Парижский май, пражская весна и московская заморозка: предисловие к интервью «Новой газете» лидера мая-68 Даниэля КОН-БЕНДИТА.
Знаменитую статью Пьера Вианссона-Понте «Когда Франция скучает» можно найти на сайте газеты Le Monde — ее даже рекомендуют 155 фейсбуковцев. Выражение «Французы скучают» стало едва ли не идиоматическим оборотом, потому что оказалось опубликованным 15 марта 1968-го, а спустя несколько дней на авансцену истории вышел лидер созданного тогда же «Движения 22 марта» Даниэль Кон-Бендит, немецкий еврей, изучавший социологию в университете Нантерра. 3 мая с митинга во дворе Сорбонны и со столкновений на бульваре Сен-Мишель начались студенческие волнения. 21 мая, ровно 45 лет назад, забастовала вся Франция — коммунисты и профсоюзные деятели, поначалу брезговавшие протестом «буржуазных сынков», решили въехать в историю на чужих плечах.
23 мая 1968 года, Кон-Бендита, Рыжего Дани (Dany le Rouge), выслали из Франции в Германию, но он так и остался самой запоминающейся эмблемой мая-68 наряду с лозунгами «Запрещено запрещать» и «Под булыжниками пляж». Ну и еще, конечно, слоганом «Мы все — немецкие евреи», выросшим из солидарности с депортированным лидером, чем-то внешне напоминавшим молодого Иосифа Бродского. О котором Анна Ахматова сказала затертые ныне до дыр слова: «Какую биографию делают нашему рыжему». Их в полной мере можно отнести и к Дани…
Вианссон-Понте не был единственным, кто отмечал скуку «деголлевского большинства» благополучной буржуазной Франции, переживавшей эпоху послевоенного экономического роста. Скучно было всем — от Ролана Барта («революционная идея мертва») до Шарля де Голля («островок стабильности»). Более того, Вианссон-Понте не был плохим политическим обозревателем. Он был одним из ведущих колумнистов французской прессы, в прошлом главным редактором журнала L’Express. В том же 1968-м, кстати, вышла его книга с актуальным названием «Кто после де Голля?» Просто никто не мог предсказать, что перезревшие перемены в западной культуре, и в том числе политической культуре, взорвут буржуазный мир, и прежде всего Францию. Как никто не мог предсказать падения СССР. Как никто не смог предсказать события на Болотной в декабре 2011 года. Эти вещи не поддаются точному политическому анализу и предсказаниям. Кассандра нервно курит в коридоре. Кремлевском коридоре…
Собственно, Вианссон-Понте писал о том, что французов ничего не интересует. Мир бурлит — война во Вьетнаме, Куба, студенческие волнения по всему земному шару, — а им все по фигу. Все это очень сильно — до буквальных совпадений — напоминало Россию до декабря 2011 года, когда российский средний класс, прагматичный и составлявший путинское большинство, большинство стабильности, она же — скука, ничем не напоминал ту социальную субстанцию, в которую он превратился на Болотной. В тех, кого потом назовут «разгневанными городскими слоями» и «креативным классом» (придав этому термину политико-революционное значение, которое в него не вкладывал изобретатель термина Ричард Флорида).
Собственно, и то, что происходило после мая-68, оказалось очень похоже на Россию-2012—2013. В июне 1968-го на выборах победили голлисты. У нас тоже считается, что всё успокоилось. Но ведь на самом-то деле это не так. Западный мир вышел из мая-68 другим — и ровно об этом говорит в интервью для «Новой газеты» Даниэль Кон-Бендит. Так и Россия вышла из декабря-2011 другой. И с ней, ментально и эмоционально новой Россией, вынужден считаться даже Владимир Путин, пусть инструменты разговора с нею — суды, Следственный комитет, прокуратура, Минюст, РПЦ—ФСБ—ФСО.
Государство (-ва) в 1968 году отстали от общества. Но они догнали его благодаря такой штуке, как западная демократия. Российское государство отстало от общества в 2011 году. И оно отстает от него все больше, архаизируется, дичает, становится все менее эффективным. Ровно потому, что в нашем государстве демократия не работает.
А так уже было — и это тоже урок 1968 года: пока Запад по результатам парижского мая перестраивался, его восточная окраина замыкалась в себе и подмораживалась — таким оказался трагический итог пражской весны-68. Танки в Праге и процесс над вышедшими на Красную площадь в августе 1968-го обнаружили ригидность советской системы, ее неспособность к изменениям. Развал СССР был предопределен именно тогда. Как предопределен развал другой ригидной системы — путинской. И произошло это в декабре 2011 года.
Еще пять лет назад, в сороковую годовщину мая-68, тот же Кон-Бендит, ныне 68-летний «зеленый» (уже не «рыжий») депутат Европарламента, сказал: «1968-й закончен. Мы победили». В своем нынешнем интервью «Новой газете» он говорит о том, что активисты мая-1968 года не были революционерами по одному критерию — они не хотели власти. Они просто хотели изменить мир. И, как выяснилось, им это удалось.
P.S. Кстати, об опыте художественного осмысления мая-68. Действие «Семейного портрета в интерьере» Лукино Висконти, снятого как будто к пятилетию 1968-го, и «Мечтателей» Бернардо Бертолуччи, словно бы сделанного к 35-летию протестов мая, — происходит в квартирах, отлученных от внешнего мира. И только всякий раз этот внешний мир врывается в интерьер. И деваться от него некуда. Это тоже своего рода урок мая.
P.P.S. Героиня «Мечтателей», Изабель, 1948 года рождения (в фильме ей 20 лет), считает себя родившейся в 1959-м, после выхода «На последнем дыхании» Жана-Люка Годара. Прав в интервью «Новой» Кон-Бендит: тогдашней молодежи было проще: хочешь — вот тебе Годар, хочешь — вот Жан-Поль Сартр, придерживаешься иных взглядов — вот тебе Раймон Арон. Сегодняшнее протестное движение — в идеологическом вакууме. А из кино гражданам России находящаяся на последнем дыхании манипулятивная машина предлагает только «Анатомию протеста». Тускло…
Напечатано с разрешением. Оригинал: http://www.novayagazeta.ru/politics/58180.html