблюдения не только и не столько частных бизнес-интересов, сколько интересов городского сообщества в целом.
— Для такой работы нужна санкция и понимание городского руководства, мэра. Это есть?
— Я сейчас не обнаруживаю какого-то непонимания со стороны руководства. Я считаю, что карт-бланш есть и потенциально ситуация в наших руках.
— Какова структура комитета градостроительства и какими непосредственными задачами вы сейчас заняты?
— Комитет градостроительства, входящий в структуру департамента строительства, состоит из трех управлений: управление по оформлению земельных участков, управление по дизайну городской среды и инженерной инфраструктуре, управление градостроительного регулирования.
Сейчас одна из острейших проблем, стоящих перед комитетом, перед главным архитектором — создать систему покрытия города проектами планировки территорий за счет бюджетных средств. То есть, не обязывать инвестора разрабатывать проект планировки территории, когда это делается для того, чтобы оправдать появление точечных объектов за счет по сути фиктивного планирования застройки — показанные объекты инфраструктуры есть только на бумаге, а в реальности они даже не могут быть построены. Я пока еще не видел ни одного проекта, в котором хотя бы просто-напросто учитывались нормативы. Везде либо по плотности застройки отступления, либо нет инфраструктурного обеспечения (в первую очередь, автостоянками). Это еще и потому, что у нас нормативная база, региональные нормативы, которыми мы пользуемся, крайне невнятно прописывают эти вопросы. Если в Москве, например, для всего жилищного строительства действует одна «калька», когда при проектировании объекта мы знаем с точностью до одного машиноместа, сколько их должно быть для данного объекта, то в Самаре оперирование нормативной базой происходит, как бог на душу положит. В одной ситуации могут рассчитать девяностопроцентное обеспечение населения машиноместами, в другом — только десятипроцентное. Поскольку невнятные нормативы это допускают.
Мы считаем, что нам необходимо разработать хотя бы временное постановление по обеспечению машиноместами, в первую очередь, жилых объектов, для того, чтобы у города был в руках инструмент регулирования. И привязывать норматив не к средней цифре обеспеченности населения машиноместами, а к количеству жилых единиц в данном объекте. Мы запускаем в этом году разработку местных нормативов градостроительного регулирования, где эти вопросы будут прописаны как одни из ключевых.
— Насколько я понимаю, речь может идти, в первую очередь, о подземных гаражах и стоянках?
— Конечно! Удивительно, что у нас инвесторы эту ситуацию как-то вообще не рассматривают, они не привыкли закладывать в свои расходы подземные автостоянки. Хотя вообще-то во всем цивилизованном мире ты сам себя обеспечиваешь всем необходимым на своей территории, а не на чужой. Если ты строишь дом на каком-то участке — пожалуйста, вырывай там паркинг и засовывай туда свою машину. Это твои проблемы, а не проблемы муниципалитета — выискивать тебе машиноместа. Потому что если ты не можешь обеспечить нормальную инфраструктуру для жильцов, значит не надо столько квадратных метров возводить. И требование по обеспеченности машиноместами одновременно является рычагом воздействия на сверхнормативные объемы коммерческого строительства. То есть, если ты хочешь воткнуть «свечку» посреди города и построить очень много квадратных метров, то тебе прийдется строить не одноярусный, а трех-четырех-пятиярусный паркинг, и в результате тебе это начнет обходиться слишком дорого.
— У тебя в работе наверняка возникали или будут возникать ситуации, когда приходится с кем-то конфликтовать, идти на какие-то компромиссы. Как удается решать такие ситуации и удается ли? И в каком случае компромисс возможен, а в каком — уже нет?
— На компромиссы идти, конечно, приходится. И возможны они там, где есть понимание со стороны инвесторов, есть желание найти разумное решение вместе. Особенно это касается как раз инфраструктуры. Когда видно, что инвестор, даже несмотря на невнятно обозначенные нормативы, готов изыскивать возможности для создания инфраструктуры, среды, а не отдельного объекта в чистом поле, когда он старается максимально решить эти задачи, когда есть движение навстречу интересам города. Не искать взаимопонимания нельзя — иначе у нас все строительство встанет в городе.
— И все-таки, бывают ситуации, когда не удается найти компромисс?
— Пока, например, не удается прийти к компромиссу по проблеме застроенных территорий. Когда выделялись участки под развитие застроенных территорий — это были участки, где живут люди, территории двух-трехэтажной застройки (район пр. Карла Маркса, Безымянка, центр города) — инвесторы заходили туда с планом снести всю эту застройку и воткнуть полностью новый микрорайон. Это такая абсолютно странная идеология, когда сметаются асболютно все ценностные характеристики среды и практически без обеспечения новой инфраструктуры предлагается возведение точечной застройки (я об этом уже упоминал).
— Но ведь сами-то жители этих застроенных территорий, которые часто обитают в довольно ветхих домах без удобств, они-то, в принципе, могут и не возражать против их переселения в какие-то более удобные места в связи с «развитием застроенных территорий»? Поэтому когда инвестор приходит и говорит: мы вас сейчас расселим в нормальные дома с нормальными условиям, жители могут быть всей душой за.
— Где ты видел, чтобы в последние лет десять расселяли в нормальные дома? Точнее, чтобы их строили в Самаре вообще, нормальные дома? Ты сейчас говоришь о ситуации, когда люди, у которых нет ничего, рады хоть чему-то. Но если мы говорим о развитом рынке, а он должен у нас становиться развитым, то он подразумевает разнообразие предложения. Пока в Самаре нет разнообразия предложения — у нас рынок абсолютно плоский, однотипный. Самое ходовое предложение — однокомнатные тридцатиметровые квартиры. Потому что, вроде бы, денег не много у людей, так что это — самое востребованное. И один тип застройки — секционные многоквартирные дома. У нас нет толком ни таунхаусов, ни коттеджей, никакой среды с реально обеспеченной инфраструктурой. Комплексных проектов, проектов кварталов — нет. Есть точечные проекты. По большому счету, единственный комплексный проект — это кошелевские «Крутые ключи». Несмотря на ущербные эстетико-планировочные характеристики, он комплексный. Кстати сказать, когда я туда съездил, то он превзошел мои ожидания — я ожидал гораздо худшего. По качествам среды — гораздо лучше, чем в зоне нерегулируемой застройки на Пятой просеке (ЖК «Надежда» и т. п.). Вот там — полнейшая беда для города, потому что это типичная точечная застройка, где не продумано абсолютно ничего, кроме обеспеченности квадратными метрами. Больше, кроме собственно жилья, там ничего нет. Да, еще модульный храм туда, конечно же, вписался.
Так что все-таки одна из главных задач — убедить инвесторов в том, что наличие среды, инфраструктуры, комплексный подход — это не менее важно, чем выдавать на-гора гигантские объемы квадратных метров жилья.
— От общих проблем переместимся к более частным. Интересно узнать, что нам ждать от продолжения реконструкции набережной?
— Ожидать следует, по большому счету, ремонта и приведения в порядок набережной. Инфраструктурно она будет удобнее оснащена, чем вторая очередь. Появятся спортплощадки, несколько стационарных кафе, стационарные туалеты и т. д. В качестве еще одного плюса я могу заметить, что мы отстояли реставрацию исторических фонарей, которые установлены при строительстве набережной, в 50-е годы. Причем и те фонари, которые были на второй очереди заменены на безотносительные конструкции в «имперском» стиле, мы тоже используем здесь (это фонари в стиле «вашингтон», разработанные архитектором Труфановым). Здесь будет более тонкое отношение к историческим деталям. Будет сохраняться, а не заменяться, гранит, там где он есть. Постараемся добиться реставрации скульптуры «Парус» работы архитектора Никитина на Некрасовском спуске. Я думаю, в этом главный смысл — в уважении к деталям и восстановлении того, что утрачено.
Однако, к сожалению, есть моменты, которые нами до сих пор не учтены и нужно будет их учесть впоследствии. А именно: транспортная обеспеченность набережной, обеспеченность автостоянками. Это, конечно, проблема глобальная и только территорией набережной, на ремонт которой выделены деньги, она не решается. Нужно создавать перехватывающие парковки, где люди смогут оставлять транспорт и идти к набережной. Эти вещи имеют первостепенное значение, и как раз обсуждались на градостроительном совете, который мы собирали по вопросу набережной.
— Новый стадион к Чемпионату мира по футболу в 2018 году. В какой стадии сейчас находится этот проект? И насколько вовлечен в него комитет градостроительства и архитектуры — все-таки стадион строится на территории города?
— Около месяца назад Минстрой области передал нам проект планировки территории. Проект на основе эскизной стадии немецких архитекторов, которая выглядит очень привлекательно. Но визуализация все-таки значительно отличается от проекта планировки, выполненного институтом «Терниигражданпроект» и поэтому сказать, как в реальности будет выглядеть сам стадион, пока сложно. Правительством области объявлен конкурс на проектирование стадиона, надеюсь, это позволит привлечь к проектированию очень высококлассных архитекторов. Но жаль, что разработка таких важнейших инфраструктурных проектов до сих пор ведется, по сути, кулуарно. Ни гражданское общество, ни профессиональное сообщество не принимает участия в их разработке и открытом обсуждении. Это ситуация удивительная.
— Ты работал долгое время в Москве. Там это иначе?
— В Москве авторитет архитектурной профессии значительно выше и участие общества в таких проектах шире. Посмотри: сейчас объявлен конкурс на проект запланированного расширения Москвы. И это конкурс, открытый для общественности, когда готовятся работы, которые обсуждаются сообществом.
— Еще про стадион: когда он будет построен, естественно, получит развитие вся прилегающая территория. То есть, там появятся объекты развлекательной, туристической инфраструктуры — а это значит, что пассажиропоток и транспортный поток туда увеличится. Причем, значительная часть людей будет добираться туда через старый центр города. Удастся ли сделать так, чтобы и люди попадали туда, и старая Самара не пострадала при этом?
— В качестве дополнительного обеспечения транспортной доступности стадиона сейчас рассматривается вариант сообщения по Южной обводной дороге, которая пройдет по берегу реки Самара. Но существующая транспортная инфраструктура старой части города позволяет обеспечить доступ на стрелку Самары и Волги масс людей, если мы будем делать упор на возможности общественного транспорта. На сей счет у министерства транспорта есть концепция.
— Уйдем от стадиона, дай бог ему здоровья. Есть еще один нерешенный вопрос — отсутствие правил застройки и землепользования. Сейчас живем по правилам 2001 года, более свежие суд отменил. Реалии жизненные меняются весьма динамично, и все уже говорят, что правила 2001 года практически безнадежно устарели. Когда, наконец, появятся новые?
— Проблема Самары состоит в том, что здесь нет стратегического видения объемно-пространственного развития города. И отсутствие такой стратегии приводит к тому, что, в общем-то, в любой части города ведется точечная застройка — общего плана развития нет.
Да, существует Генплан, который дает ряд исходных установок, в том числе по средней обеспеченности жильем на одного человека. Но этот подход не отражает реального качества среды, которая должна получиться в результате. Не обеспеченность квадратными метрами должна быть критерием качества жизни, а качество среды, которое не измеряется введенными за год в эксплуатацию жилыми площадями. А у нас во все отчеты — департамента строительства, администрации города, правительства области и губернатора — заложен этот показатель. Чтобы он рос, необходимо каждый год вводить в строй все больше и больше квадратных метров жилья. Но вообще-то количество жилья должно регулироваться рынком. А когда речь идет о количестве, то есть квадратных метрах, то речь не идет о качестве.
Соответственно, возникает желание расширять город, развиваться экстенсивно, потому что легче всего понастроить новых квадратных метров на новых территориях, чем пытаться договориться с владельцами территорий внутри города для их более рационального использования. Но ведь в Самаре есть огромные территориальные «дыры». По сути, мы потенциал развития города на годы можем обеспечить лишь за счет внутренних ресурсов. Но мы пытаемся лезть на внешние территории. Не понимая, что качество квадратного метра жилья определяется комфортной средой, а хорошая среда нарождается годами, не в одночасье, она многослойна, она не возникает в новом районе по мановению волшебной палочки.
— Но все-таки ПЗЗ появятся?
— Правила землепользования и застройки нужны и они должны быть готовы к концу года. Но проблема все-таки в том, что разрабатываться они будут без стратегического видения. Поэтому нам в любом случае придется вносить в них коррективы впоследствии.
— Кстати, ты упомянул о рынке, который должен определять объемы возводимого жилья. Вот если говорить в рыночных категориях, насколько адекватной является стоимость жилья в Самаре?
— Адекватной чему? Если сравнивать с Москвой, то в Самаре и цены на жилье не такие высокие, и себестоимость строительства ниже. А если сравнивать с тем, что предлагают рынки Испании или Греции, то цена неадекватно высокая, но и за эту цену потребитель, по сути, получает лишь коробку — стены и крыша.
— И за счет чего же у нас такие цены высокие?
— Отвечу так: за счет сложившейся в России практики ведения бизнеса.
— Великолепный ответ на все случаи жизни! Но перейдем к другому вопросу. Тема сохранения памятников архитектуры тебе была всегда близка. Сейчас у тебя целый воз других обязанностей, но я уверен, что эти вопросы ты без внимания не оставляешь. Так что же делать с памятниками? Отдавать в частные руки?
— Конечно, отдавать. Но — с охранными обязательствами, с обременением. Вопрос в том, что для такой передачи или продажи нужна подготовительная работа, которую должно вести профильное министерство. У нас есть министерство культуры, знаешь?
Мы сами сейчас пытаемся проконтролировать разработку охранных зон памятников, потому что мы просто не можем делать проекты планировки территорий в исторической части города без этих сведений. И параллельно начнем разработку планировки территорий.
Правилами землепользования и застройки мы будем закладывать соответствующие параметры для исторической части. И когда имеется проект планировки территории, то тогда инвестор не приходит со своим предложением по возведению стоэтажного дома, а сразу получает лот с определенными параметрами, на которые он может рассчитывать. Главное — добиться прозрачности процедуры и четкости того, что предлагается инвестору. То есть, не инвестор диктует, что он будет строить, а город, с учетом своих интересов, интересов жителей предлагает инвестору вкладываться в те или иные проекты с четкими параметрами и ограничениями.
— Последний вопрос. Через два-три года какие результаты своей работы ты хочешь увидеть? Что должно быть сделано, что должно измениться, чтобы ты мог сказать: «Я работал не зря, с пользой»?
— Я бы хотел добиться прозрачности нормативной базы и четкости ее исполнения. Определенности правил игры. Там, где правила определены, меньше почвы для коррупции и больше возможность для муниципалитета действовать в интересах всего города и горожан.
— А понятные и прозрачные правила игры у нас кому выгодны? Ну, Виталию Стадникову, Дмитрию Азарову. Но есть же очень влиятельные люди, группы, в том числе — во власти, которым эта прозрачность в принципе не нужна…
— Я понимаю, что наша задача выглядит несколько утопичной. Но ведь надо когда-то начинать ее решать. Утешает и дает надежду то, что правда на нашей стороне.
Напечатано с разрешением. Оригинал: http://parkgagarina.ru/Intervyu/Hotite-krasivyiy-i-udobnyiy-gorod-Sovetuytes-s-arhitektorami-a-ne-s-investorami.html