– А ты Софи Лорен видел?
– У-у.
– А кока-колу пил?
– Угу.
– Ну и как?
– Э-а…
Вот это неопределённо-разочарованное «Э-а», выражающее в устах Горбункова целый сложнейший спектр переживаний, от скрытого восхищения (всё-таки Софи!) до пренебрежительной усмешки (ничего особенного!), вполне, кажется, созвучно настроению большинства наших граждан по поводу уже нашумевшего запрета на многие продукты питания, привозимые, позволю себе ещё одну киноцитату, «оттуда». Нет, полочки с коками и колами в «Гроздях» да «Магнитах» ещё никто не разорял, до этого как-то не дошло, хотя бывший главный санитарный врач страны уже выразил сожаление о том, что «химическое оружие» в виде подозрительно тёмного напитка не было запрещено вместе с другими продуктами массового уничтожения. (Двухлитровая бутыль «Грушёвого сильногазированного», надо полагать, обладает исключительно полезными, а может быть, даже, и вовсе целительными свойствами. А жить где-нибудь под Татищево, рядом с захоронениями радиоактивных отходов, вообще, по такой логике, привилегия).
Реакция саратовцев на «ответные санкции», наверное, никак не отличается от настроения людей в других городах и весях: теперь не будет того-то и того-то, нужно закупить побольше шоколадной пасты, а то ребёнок её любит, поднимутся цены и т. д. Но не о ценниках хотелось бы поговорить сегодня. А о цене.
Люди советской закалки вряд ли испугаются «дефицита». Хорошо помню, как отстаивал в новогодний день вместе с родителями громадную очередь за индийским чаем или китайским, который теперь можно просто заказать по интернету. Сначала до обеда, с записью, потом – после, до шести вечера, до закрытия. Чай «выбросили» неожиданно («кто-то в обкоме не допил» – шутила мама), и мы были в длинной веренице счастливчиков (несчастных отсекли приговором «больше не занимать!») триста семьдесят пятыми. Чай «со слоном» был вряд ли намного лучше, чем вполне доступный «тридцать шестой», но, понимаете, это же как подарок, как новогодняя маленькая сказка – достоять до конца, выдюжить, и получить несколько желанных пачек – по три в одни руки. Сегодня подобные «сказки» кажутся дикостью даже мне, в андроповско-черненковско-горбачёвские времена познавшего и «запись на руке», и переклички, и очереди «с ночевой». А ещё и «талоны» с правом выбора – между безнадёжно слипшимися подушечками в серых кульках и бутылкой пшеничной водки. И почему-то тотальное отсутствие в продаже зубной пасты и носков… Это я, который, как пишет Евгений Рейн, «до сих пор придурок», и которому «невозможно без». Невозможно – без совковой оглядки, без маршей в голове, без Лебедева-Кумача, без поиска в любом фильме «своих» и «врагов», без вбитой в башку житейской мудрости: если люди стоят, пусть и пять человек всего (ну, где-нибудь на Пешем рынке саратовском или на Крытом), значит – товар хороший и свежий и «брать» нужно именно там. Аксиома, блин, такая вот непреложная… А кто постарше – о них и рассуждать нечего. Нет, мы проходили через всё это, у нас на генном уровне есть защита, и без сыра «Бри» мы сможем, скрепя сердце, прожить годик-другой. Но как быть с теми, для кого фразы из гайдаевских фильмов – загадка? Как быть с молодостью, у которой другие ценности? Вон, полюбуйтесь-ка, щебечут о чём-то своём на непонятном почти языке, коротая время за каким-нибудь брендовым фастфудом и преспокойненько – Геннадий Григорьевич, внимание! – запивая всё это дело пузырящейся, как трясина дантевого ада, коричневой бурдой. Они уже познали некое состояние, которое иногда называют свободой. Мир – един. Система ценностей – человек и его интересы. Если тебе предлагают выбирать между отечественной «полезной» продукцией и западной «отравой», ты хотя бы чувствуешь иллюзию выбора. Но если лишают даже такой иллюзорной свободы, тебе начинают волей-неволей претить пусть и самые натуральные на свете отечественные – «свои, домашние», как на том же базаре говорят – продукты питания. Идеология ведь тоже может быть доморощенной…
Очередей никаких и ни за чем не будет, конечно. Дефицит в райкинском смысле этого слова, кто понимает, о чём я, не вернётся уже никогда. И исчезновение макдональдсовской картошечки не станет ни для кого трагедией. (Кроме как, может быть, для многих и многих людей, которые могут потерять работу, потому что заняты в этой сфере). А вот сам факт запрета, этакого назидательного табуирования, возвращающего нас во времена холодного отчуждения с западным миром, печален. Вводить санкции против России – это глупость, если учесть всю взаимосвязанность и взаимозависимость современной экономической сферы. Теперь мы отвечаем на одну глупость – другой… «Э-а!» – только и хочется махнуть рукой на происходящее. Однолинейные ответы и запретительные действия сегодня очень дорого могут обойтись нам в ближайшем будущем. Дорого – не только в измерении нефтедолларов. Есть и иные меры и мерки. Страна может потерять доверие молодых. И никаких «адекватных мер» эта потеря не стоит.
…Я вот с иронией, даже где-то с сарказмом сказал о советском прошлом. Но позволил себе такое только от любви к стране, где родился. Спросите меня, что бы я хотел вернуть, и я отвечу: тот самый новогодний день, который провёл в очереди за дурацким чаем вместе с мамой и папой. И всё же я понимаю, что пути назад нет, и любая попытка изменить естественный ход вещей волевым «решением сверху» – потеря времени и темпа.
– Значит так. Двадцать баранов…
– Двадцать пять.
– Двадцать, двадцать. Холодильник «Розенлев». Финский, хороший. Почётная грамота.
– И бесплатная путёвка…
– В Сибирь!