Три течения авангарда

7 июня в музее им. Алабина открывается большая выставка самарского авангарда. Первая большая попытка объединить полувековой опыт в едином выставочном пространстве. Зачем это нужно? Есть ли нам чем гордиться? На эту тему главный редактор и соорганизатор выставки побеседовал с Владимиром Логутовым — звездой самарского арта, участником последней венецианской биеннале и куратором проекта «Течения».

— Зачем тебе нужна эта выставка?

— Я подумал, что это хорошая возможность сопоставить академический музейный подход и то, что делают кураторы в режиме полной свободы. Это даст возможность людям увидеть работы разных эпох, и вектор авангардного духа, который укоренен где-то здесь, развивается, имеет преемственность и не обязательно принесен с Запада или еще откуда-то. Мы хотели на этой выставке выстроить все по такой системе.

— Как считаешь, это «наше-местное-уникальное», в чем оно заключается? В чем его идея?

— Если вычленять характеристики Самарской области, то здесь многое зависит от традиции «пейзажизма». Больше созерцательной природы, эстетического наслаждения, то есть важна сама атмосфера. Экспрессии, связанной с отношениями, социальным искусством, здесь мало. Например, в Москве состояние человека одно, в Нью-Йорке другое: темп, скорость — все разное. Здесь отношение всегда медитативное, созерцательное, и эта реальность отображается в творчестве местных художников.

— Мы печатали интервью с Барановым, он заявил, что сюжетная картина маслом – это вершина живописи и что вся наша пейзажная школа отчасти связана с тем, что образования не хватает на нормальную композицию. С одной стороны, он достаточно пренебрежительно относится к этому «пейзажизму», но с другой, такое мнение имеет право на существование, может быть, эта созерцательность, она больше от какой-то недоученности?

— Я имею в виду не совсем это. Например, Евгений Чертоплясов, даже наслаждаясь жанровой сценой, делает свое видео. Здесь важен именно момент созерцательности, то есть как человек видит, расставляет фигуры, эстетическая подача.

— При этом конфликт не закладывается?

— Содержание по отношению к форме играет дополнительную роль. Во-первых, искусство в этом смысле как бы ближе к форме. Я сам, как художник, чувствую это на себе, на своем окружении. Анализируя работы наших художников за последние 50 лет, которые будут представлены на выставке, я ощущаю, что все-таки форма преобладает. Именно форма и формальный поиск стали важны для нашего поколения. Развит не традиционный пейзаж, а момент эстетического созерцания вещи. Это может быть даже большая жанровая композиция, видео, но при этом сохранится ощущение, что конфликт, содержание играют второстепенную роль по сравнению с эстетической подачей.

— Как считаешь, то, что собрано, — лучшее, доступное или это просто твое видение персональное? У тебя же не было, наверное, мысли собирать the best of… Там же есть какие-то спорные места, ну, на мой взгляд..

— Дело в том, что это субъективно. Если бы тот же Баранов делал выставку, у него был бы совсем другой взгляд. Через поколения проходит нить, которую мы видим через какие-то рифмы, аналогии или еще что-то, и мы использовали в экспозиции только те работы, которые вплетаются в эту логику развития.

— То, что ты снимал на митингах, это тоже вплетается в медитативную созерцательную традицию, или это все-таки социальное искусство? Ты сам, как художник, социален или тоже находишься в рамках этой традиции пейзажизма?

— Формировался я абсолютно эстетически, а потом переориентировался. Меня начали волновать содержательные моменты, но до сих пор ощущаю, что сохранилось уважение к самой форме. Грубо говоря, важно, чтобы произведение укладывалось в эту форму, а «хороший-плохой» — это уже второстепенно. Из этого мы выбираем лучшее. Так же и здесь.

Мне важно, чтобы возникал Fine Art. Если нет достойной формы для некоего социального содержания, то это меня не интересует как искусство. Это может быть социальный или политический активизм, и он может быть очень эффективным как форма прямого действия. Но к Fine Art, к чему-то, родившемуся как прекрасное, искусству, не будет иметь отношения, поэтому я сам этого не делаю. Когда форма и содержание дополняют друг друга, то произведение становится интересным.

У меня была работа «Большой взрыв» — четыре проекции, на которых отображаются разлетающиеся предметы, люди, и все это как будто поставлено на паузу. Таким же образом я обрабатывал и видео с митингов.

Получается серия из семи HD-проекций. Мерцающие фотографии, на паузе всегда два кадра – остановленное пространство, которое мы видим в некоем зависшем состоянии. Для меня важно, что так создаются определенные эстетические качества. Если бы, например, не было этой паузы, то сами по себе отснятые митинги мне бы были не интересны.

— То есть тебе политическая наполненность не так важна, важна актуальность? Если бы это был, например, гей-парад, это могло бы быть точно так же для тебя?

— Для меня это было важно и как личное переживание, я присутствовал там не только ради съемки. Но мне было интересно зафиксировать этот апофеоз, толпы людей, и содержание здесь тоже оказалось значимым. В основном я использовал материал, который отснял на площади Сахарова в Москве. Просто было некое весомое пространство, и из него можно было вычленить эстетические моменты, которые при этом еще и несли собой message, например, те же плакаты, начало гражданского движения, развивающиеся флаги, образы этого времени.

Я не хотел делать что-то жесткое, радикальное. Можно представить жанровую композицию – столкновение ОМОНовцев с протестующими. Но в этом нет предела зоны конфликтности. Это искусство, которое быстро растворяется. Сегодня оно актуально, но как вчерашние новости становится не очень интересным.

— То есть ты не становишься политическим художником?

— В таком смысле – нет.

— А вообще ты как считаешь, политические художники, политизированное искусство может быть великим, или это всегда будет, как ты сам сказал, вот этими новостями? Условно говоря, ценность творчества той же группы Война, оно актуализировано только в данный момент?

— Мне кажется, что такое искусство выдерживает проверку временем, когда возникает момент искусства в нем. Это как раз Fine Art. Если ничего подобного не происходит, то как политическая акция это может работать, может даже называться искусством, но спустя какое-то время все равно уйдет, затрется. Но в некоторых произведениях, например, у той же Войны, про мост с х.ем — мне кажется, в нем есть как раз момент возникновения искусства, несмотря на то, что там был использован очень простой прием. В переворачивании машин какой-то рефлексии с точки зрения искусства нет.

Если исходить из таких критериев, работы того же Комара, Меламида или Булатова являются символами эпохи и имеют ту самую форму, где и возникает именно искусство, волшебство. В таком случае это архивируется в некий эстетический архив, и появляется культурная ценность.

— Как ты думаешь, выставка «Течения» является достаточно репрезентативной для того, чтобы можно было на нее привести нашего нового губернатора и показать, чем сильна наша самарская живопись? Она будет для этого достаточно показательной?

— Для людей нашего круга – художников, музейных работников, для тебя, например, думаю, это идеальный вариант. Экспозиция, на которой показано все, должна быть раз в пять больше и как-то по-другому скомбинирована. Но эта выставка является одной из возможных моделей самарского музейного искусства от середины прошлого века и до наших дней.

— Может, у тебя есть идея это проработать и к этому отнестись как выставке моделей? Позиционирование избрать такое?

— В ходе обсуждения все время всплывало, что это некий проект музея современного искусства.

— Это интересно, такого не было, это уникальный позитивный опыт, но мне кажется, что немножко не дотягивает до музейного уровня. Может быть, даже не в масштабе дело, а в какой-то провинциальности в самих произведениях.

— Если брать по-честному, по-научному, мы вынуждены работать с тем, что есть. С самыми уникальными вещами. Делать то, что не существует, — постмодернистский авторский музей. А если выбирать из того, что есть, просто надо жестко фильтровать, и если делать музей, то все вещи должны быть абсолютно бескомпромиссными. Еще один важный момент – размер помещения, в котором этот музей будет располагаться. Например, когда я был в Англии и ходил по большим музеям, это утомляло. Смотреть большие экспозиции тяжело, это высасывает. Но когда я был в Ливерпуле, в филиале галереи Tate, в музее 19-20 вв. и увидел ретроспективу истории современного искусства, у меня не возникло никакой перенасыщенности. Я как будто пролистал всю книжку истории 20 века: Моне, Модильяни и т.д., но все по одному, по два холстика.

В Tate два небольших залах, и произведений там примерно 70, это очень мало, но все выстроено идеально, и представленные работы хорошо показывают приемы развития художников, их видение. Получается что-то вроде энциклопедии. За 40 минут можно просмотреть всю историю искусства как на ладошке.

— Мы такое можем сделать на нашей почве?

-Я думаю, да. Но если делать музей, то это должно быть бескомпромиссно, без спорных вещей. Брать, например, не просто две одинаковые картины, а те работы, которые отражают творчество художника, чтобы было понятно, почему именно эти работы, а не какие-то другие. Чтобы была логика.

— Насколько это будет зрителем востребовано? У меня есть опасения, что, например, Баранов, Союз художников и их поклонники это не примут, просто потому, что это все слишком перпендикулярно тому, что они делают. Хипстеры и поколение арт-пропаганды тоже не поймут ничего, потому что, с одной стороны, это довольно традиционно, а с другой довольно сложно. Потому что проект все-таки не простой: тут есть над чем подумать. На какого зрителя это все рассчитано, если не брать нашу узкую среду? Как ты себе представляешь человека, который придет на эту выставку?

— Самое лучшее, это представлять, как будто я сам пришел на эту выставку. Если брать среднего зрителя, то эта выставка чуть-чуть шире его зоны знания, поэтому получается, что она расширяет степень восприимчивости и лояльности зрителя именно на ту зону, которая доступна для освоения. Если делать выставку ниже этой зоны – зритель может почувствовать себя оскорбленным (что вы мне предлагаете, я больше знаю). Если такую же – получается туса, где все всё знают, наслаждаются, но без открытия. Если брать запредельно шире, то ничего не будет понятно.

А здесь все картины в рамах, практически все висят на стене — это более менее понятная форма. Даже видео мы засовываем в картины (некие плазмы, которые находятся в ряду картин). Если есть вкрапления, какие-то документации перформансов, то они тоже все в рамках: или картины, или абстрактная живопись. Они все укладываются в структуру, консервативную по форме, но в то же время расширяют эти возможности. И, как мне кажется, для среднего зрителя это как раз-таки та зона, куда можно приближаться. Мне кажется, наша задача при помощи такого проекта расширять видение.

— Эта выставка «проканала» бы в какой-нибудь Европе? В Штутгарт ее реально повезти? В города-побратимы?

— Я думаю, да. Опять же как феномен. Но если ее в таком виде оставить для Штутгарта или для Помпиду, она будет смотреться как феномен провинциального искусства.

Если ее повести в регион, на юг Франции, например, она будет смотреться как история искусства региона-побратима. Но мне кажется, что если делать выставке такую историю, то лучше всего ее свозить в другие губернии, показать как модель.

В том виде, в котором выставка создана сейчас, она подходит именно для этого пространства. Для экспорта в Москву она не подходит, потому что по ощущениям это будет как «Бурановские бабушки». Но в Ульяновске, Волгограде или Нижнем Новгороде ГЦСИ, например, можно сделать большую выставку, и это было бы идеально для ее начала. А когда там уже приобретется новое видение, опыт экспонирования, будет понятно. Потому что, если ее делать в столичном пространстве, многие вещи там просто будут непонятны.

— Я думаю, что это задача, которую придется решать, причем в обозримом будущем..

3 thoughts on “Три течения авангарда”

  1. Не могу не согласиться с интервьюером! Господа явно из "узкой среды". Из узкой и влажной

    Ответить

Leave a Comment

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.