КИРИЛЛ МЕДВЕДЕВ: «Политики ещё не было»

КИРИЛЛ МЕДВЕДЕВ: «На самом деле почти никакой политики ещё не было»

Кирилл Медведев – знаменитый московский поэт, переводчик, политический активист. Перевод документов, например, требует определенного таланта, а уж переводить поэтические строки тем более дано не каждому. Поэт Дмитрий Воденников, получивший лавровый венок «короля поэтов» назвал книгу стихов Медведева единственным поэтическим бестселлером. Тексты последнего были включены в Шорт-лист Премии Андрея Белого, также Кирилл опубликовал ряд переводов современной англоязычной литературы, среди них две книги Чарлза Буковски. Но в данный момент Кирилл сосредоточился на работе созданного им «Свободного марксистского издательства». Медведев, как левый активист, присоединился к Социалистическому движению «Вперед» и уже 5 лет не публикует собственные тексты. «Новая» взяла интервью у Кирилла Медведева, дабы узнать его мнение о политизации искусства в нашей стране, о борьбе с современной арт-системой и фашизации российского правящего класса.

Фото Константина Рубахина (http://mnog.livejournal.com/)

— Почему Вы перестали читать на литературных вечерах собственные тексты?

— Сначала перестал, потому что перестал выступать вообще. Потом потому что решил не публиковать пять лет стихи, ради эксперимента. В следующем году пять лет истекают, так что, наверное, буду публиковать и читать свои стихи. Ну просто я считаю важным иногда ставить над собой такие эксперименты, это помогает не зацикливаться.

— На Вашем литературном вечере в Самаре, Вы большое внимание уделили рассуждениям об истории левого движения. Считаете ли вы, что в рамках литературного вечера допустимо совмещение чтения поэтических переводов и фактической партийной пропаганды?

— Партийная пропаганда это когда говорится что-нибудь вроде: есть такая партия, она хороша тем-то, поэтому я призываю поддерживать её на выборах или на митингах. Всё остальное – просто сфера интересов и практики – моей и тех поэтов, которых я перевожу. Естественно, читая их стихи, я стараюсь объяснить контекст.

— Каков, по Вашему мнению, уровень «политизации искусства» на данный момент в нашей стране?

— Очень низкий уровень политизации – если понимать под ней способность видеть в себе и других не только отдельных потребителей или производителей гастрономического или эстетического продукта, а сообщества, имеющие и артикулирующие общие интересы. Вот такой политизации пока мало. Правда, многим кажется, что политика, наоборот, на каждом шагу, и кому-то она даже уже надоела. На самом деле почти никакой политики ещё не было.

— В чём, по Вашему мнению, заключается фашизация российского правящего класса, против которого борется социалистическое движение «Вперёд», членом которого Вы являетесь.

— Фашизироваться способен любой правящий класс в момент опасности. Неравенство в обществе воспроизводит предрассудки, которыми в критический момент пользуется власть, списывая все проблемы на какую-либо определённую прослойку, группу людей. Стигматизация тех или иных меньшинств вместо разговора о структурных проблемах системы, о воспроизводстве неравенства и отчуждения – вот идеологическая основа фашизма. И элементы этого мы может видеть даже в самых, как принято говорить, цивилизованных странах, вспомним недавнее выселение цыган из Франции. Но это только элементы. Фашизм же как система формируется на сугубо определенном фоне капиталистического кризиса – безработица, закрытие предприятий, распад солидарных связей, деградация рабочих организаций, которые и добивает фашизм в первую очередь, придя к власти. Надежда на лидера, который всё вернёт назад. Ну и наличие этого самого лидера во главе массовой партии, серьёзно инфильтрированной в общество.

Как режим фашизируется сегодня? Серьёзный симптом – заигрывание власти с крайне правыми политиками и группировками, их использование в политтехнологических проектах или уличных акциях, в расправах с социальными активистами. Серьезный симптом – проникновение крайне правых в Университет, в арт-истеблишмент, в мейнстримную прессу. Но что, возможно, еще серьезнее – это крайний цинизм и разложение самой власти, самых разных, крупных и мелких её представителей, беспринципность её информационной обслуги, трусливая аполитичность статусной интеллигенции. Всё это плюс бесконечный слащавый гимн потреблению со всех сторон приводит часть молодёжи к фашистской героике как единственно достойной альтернативе. По той же причине, кстати, привлекателен радикальный исламизм. Задача социалистов, анархистов, демократов, социальных и рабочих активистов – создавать альтернативу, основанную на других ценностях – равенство, интернационализм, синтез критического мышления и прямого действия. Тяжелая задача, но достойная, я считаю.

— В чём заключается Ваша борьба, как левого активиста, с современной арт-системой?

— Борьба с арт-системой это такой модернистский сюжет 19–20 века, успешно питающийся мифами об изгоях, которых система сначала отвергла и довела до смерти, а потом включила в свои интересы и теперь продает их картины за миллионы долларов. Этим сюжетом система подманивает всё новых и новых наивных ребят, чтобы подарить им за их бунт 15 минут славы и выбросить на помойку. Ведь никакие Ван Гоги и Рембо, никакие трагические и возвышенные борцы в координатах этой системы, в её истории уже невозможны.

Поэтому концентрируясь на борьбе с арт-системой, ты на самом борешься за неё. «Врешь, не возьмешь», – примерно так надо говорить арт-системе. Я думаю, стоит заниматься творчеством с одной стороны, социальным, политическим активизмом – с другой. И то и другое – естественные состояния человека. Не нужно разделять эти сферы, не нужно их полностью смешивать, нужно разными способами сближать и сопоставлять их, существуя между. Иначе придётся играть по тем или иным уже заданным правилам. По правилам реальной политики или актуального искусства.

— Как Вы можете охарактеризовать скандальную церемонию награждения победителей «премии Кандинского» двухлетней давности? Можете ли Вы сказать, что победители «премии Кандинского» были выбраны по политическому принципу, и, что жюри больше волновали именно эти понятия нежели само искусство?

— Номинанты были подобраны по псевдополитическому принципу в целях раскрутки премии. Как известно, псевдополитический скандал – неплохое средство раскрутки. Это был парад идеологий на продажу, в который оказались втянуты художники. Премия Кандинского искала свой имидж, так же как нащупывают его идеологи режима, идеологи правящего класса, дельцы, нахватавшие нефтяных денег, но не понимающие пока, какая идеология наилучшим образом защитит их собственность. Либеральная империя? Суверенная демократия? Радикальный антикоммунизм а-ля Тэтчер и Пиночет? Атомное православие? Национализм с человеческим лицом? Похожие вопросы стоят и перед доминирующими арт-дилерами, успешными художниками, кураторами, галеристами, которые прислушиваются, принюхиваются друг к другу, ловят и создают тренды. Кто лучше продаётся в салонах – художники-марксисты или певцы евразийства? А может быть, борцы с советским тоталитаризмом? Как вписаться в европейский контекст, не обременяя себя всем этим европейским левокритическим хламом? Может быть, стоит больше упирать на что-то исконно русское, или на советский опыт или на вечные ценности, наконец?

И вот когда нам начали объяснять, что никакой политики тут нет вообще, что речь идёт о чистом искусстве… Тут мы и решили сказать свое слово.

— Насколько эффективно молодым социалистам из групп «Что делать?» и «Вперёд» удалось выступить против «державной риторики и сусального золота в живописи»?

— Те, кто ненавидел нас со своих аполитичных или правых позиций, возненавидели ещё больше. Некоторые, как обычно, сказали, что каждый пиарится по-своему. Некоторые серьёзно задумались.

— Какая задача ставилась изначально перед «Свободным марксистским издательством»? Какие цели Вы преследуете как издатель?

— Совмещать перевод важной для нас литературы и развитие независимого кооперативного производства, изучать экономику самоорганизации. Марксисты ведь должны изучать экономику не только через чтение «Капитала». Не просто переводить и издавать тексты, но и понимать, как именно они работают в конкретных условиях производства и распространения. Мы не занимаемся бизнесом, но в то же время хотим быть независимыми и не пресмыкаться перед какими-нибудь издательскими магнатами: «ну издайте нашу антибуржуазную книжку!»

— В одном из интервью, Вы сказали, что для интеллектуала самое главное — это понять, что интеллектуал это не привилегия, а место в борьбе. А какой борьбе Вы говорите?

— Давайте вспомним известных интеллектуалов 20 века, Андрея Сахарова и Ноама Хомского. Они сначала завоевали себе имя в своей профессиональной сфере, а вместе с именем, конечно, и привилегии, материальные или символические, а потом занялись политической критикой своих режимов. Они нажили себе тем самым массу проблем – преследования и ссылки, как у Сахарова, тяжелейшее непонимание коллег, как у Хомского. Вместо того, чтобы обличать американский империализм или советский тоталитаризм можно было сделать еще кучу важных научных открытий – скажет прагматичный обыватель. Но именно такие внутренние революции и дают человеку место в борьбе за настоящий прогресс, за радикальное самоосмысление общества, которое вовсе не гарантируется развитием науки, технологии или художественных форм так таковых.