Некоторые редакционные задания прекрасно описываются словами, некогда взятыми режиссером Андреем Михалковым-Кончаловским для названия фильма «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж, потому что гордая была». Сюжет незамысловат: повар Ася любит шофёра Степана. Шофер Степан повара Аси не любит. К повару Асе сватается вдовец Чиркунов. Но и вдовца она отвергла — потому что «гордая была». Да, и еще Ася хромает. Немного хромает, это будет важно потом.
Некоторые журналисты вот вроде бы и не хромают, а все у них складывается как-то нелепо. Скажем, присылают им информационную сводку о проведении 26 июня 2012 года акции «Самара без наркотиков». Местом проведения указана Городская клиническая больница номер один, другими словами – Пироговка. Время проведения – двенадцать дня. Полдень, в который исчезают тени. И вот некоторые журналисты дожидаются исчезновения теней, собираются, начищают вставную челюсть, прихватывают фотоаппарат, и бредут сквозь летний зной. В автобусе вяло подслушивают разговор студенток: «Выходим на Политехе!» — говорит одна. «На Строительном», — строго поправляет другая. В жару трудно упомнить место своей учебы.
Лето 1966 года выдалось жарким. Съемочная группа Михалкова-Кончаловского прибыла в село Безводное, Горьковской области. Актрису Ию Савину поселили в доме, где обитали четыре старухи: прабабка, бабка, мать и дочь. Режиссер добивался ощущения правды, стихийности, настоящих реалий. В фильме он занял всего трех профессиональных актеров. В массовых сценах охотно участвовали жители села. Для съёмок эпизода проводов в армию собрали человек в двести крестьян, выставили ящики водки. Пошло народное гулянье — пляски, частушки, мордобития. Один тракторист, напившись пьяным, заехал со своим трактором в овраг, пришлось его вытаскивать краном. Ничего, справились.
Через три недели после сдачи картину запретили. Высокий чин из КГБ сказал: «Асю Клячину мог сделать только агент ЦРУ». «Почему все герои уроды, — с претензией интересовался высокий чин, — один горбатый, другой беспалый, героиня вообще хромая, к чертям собачьим!» Михалков-Кончаловский писал в своей книге: «… воздействие «Аси» на искушённого зрителя было наотмашь по простой причине. Привыкшие к соцреализму, к определённой манере изображения жизни, люди увидели реальность. Просто реальную русскую жизнь, как она есть. И это потрясало. Ибо жизнь эта была чистая и светлая и в то же время пронзала своей болью, своей нищетой, своей замороженностью. Ибо нельзя было в той, Советской России быть несчастным. Не разрешалось. Все были счастливы. А кровь текла… А стоны не стихали…».
Плохо, когда стоны не стихают. Гораздо лучше, когда без стонов. Однако бывает – вроде тихо, а все не так, как надо. Приходят журналисты на условленное место. Озираются вокруг. Городская клиническая больница номер один ничем не выдает своей причастности к проведению акции «Самара без наркотиков», живет обычной жизнью: подъезжают «скорые помощи», бравые санитары управляют каталками, усталые доктора курят в тени, на костылях передвигается парень с гипсом на ноге, пугливая беременная женщина отказывается заходить в родильное отделение. Сухонькая старушка привечает голубей, крошит им от хлебного кирпича. На старушку базарно орут две медицинские работницы в теплых не по погоде рабочих ватниках. На ветвях больших деревьев оседает пыль.
Худой охранник в творчески измятой униформе виртуозно управляет шлагбаумом на въезде, журналистам приходит в голову осведомиться у него насчет планов больницы по проведению городской акции. «А что, товарищ, — подходят журналисты ближе, уворачиваясь от несущихся такси, — не подскажете, где тут у вас будут протестовать против наркотиков?»
Охранник пугливо озирается и клянется в полной неосведомленности. Перформативы в его горячей речи наводят на мысли о чем-то не совсем пристойном, но ужасно интересном. Например, худой охранник мог бы в свободное от шлагбаума время тайно переодеваться в дамское платье и танцевать под луной.
Журналисты отправляются в пеший поход по территории больницы. Стройный бронзовый Пирогов приветливо смотрит строго впереди себя с невысокого постамента. Рядом с Пироговым гомонит небольшая толпа – снова беременная женщина и взволнованные родственники с обеих сторон. «Мамаша, не расстраивайте меня лишнего, — кричит беременная женщина, — уйдите лучше совсем!» Мамаша понуро уходит. Совсем?
Трехэтажное здание роддома ремонтируют. Горы песка, щебня, из окон с криками «поберегись!» кидают старые доски, почерневшие от времени. Прораб с группой рабочих обходит здание по периметру. «А вот здесь мы будем подавать». Группа рабочих возмущается. Здесь совершенно невозможно подавать! Пусть прораб сам подает здесь, если хочет, а они не будут! «Придется», — с нажимом отвечает прораб. Журналисты с любопытством прислушиваются. Страшно интересно узнать, что именно здесь невозможно подавать, но придется. Рабочие и прораб злобно оглядывают журналистов и угрожают жестами. Журналисты спешат убраться подальше. Быть битым группой строительных рабочих под окнами роддома – удовольствие сомнительное.
Красивый, рослый доктор в хирургическом костюме цвета морской волны щелчком отправляет окурок в урну, раздраженно отвечает трубке: «Да ты идиот просто. Там и шить-то было нечего. Говорю – идиот…». Неторопливо разворачивается, направляясь к главному корпусу. Дошивать?
Грузовой микроавтобус тщетно пытается припарковаться в узком разъезде меж ожоговым отделением и приемным покоем травматологического пункта. Грузовому микроавтобусу мешает полицейский автозак, уютно расположившийся неподалеку. Водитель микроавтобуса в гневе бросает руль, выскакивает наружу и эмоционально настаивает на смене дислокации: «Да возьми же ты правее, …, …! » Водитель автозака нехотя распахивает дверцу и выговаривает, четко артикулируя: «Специально оборудованное транспортное средство для перевозки спецконтингента имеет право преимущественной парковки». Водитель микроавтобуса беснуется. Из приемного покоя выходит сплошь перевязанный хмурый мужчина в сопровождении потного полицейского. В окно меланхолично наблюдает доктор в высоком колпаке. Его зеленая униформа забрызгана чем-то белым. Гипс?
При станции скорой помощи работает столовая «Ноль Три». Пахнет едой. Группка сияющих медицинских сестриц выпархивает из столовского подъезда. Короткие белые халаты отлетают то тонких колен. За ними степенно ступает женщина-врач, докладывает по телефону: «Ну что, картошки-пюре опять у них нет, гороховый суп выглядит гадко, я поела лапши».
Опасные на вид ребята занимают две скамейки в предположительной зоне прогулок пациентов, один из них, принимая различные позы, наглядно демонстрирует, как ему собирались удалять аппендикс, да так и не удалили. «Я так – а тут кровь – струей! — сгущает краски рассказчик, — я – эдак, а вокруг кишки полетели!». Слушатели внимают, предельно выкатив глаза. В пластиковых бутылках с пивом возникают и лопаются гигантские пузыри. На газетной бумаге разложены фрагменты сушеной рыбы. Отдельно в кульке – семечки. Голуби покинули сухонькую старушку и планируют разжиться пищей здесь. Повезет ли?
На соседней лавке отдыхает от забот пожилая медсестра. Сбросила босоножки на устойчивом каблуке, подставила лицо солнцу, рядом книга корешком вверх – «Общаться с ребенком – КАК?». Автора Гиппенрейтер. Вот ведь Юлия Гапперейтер! Когда-то занималась психологией движения глаза, никто ее из широкой публики не знал, книг в больничных дворах не читал. А затронула актуальную тему – и пожалуйста. Грамотный маркетинг. Теперь, глядишь, и движениями глаз заинтересуется широкая публика.
Фильм «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж, потому что гордая была» находился под запретом двадцать лет. Только в 1987 году он снова вышел на экраны, был восторженно встречен зрителями. Широкой публикой. Картину мгновенно признали классикой киноискусства. И по сей день некоторые журналисты, не отыскавшие городской акции «Самара без наркотиков!», вспоминают её дивное название, безмятежно описывающее протори и убытки современности.
Вдоволь побродивши по диким степям горбольницы, некоторые журналисты двинулись своей волей на площадь им. Куйбышева, где ровно год были свидетелями подобной акции, «Самара без наркотиков». Площадь Куйбышева, залитая солнцем, блистала искусственной травой футбольного поля имени делегации FIFA, отдельно взятые юные футболисты с удовольствием пинали разноцветные мячи туда-сюда. Матери футболистов подбадривали их с обочины, и много пили минеральной воды. «Где же наркотики», — вслух тосковали журналисты, матери хмурились, не понимали профессиональной шутки.
