Как все получилось: мы с настоящей художницей Н. договаривались встретиться в воскресенье на ярмарке, а в воскресенье ярмарку-то и отменили, потому что на площади намечались какие-то татарские народные торжества. И мы с художницей прошлись по городу, день был прекрасный, солнце, воздух, листья шуршали, и кто-то где-то их обязательно жег, чтобы вдобавок горьковато пахло дымом. Дошли до пиццерии. Это все ерунда, что между завтраком и обедом человеку не хочется есть. Мне вот всегда хочется, и я рада, находя единомышленников.
С подругой, настоящей художницей Н., сидим в пиццерии и ждем огромную пиццу с названием «Катманду» или как там принято называть огромные пиццы, пьем красное вино из четырехугольных стройных стаканов.
Настоящая художница Н. рассказывает историю:
— Еду как-то в такси. В кожаных прекрасных штанах своих еду. Помнишь мои кожаные штаны? Сидели, как перчатка. Водитель, такой шустрый паренек в кепке, говорит: «А я вот своей бабе тоже кожаные штанцы недавно справил». Я ему отвечаю: «Рада за вас». А он: «Нет, ты что, не веришь, в натуре? Моей бабе все достается — как с куста! Бабла хочешь — как с куста! Тачку хочешь — как с куста! Штанов кожаных вот захотела — как с куста!» И всю дорогу он это балаболил безостановочно: «Как с куста, как с куста, моя баба — как с куста». Доехали до нужного места, я спрашиваю: «Сколько вам обязана?», а он отвечает бодро: «Двести пятьдесят рубликов — как с куста!»
Приносят пиццу, я варварски объедаю сверху сыр, помидоры и оливки, настоящая художница Н. радуется большому куску, следующую историю рассказываю уже я.
— Помнишь, пару лет назад снегопады были дикие, не ходил никакой транспорт и все передвигались пешком? Так вот и я передвигалась пешком, так замучилась, что просто лечь в сугроб и плакать, и тут неожиданно катит одинокое такси. Ну, я, понятно, к нему. Долетаю, плюхаюсь на сиденье, и даже как-то со стоном говорю: «Любые деньги!» Таксист, такой усатый дядька, тип токаря, отвечает: «Мне лишнего не надо». И мы едем. Проезжаем мимо какой-то частной клиники, там светится огнями вывеска: «Врач-андролог». Таксист спрашивает: «Вот что ведь за ерунда такая, навыдумывали новых слов! Андролог какой-то. Терапевт — понимаю. Хирург — понимаю. Даже окулист — понимаю. Андролог — не понимаю!» Я, исполненная благодарности, приветливо объясняю: «Андролог — это специалист по болезням мужчин. От греческого слова «андрос» — мужчина. Вот имя Андрей — означает мужественный…» Ну или что-то такое говорю, вполне миссионерское.
Дядька улыбается в усы и интересуется дальше: «Ага, а вот, к примеру, Павел я. Это что же такое будет по-вашему, по-гречески?» «По-гречески, — говорю, — не знаю, это вообще латинское имя, значит — «маленький». Дядька прямо даже ехать перестал. «Что же это такое, — сердито говорит, — сразу маленький? Никто, — сердито говорит, — еще не жаловался!» И давай копаться в бардачке. Минуту копается. Две копается. Три копается. Просто свирепеет на глазах, ну! Я очень испугалась. Двести рублей ему оставила на сиденье, и выскочила. В снега.
— Так бывает, — авторитетно говорит Н., — не договорились … Помнится, в школе был такой странный предмет — этика и психология семейной жизни, так мы там разбивались на пары и имитировали ссоры, примирения, выяснения отношений… Разговоры с таксистами… Слесарями домоуправления…
Мы с настоящей художницей Н. выпиваем красного вина, доедаем пиццу и заказываем кофе с коньяком. Действительно, ведь был такой странный предмет — «Этика и психология семейной жизни», сокращенно «этика». И еще один странный предмет — «Начальная Военная Подготовка», сокращенно НВП.
Из курса НВП я запомнила: «Среди солдат бытует поговорка: себя в бою не пощади, а командира спаси», а из этики — значительно больше. Правда, преподавание такого важного для любого девятиклассника предмета велось несколько хаотично. Педагогом была назначена непопулярная учительница обществоведения, разведенная сутулая женщина с поджатыми тонкими губами. Таким тонким губам хорошо удаются слова со свистящими согласными, например «ссоль и ссахар по вкусссу». К организации занятий она подошла профессионально, наговаривать не стану. Более того — с большим педагогическим задором и чисто женской смекалкой.
Весь цикл из скольки-то там уроков, допустим, тридцати, она разбила на две равные половины. Первую полностью посвятила чтению вслух без выражения «Плахи» Чингиза Айтматова, а вторую — разъяснению понятия «дисморфофобия».
Именно поэтому я превосходно разбираюсь в видах дисморфофобий — болезненных представлениях о личном уродстве, причем конкретно какой-то отдельной части тела — ушей, носа, ну что там еще, пальцев ног. На одном из уроков тонким плачущим голосом учительница зачитала нам буквально следующее: «В один прекрасный день дисморфофобия исчезнет самостоятельно, когда мальчик неожиданно скажет девочке, что она — самая красивая на свете!..»
Долгие годы меня просто завораживала эта фраза. Дело в том, что мне никто ее не говорил. Про самую красивую на свете. Всякое иное разное говорили. А вот так незатейливо — нет. Какое-то время я даже сильно расстраивалась. Потом перестала.
— Н., — спрашиваю я настоящую художницу, — а вот что ты желаешь услышать в свой адрес? Для полного обольщения?
Н. задумывается. Пьет кофе с коньяком маленькими глотками. Отвечает мечтательно:
— Ты знаешь, меня всегда очень привлекают люди, которые восхищаются моими картинами и хвалят мои туфли. А ты?
— Я очень уважаю, когда меня спрашивают, ела ли я что-нибудь сегодня. Наверное, потому, что много усилий прилагаю для убеждения народа вокруг в обратном.
— В чем?
— Ну, что я в принципе ничего никогда не ем.
— Интересно, — резюмирует настоящая художница Н., — хотя не самый показательный случай. Одна моя знакомая, Таисия Львовна, обалденная красавица, обожает поговорить о своем здоровье. Спрашиваешь ее, как дела? Таисия Львовна отвечает: тахикардия — девяносто.
Выходим на улицу. Медленно шагаем к площади Революции. На стоянке такси из автомобиля выглядывает водитель, похожий на Чака Норриса, если я его ни с кем не путаю, и спрашивает:
— А что, девчонки, наверное, хотели бы жить вечно?
Мы переглядываемся с подругой, качаем головами и громко смеемся. Водитель не обижается:
— И правильно, все равно не получится. Скажите-ка лучше, где тут есть нормальная пиццерия? А то я в центре города не знаю никаких заведений. Если нормальная, буду здесь перекусывать.
И все это ерунда, что между завтраком и обедом не хочется есть. Мне вот есть хочется всегда, и я рада, обнаруживая единомышленников
Прекрасно! )