В десять утра в зале Самарского драмтеатра еще немноголюдно. Еще не приехали официальные лица и разные начальники. Но они обязательно будут. Ведь сегодня здесь прощаются с последним героем советской эпохи — театральным вождем Петром Монастырским. В это трудно поверить, но он появился на свет еще до Великой Октябрьской социалистической революции. В позапрошлой исторической эпохе. И уходит сегодня.
В зале пока немноголюдно, быть может, он заполнен на четверть. Но это именно те люди, которые пришли попрощаться с Петром Львовичем, потому что он был для них действительно важен. Старушки. Некоторые столь древние, что кажутся бестелесными. Некоторые напротив раздались с годами, но в их лицах еще сохранился отблеск красоты, прекрасная одухотворенность. Они плачут, не скрываясь. Маленькая и легкая словно пушинка бабулечка спорит с охранником: что значит, первые ряды для почетных граждан, а разве мы, воспитанные Монастырским, — не почетные граждане? Пристыженный охранник отступает. Воспитанные Монастырским. Как гордо это звучит!!! И как несовременно. Но глядя на прямые спины этих старух, которых вроде бы уже и не должно остаться в живых, но вот же они! — испытываешь чувство глубочайшей зависти и восхищения этим человеком, прожившим такую длинную жизнь.
Ой, какая лестница! — пугается бабушка с палочкой в совершенно музейной шляпе. Я беру ее под руку. Пергамент кожи и невесомая птичья легкость. Вместе с охранником поднимаем старушку на сцену. Она медленно идет к роскошному гробу, уже заваленному цветами. У нее в руках нет букета и даже одного цветка. Но она пришла проститься с любимым человеком.
О чем она вспоминает, глядя на бледное лицо великого режиссера? Премьеры шестидесятых? Спектакли, которые тогда казались спорными и едва ли не скандальными, а сегодня считаются классикой-классикой? Игру блистательных актеров от которой замирало юное сердце? Или Его спектакли по пьесам Арбузова и Распутина? Его «Татуированную розу» Теннесси Уильямса? Кстати, этот спектакль сейчас, наверное, тоже вызвал бы вопросы и споры. Хотя бы потому, что автор пьесы — гей. Но в те далекие годы об этом никто не думал. А Монастырский гремел.
Возможно, эти благообразные старушки вспоминают вовсе и не спектакли, а мимолетные романы и даже свидания, Петр Львович был человеком любвеобильным, и его амурные похождения приносили ему славу немногим меньшую, чем театральные постановки. Больше ста спектаклей. Огромный корпус русской классики. Великолепные постановки Максима Горького, имя которого носит театр и пьес которого почти не осталось в сегодняшнем репертуаре. Смелые постановки современных авторов.
Но Петр Монастырский был не только театральным режиссером. Он был настоящим вождем. Он создал феномен под названием «Куйбышевский драмтеатр», феномен, о котором сегодня мы можем только вспоминать. Он построил театр. Мало кто помнит, что до реконструкции наша драма была гораздо скромней по размеру и бедней по оборудованию. Он сделал так много, что уже и не упомнишь. И действительно, многое, увы, забыто уже сейчас.
Поклонницы Монастырского прощаются со своей давно прошедшей молодостью. В темном зале, утром жаркого летнего дня. Незадолго до того момента, когда начнутся официальные речи и гром литавр. Они прощаются с прекрасным чувством, которое охватывает человека, любящего театр, едва он заслышит тихий шелест открывающегося занавеса.
На сцене Петр Львович Монастырский. Его не было в этом театре очень долго. В его собственный театр, созданный его талантом, волей и любовью, его не пускали. Даже последний юбилей ему пришлось праздновать на чужой сцене. Почти двадцать лет он был отлучен от своего театра. И вот вернулся. Он снова на сцене. Справедливость торжествует только после смерти. Люди, которые старались не замечать его последние годы жизни, будут говорить прочувствованные речи, пускать слезы, давать ненужные обещания, прощаться. Навсегда.
Петр Львович Монастырский снова в своем театре в окружении своих верных поклонниц. Они принесли ему цветы и любовь. В последний раз. Это очень грустно и это прекрасно. Старые красивые девушки снова пришли в театр с букетом для своего любимого Петра Львовича, Петра, Петеньки. В последний раз.